— Держи, будешь страх наводить по дороге! А меч я вложу тебе в ножны, вряд ли он еще понадобится.

С арбалетом в руке Сашка чувствовал себя нисколько не удобнее, чем с мечом, однако тетя Зина показала специальный крюк на седле, куда Сашка прицепил арбалет после нескольких попыток. А выпрямившись, опять напоролся на холодные белесые глаза.

— Все ушли вперед, очередь за вами, — произнес светским тоном Хавелок и протянул руку к Вратам. — Я буду ждать вас там… один, — добавил он и осклабился.

Сашка насторожился. Ему не понравилась эта гримаса. Точно такую он видел в прошлом году в замке, когда этот «гостеприимный хозяин» заверял Андрея с Машей, что Сашка быстро вернется, а вел его в свою тюрьму.

Когда Хавелок отдалился, Сашка произнес тревожно:

— Он что-то задумал, зуб даю!

— Вот как? — скептически хмыкнула тетя Зина. — Скорее всего те ребята, что давно ускакали вперед, поджидают неподалеку. Ну ничего!

— Подожди, — остановила ее мама. — Те солдаты не остановятся до самой Границы, на них меня хватило. Здесь что-то другое… — Мама бросила на Сашку беспокойный взгляд и снова повернулась к Вратам. — Он не зря их закрывал, у него есть запасной план.

— Так что будем делать? — спросил ее Сашка. От того, что мать подтвердила его предчувствия, ему стало не по себе. Он потянулся к мечу.

— Вы долго собрались стоять? — крикнул Хавелок и сделал приглашающий жест.

Мама опустила задранную Сашкину руку.

— Мы сейчас проверим, ты жди здесь!

Сашка решительно сказал:

— Нет! Я не останусь.

Мама поморщилась.

— Санька, некогда спорить, время уходит, скоро тут будет уйма народу! Жди здесь, Терс останется с тобой, через минуту мы всё будем знать. Пожалуйста, не спорь!

Она потянулась к нему и взъерошила ему волосы.

— Мама! — укоризненно бросил Сашка, но она уже скакала с тетей Зиной вперед.

Терс позади Сашки заскулил, потом зарычал. Сашка обернулся — пес стоял мордой к Вратам, вздыбив шерсть и оскалив клыки. Вдруг он пулей метнулся туда, и тогда Сашка разом всё понял. Он отчаянно, сколько было сил закричал:

— НАЗАД! — Но его крик уже ничего не мог изменить.

Сашка слишком сильно затянул повод, и жеребец сделал свечку, прежде чем перейти в галоп, а пущенные стрелы тех, кто прятался за обрезом Врат, уже настигли цель.

Наконечник одной рассек артерию на шее матери, и кровь била из нее фонтаном. Теперь ей осталось всего сорок секунд жизни, он знал это, но она успела еще оглянуться и, бросив мечи, изобразила руками натянутый лук, давая понять, что следует делать. Вторая стрела вошла ей в грудь.

Тетя Зина не стала бросать мечи и больше никого не щадила. С мстительным удовлетворением Сашка увидел, как три головы покатились по песку и следом в него упала чья-то рука. Тетя Зина умудрилась еще рассечь одного из нападавших почти пополам, однако ее смерть тоже была недалеко. Две стрелы торчали у нее из спины, три из груди, одна из которых точно посередине.

В бегущего Терса вцепилась чья-то шальная овчарка, и он был вынужден на ходу изогнуться, чтобы покончить с ней ударом клыков, промахнувшись мимо Врат. Сашка несся за ним молча, хотя крик рвал ему грудь, но нельзя было кричать, это отняло бы драгоценное время, поэтому он просто скакал следом, понимая, что всё пропало.

А у овчарки со свернутой шеей уже стоял рыжий мальчишка, прямо на пути здоровенного жеребца, и, натягивая поводья, чтобы повалить коня, Сашка зарычал от отчаяния, понимая, что не простит себе, если налетит на него, потому что мальчишка этот был Машин брат.

Бросив стремена, оттолкнувшись от огромной черной спины, он рванул арбалет с седла и, упав на бок, охнул от боли в переломанных весной ребрах, но заставил себя забыть о ней, прицелился в совсем уже близкую раковину и спустил курок. За мгновение до того, как раковина разлетелась на осколки, небо над замком закрыла черная тень.

Терс выл, подняв морду к небу. Вой был скорбным, протяжным и горьким. Залаяли выведенные на утреннюю прогулку собаки. Прохожие останавливались, оглядываясь в ужасе. А полный невыносимой боли вой летел над домами, тревожа людские души, вытаскивая из их памяти самые страшные воспоминания.

Сашка был благодарен ему за этот вой. Вперив взгляд в точку, он стоял на коленях недалеко от Терса, раскачиваясь из стороны в сторону, не в силах преодолеть сковавший его паралич. Он ничего не видел и даже не почувствовал бы, как разверзается под ним бездна, но звук достигал его ушей. Только он держал сейчас Сашку на краю едва не поглотившего его безумия.

Терс плакал за него и за себя, а Сашка мысленно умолял его не останавливаться, потому что свирепый, не знающий пощады зверь, что почти его настиг, был еще рядом. Спасительный вой омывал душу, заживляя раны, нанесенные его когтями, но зверь еще пытался порвать путы, грызя узлы и ища выход, желая любой ценой выбраться и вернуть себе внезапно ускользнувшую добычу.

Боль утраты пронзила с новой силой, когда Терс наконец замолчал, и зверь разом приблизился с надеждой во взоре, но кроме нее в нем горела неутолимая жажда сеять смерть и разрушения, а потому Сашка безжалостно наложил последний узел. Может, и суждено ему потом раскаяться, но сейчас он не хотел оскорблять память той, кто отдал за него жизнь.

Пес поднялся на ноги, и они посмотрели друг другу в глаза. Сашка понял, что перед ним не совсем собака, потому что Терс не испытывал желания служить и не нуждался в этом. Возможно, сказалось воспитание матери, но вручать свою волю кому бы то ни было он не собирался. Он умел оставаться сам по себе, и сам добывал пищу, ему никто не нужен был для этого. Он был другом, и всё-таки он был только животным.

Что-то теплое ткнулось Сашке в шею, всхрапнуло над ухом, и он оглянулся. Сильный красивый жеребец стоял у него за спиной и нетерпеливо переступал копытами. Падение на нем не сказалось, разве что седло съехало на сторону да на брюхе красовался травяной след. Сашка подумал, что его придется отдать Маше, кому же еще. Лошадь не Терс, который гуляет сам по себе, за ней нужен уход.

Сашка встал, погладил коня по шее и хлопнул по крупу, давая понять, что в его услугах не нуждаются. Тот отошел к кустам шиповника и стал выискивать там что-то губами. И только сейчас, вернувшись к жизни, Сашка услышал горький плач.

Склонившись над мертвым Максом, слепо и безостановочно гладя его густую шерсть, поднимая время от времени ему голову и заглядывая в глаза, Коля бормотал, торопливо глотая слезы:

— Максик, вставай! Макс, ну ты что? Максик… Ну, пожалуйста! Вставай, Максик!

Почувствовав на себе взгляд, Коля обернулся и, скривившись, закричал яростно, наступая на Сашку и сжав кулаки:

— Это ты виноват! Твоя собака его убила, я видел!.. Тебя снимали в кино, Макс вырвался, она его убила! Я всё видел! Вот эта самая собака! — Коля ткнул пальцем в Терса, что стоял неподалеку. — Зачем ты привел ее, такую огромную? Уходи! Сам уходи и собаку свою забери!

Сашка не успел сообразить, что ответить. С побелевшими губами, сжав зубы, Коля бросился к нему и неистово замолотил кулаками по его груди.

— Уходи отсюда, я сказал! И никогда больше к нам не приходи! Никогда!

Кулаки у Коли оказались увесистыми, и Сашке пришлось напрячь мышцы, чтобы не было так больно, но он не стал ни защищаться, ни пятиться. Он посмотрел на Терса, и тот каким-то образом понял его, жутким привидением исчезнув из виду, только качнулась за ним трава. А Сашка повернулся и пошел знакомой дорогой к обрыву, потому что туда ему и следовало сейчас идти.

Он шел медленно, не торопясь. Легкий ветерок высушил мокрые от пота волосы и теперь они торчали у него над макушкой, жесткие от соли. Ярко-синие глаза потемнели, вокруг рта залегли жесткие складки. Он шел вперед, к своему будущему без матери, без друзей, держа высоко голову, точно силясь разглядеть что-то на поверхности поднимающегося над городом солнца, совершенно один, сжимая в руке символ всех своих бед.