— Господи! Что с ним? — воскликнула леди Франклин. — Он живой?

— Живой, но, похоже, пьяный, — отозвался дворецкий, сверля Ледбиттера неодобрительным взглядом.

— В такую рань? — изумилась леди Франклин. — Не может быть. Кроме того, кто-то сейчас не помню, кто именно, — мне его очень хвалил.

— Сейчас я с ним разберусь, — пообещал дворецкий и, крадучись, словно собираясь поймать с поличным преступника, стал приближаться к автомобилю. Обогнув его спереди, он заглянул в окно.

— Он, кажется, спит, миледи.

К этому времени леди Франклин тоже спустилась к машине и заглянула в другое окно.

— Спит? — удивилась она. — Пожалуй, вы правы. И в самом деле спит, бедняга. Что же нам делать, Симмондс?

— Надо его разбудить, миледи.

— Ой, нет, зачем же? Это слишком жестоко. Пусть выспится. Я могу и подождать.

— Боюсь, что ждать некогда, — отрезал дворецкий, — если вы действительно хотите пообедать в Кентербери. И так вы уже опаздываете, — добавил он с легкой укоризной. — По-моему, надо ехать. Хотя, конечно, начало весьма неудачное. Не дай Бог он уснет за рулем — что тогда вы будете делать? Сейчас я его растолкаю.

И прежде чем леди Франклин успела что-либо возразить, он просунул руку в открытое окно и весьма невежливо потряс Ледбиттера за плечо.

Ледбиттер медленно поднял голову. Сначала на его лице написалось неимоверное отвращение, словно пробуждение было слишком мучительным и болезненным делом. Потом его черты исказила бешеная злоба, будто все пороки, присущие племени дворецких, собрались воедино в этом конкретном представителе. Но не успел Симмондс ретироваться перед мелькнувшей во взгляде водителя угрозой, как произошла новая перемена. Свирепость уступила место обычной учтивости. Ледбиттер поправил фуражку, выскочил из машины и сказал:

— Прошу прощения, миледи. Я на мгновение потерял над собой контроль.

Он распахнул дверцу, чтобы она могла сесть.

Она взглянула ему в глаза — маленькая женщина лет двадцати семи — двадцати восьми. Под шубкой, которую она впопыхах забыла застегнуть, она была одета весьма просто — во что-то синее с белым в тон ее невинным, наивным, огромным синим глазам. В ее манерах было какое-то трепетно-порывистое обаяние, которое она время от времени слегка разбавляла повелительностью, как это делал бы простой смертный, неожиданно оказавшийся на королевском троне.

— Потеряли над собой контроль? — переспросила она. — Я вам, признаться, очень завидую. Вы не сердитесь, что мы вас разбудили?

Она, судя по всему, ожидала ответа, но Ледбиттер по-прежнему стоял, держась за ручку дверцы, и смотрел на нее сверху вниз, словно желая сказать: «Говорите, говорите, я могу и подождать!» Но она, повинуясь каким-то ей одной ведомым соображениям, вдруг сказала:

— Если вы ничего не имеете против, я сяду впереди.

Ледбиттер и бровью не повел, но, когда леди Франклин усаживалась на переднее сиденье, по лицу дворецкого пробежала тень.

— Я надеюсь вернуться к чаю, Симмондс, — сказала она. — Сегодня я ужинаю одна.

— Какие распоряжения на завтра, миледи?

На мгновение леди Франклин задумалась.

— Все как обычно — я никого не принимаю.

Дворецкий застыл на тротуаре, почтительно глядя вслед удалявшейся машине.

— Черт знает что! — вдруг вырвалось у него.

Желание леди Франклин ехать на переднем сиденье весьма озадачило Ледбиттера. Кое-кто из пассажиров-мужчин, когда не было спутников, порой садился рядом с ним, но за женщинами такого не водилось. Нахальство, и больше ничего! Этим поступком леди Франклин сильно уронила себя в глазах водителя, оказавшись много ниже и без того невысокого уровня, который отводился в его иерархии ценностей женщинам. Как он ни бодрился, усталость брала свое, да и то, что его застали спящим, не давало ему покоя, — это был сильный удар по его самолюбию. Стыд и срам — первый раз приехать к клиенту — к аристократке! — и так опозориться. Кроме того, он ненавидел дворецких как класс, а этот мерзавец его дважды оскорбил — первый раз по телефону, а потом, когда тряс за плечо, чтобы разбудить. Пусть скажет спасибо, что не получил по роже, бушевал про себя Ледбиттер. Попало и леди Франклин, — раскудахталась: ах, мы вас разбудили! — а сама небось по полдня валяется в постели. А теперь развлекай ее приятной беседой! Он всегда был готов поддерживать разговор, и это у него неплохо получалось — чему не научишься на такой работе! Одним пассажирам нравилось, когда водитель разговорчив, другие предпочитали, чтобы он помалкивал. Ледбиттер же, со своей стороны, умел угодить и тем и другим. Но в это утро язык начисто отказывался ворочаться, а потому Ледбиттер решил избрать выжидательную тактику: в конце концов она тут главная, ей и карты в руки.

Через некоторое время он услышал:

— Какая у вас удобная машина. Мне ее очень хвалили. Что это за марка?

«Тоже мне специалистка, — фыркнул про себя Ледбиттер, — сказать, что у нее каждый год рождается по автомобильчику, так ведь поверит!» Но вслух он этого не произнес, а, напротив, дал необходимые разъяснения.

— Одно время мы тоже ездили на такой — прекрасная машина. Теперь я ей не пользуюсь — она стоит в гараже, в нашем загородном доме, а я там совсем не бываю — врачи не советуют мне покидать Лондон. Мой муж очень любил водить...

«Любил! Интересно, кто он — лорд или пэр, — ни с того ни с сего подумал Ледбиттер. — Наверное, он ее бросил, а может, и она от него сбежала. Короче, вместе они не живут — уж это точно».

— Машину иметь хорошо, — сказал он вслух. — Если, конечно, это по карману. Можно поездить, посмотреть места...

— О да. А кроме того, езда очень успокаивает... Вам нравится водить машину?

— Признаться, я как-то об этом не задумывался, миледи. Это моя работа.

— Мне говорили, что вы превосходный водитель, и я вижу, что это и в самом деле так. Прямо как в хороших стихах — поразительная плавность в начале и в конце. Поэзия движения.

К собственному удивлению, Ледбиттер вдруг почувствовал себя польщенным, но ответил равнодушным тоном, словно отмахиваясь от незаслуженной похвалы:

— Просто я стараюсь ехать, будто я за рулем «скорой помощи» и везу больного. Или словно в багажнике у меня стакан с водой — Боже упаси расплескать. Все это дело привычки. Правда, когда за рулем женщина, тогда уж...

— Я вас слушаю, — сказала леди Франклин.

— Они... в общем, женщины почему-то не могут привыкнуть...

— А я так и не научилась водить, — сказала леди Франклин. — Муж долго со мной занимался, но все без толку. Сам он водил неплохо, почти как вы. Когда мы куда-нибудь выезжали, мы брали нашего шофера, но только в качестве пассажира, на всякий случай, — вел машину муж. Представляю, как скучал бедняга шофер!

— Наверное, он быстро привык, миледи. Леди Франклин грустно улыбнулась.

— Вы, кажется, считаете, что привыкнуть можно ко всему на свете. Но так ли это на самом деле? Два года назад у меня умер муж, но я с этим не свыклась. Мне все время кажется, что это случилось только вчера... Я... меня не было с ним рядом в тот момент.

«Он-то, наверное, уже с этим свыкся», — позлорадствовал про себя Ледбиттер, но, вовремя попридержав язык, сочувственно произнес:

— От судьбы не убежишь, миледи.

— Вы правы! Сколько раз я говорила себе то же самое, но безуспешно. В тот вечер я была в гостях. Я могла бы туда и не ходить. Я вас не очень утомляю своими разговорами?

— Нет, нет, — отозвался Ледбиттер. Впрочем, что еще мог он ответить?

— Доктор сказал, что я вполне могу оставить его одного, — продолжала леди Франклин. — Муж был на пятнадцать лет меня старше, мы прожили вместе всего несколько лет, у него было больное сердце: до этого с ним случилось два или три сильных приступа.

— Плохое сердце — это не приведи Господь! — покачал головой Ледбиттер.