– Прошу соблюдать порядок. – Судья снова ударил молотком. – Выведите этого ребенка из зала. Суд еще раз предупреждает Вирджинию Делайе о недопустимости неуважения к нему. Суд выслушал суть дела. Объявление решения переносится на понедельник.
Ренолдз взял Джинни под руку и вывел ее из зала суда, уступая дорогу Вилли и Бену Каттоу.
– Мы проиграли, не так ли? – спросила она несчастным и в то же время удивленным голосом.
Адвокат откашлялся.
– Я не уверен в этом. Не могу отрицать, что у Перри есть сильные доводы, свидетельствующие против вас и подчеркивающие слабые стороны вашей позиции. Но если он не сможет достаточно убедительно доказать вашу несостоятельность как жены и матери, то вы имеете все шансы оставить себе дочь и даже получить некоторое денежное пособие. Сейчас, что касается моего гонорара...
– Джинни, – прервал его Каттоу, – я отвезу сейчас тебя и Вилли домой. – Его челюсть затряслась, когда он обратился к Ренолдзу. – Вы получите деньги, когда закончите свою работу, – сказал он коротко.
– Почему, Бен? Почему ты так разговаривал с Ренолдзом? – спросила Джинни, когда они расположились в грузовике.
– Я не хочу вмешиваться в это дело и не имею на это никакого права, но у меня создалось впечатление, что адвокат Перри больше старается для своего клиента, нежели твой для тебя. Мне кажется, что он хочет „поймать рыбу без наживы“, не утруждая себя. И, как мне кажется, у него нет четкого плана действий...
– Он прав, мама, – согласилась с Беном Вилли. – Его адвокат был более подготовленным. Почему ты наняла такого?
Джинни смутилась. Ей было противно говорить Вилли, как ограничена она была в выборе, но сейчас она откровенно сказала:
– Я могла позволить себе нанять только Ренолдза. И я получила то, за что платила.
– Но если он не так хорош, почему ты не отказалась от него? – настаивала Вилли.
– Я надеялся, что ты обратишься ко мне, Джинни, – быстро сказал Бен. – Я никогда не имел дела с адвокатами, но я могу завтра поехать в город... поговорить с Сетом Холлисом. Он помог оформить мне сделку, когда четыре или пять лет тому назад я купил у Джека Лоннигена участок для пастбища. Может быть, он сумеет помочь тебе...
– А что, если не сумеет? – спросила Вилли. – В этом зале до нас никому нет дела, мама. А что, если судья скажет, что я должна жить с ним? Мы не можем позволить им разлучить нас... ни в коем случае. Мы с тобой будем как дерево, у которого отрезали ветку.
– Что же мы можем еще сделать, моя сладкая? Ведь судья отложил решение до понедельника.
– Мы можем убежать. Мы можем покинуть это место и уехать куда-нибудь далеко... пожалуйста, мама, пожалуйста, скажи, что мы можем сделать это.
– Ах, родная, я не знаю...
– Может быть, ребенок прав. Может быть, нет иного выхода. Закон в этом городе, к сожалению, стоит на стороне Перри. Я очень не хочу потерять тебя, Джинни, но благодать не свалится к нам с неба. Поэтому лучше обсудим этот план...
Субботнее утро выдалось ясным и солнечным. Небо было синим и прозрачным. Лишь на западе виднелись легкие полоски белых облаков. Воздух, сквозивший из окна возле кровати Джинни, был холодным и чистым. Немного резко, но приятно пахло свежескошенной травой и цветами.
Несмотря на то, что вчерашний день закончился неудачно, сегодня Джинни чувствовала себя немного лучше. И все лишь благодаря тому, что Бен обещал помочь ей. Бен был человеком, который мог поддержать ее и стать ей опорой. Она зевнула, потянулась и с любовью посмотрела на свою спящую дочь. Вилли спокойно лежала, брови у нее были словно нарисованные; длинные и тонкие пальчики были сжаты в кулачки, которые уютно прижались к лицу. Ее дыхание было ровным и спокойным. Но, когда Джинни наклонилась, чтобы поцеловать ее, она вздрогнула.
– Что? Что случилось? – спросила она спросонья.
– Ничего, родная... ты можешь еще немного поспать. Джинни погладила дочь по спинке, и Вилли постепенно расслабилась и снова заснула. Не раз Джинни сравнивала детство Вилли со своим, с тем давно прошедшим временем, которое она проводила в беззаботных играх и на смену которому пришла тяжелая каждодневная борьба за выживание. Она должна победить, она поклялась себе в этом. Но пока не представляла себе, как и когда это произойдет.
Она долго стояла под теплым душем, мысленно благодаря Бена за то, что у них постоянно есть горячая вода и стараясь не замочить волосы. Затем она обтерлась полотенцем и посмотрела на себя в большое, во весь рост, зеркало. Она была еще в полном порядке и выглядела совсем юной, как сказала бы Сара. Сейчас, когда Вилли так быстро расцвела, они, скорее, были похожи на двух сестер, чем на мать с дочкой. Но какой от этого толк, если они жили, как старые девы-служанки.
Расчесывая волосы, Джинни почувствовала приятный аромат кофе. Готовить завтрак было ее делом, а не Бена. Она быстро застегнула бюстгалтер, надела рубашку, натянула джинсы и побежала на кухню. По дороге она крикнула Вилли, чтобы та вставала.
Вилли прошла в ванную комнату, сняла свою ночную пижаму и повесила ее на крючок. Повернув кран, она открыла воду и попробовала ее рукой. Потом встала под теплый душ. Быстро и собранно она начала мыться так, как учила Джинни, начиная с лица и ниже, всю длинную и стройную фигуру, минуя нежную молодую грудь, которая уже начала оформляться. Мама рассказывала ей, смущающейся и краснеющей, о том, как становятся женщинами, но она постоянно прерывала ее, легкомысленно объявляя, что ей все уже известно. У Вилли не было ни малейшего желания разговаривать о таких непонятных, секретных вещах. И если честно, она совсем не мечтала стать женщиной, так как видела на примере своей матери, как нестабильна и неизведана женская судьба.
Когда-то папа любил их обеих. Это было так давно. Те моменты уже потускнели в памяти, и она изумленно думала: „Неужели это когда-то было?“ Но Вилли запомнила его искренний громкий смех, ласковое выражение его лица, когда он называл ее „своей принцессой“. Она хорошо помнила долгие прогулки с ним, когда он учил ее узнавать животных, деревья и цветы. Тогда он любил и маму тоже, пока они не поссорились; тогда уже стало не до смеха и не до любви. После того, как он покинул их и унес с собой свою любовь и доброту, они столкнулись со всей жестокостью этого мира. Затем отец снова появился и направил всю свою силу на то, чтобы унизить и уничтожить маму. Вилли начала презирать его силу, мечтала о том, чтобы она обернулась против него и смогла бы ранить его так же сильно, как ранила их.
В кухне Джинни и Бен уже допивали свой утренний кофе.
– Ты будешь завтракать, как обычно? – спросила Джинни у Бена, – яйца, колбасу и горячий пирог?
– Позже, дорогая. Конюх попросил меня зайти в конюшню и посмотреть нового жеребца. Он что-то плохо выглядит. Мне все равно нужно ехать в город, может, придется привезти доктора Вильсона. Вы с Вилли начинайте есть без меня. Оставьте мне немного в сковородке.
– Как скажешь. – Джинни вытащила из холодильника батон жирной колбасы, нарезала около дюжины кусочков и положила их на горячую сковородку. Затем в большой китайской миске она развела муку, яйца, молоко и сахарную пудру, замесила тесто и поставила его подходить. Она уменьшила огонь под раскалившимся противнем и вдруг услышала шум автомобиля, ехавшего позади дома по дорожке из гравия. Кто это может быть так рано, изумилась она.
Она накрыла еду белой батистовой салфеткой и вышла во двор. У машины Джинни увидела Рона. Он захлопнул дверь своего „форда“ с такой силой, словно хотел его поломать, и решительно зашагал к дому.
– Привет, – сказала она и только теперь обратила внимание на его вид. Его глаза было красными и распухшими, а одежда похожа на одежду охотника, воевавшего с целым племенем команчей.
– В чем дело? – спросила она, – что случилось?
– Ты! – крикнул он. – Ты, сука! Сара рассказала мне, что ты сделала. Она рассказала мне, как ты соблазнила ее и заставила делать аморальные вещи. А я, дурак, жалел тебя, когда услышал, что судья назвал тебя плохой женой и плохой матерью! Сара говорит, что не может спать со мной, потому что привыкла к тебе, ты сделала из нее лесбиянку и ты заплатишь за этой. Я пойду в понедельник на заседание суда и расскажу судье все о тебе...
