Но я умела только ждать — и я ждала. И я не просто ждала, а каждое утро варила приворотную кашу, ставила ее на стол, укрывала белым полотенцем, читала Девичий Завет…

Акси молчал. А я выходила из землянки и подолгу смотрела в ту сторону, куда когда-то ушел Айгаслав. Так прошла неделя, вторая, и так прошло еще пять дней третьей недели…

И лишь на предпоследний день я наконец увидела его — ярл Айгаслав спускался по тропе. Великий Винн! О, как я была счастлива! А как я тогда растерялась! И если бы не Акси, то все пропало бы! Но Акси вел себя отменно — сперва он принес белый платок и повязал им мою голову, ибо замужние женщины не имеют права показываться на люди с непокрытыми волосами. И он же подал мне Хозяйское Запястье. А руки у него тряслись! А у меня — еще сильней!..

Ярл подошел. Я поклонилась ему в пояс. Акси спросил его — он закивал и руку протянул…

И я надела на нее Хозяйское Запястье! И оно было впору! Ярл засмеялся, поднял меня на руки, расцеловал, понес к столу. Мы сели, Акси дал нам ложки. Мы ели приворотную кашу — Айга кормил ею меня, а я — его. А Акси без умолку пел свои песни. Потом Акси ушел. Надолго. Потом мой муж — мой самый лучший муж на свете! — позвал его, и они много пили и ели, и Акси рассказывал много всяких веселых историй. Потом заговорил мой муж и рассказал о том, что с ним случилось там, в Чертоге. А я лежала в спальной нише, слушала. Мне было очень страшно! А еще я им очень гордилась. Но Акси сказал так:

— Будь осторожен, ярл. Завтра они придут. Завтра — последний день.

— Но разве, — спросил муж, — бывает что-нибудь страшнее смерти?

— Да, к сожалению, — ответил Акси. — Я не скажу ничего нового, но все же скажу: самое страшное на этом свете — это когда прежде тебя умирает твоя надежда. А ты теперь на многое надеешься!

Муж ничего на это не ответил. И мне стало страшно. Я вышла к ним. Акси спросил:

— А ты разве не спишь?

А я сказала:

— Если тебе страшно, то нечего пугать других. У нас все по закону: трех недель еще не прошло, а Хозяйское Запястье уже надето на руку того, кого называл мой отец. А посему Счастливый Фьорд останется Счастливым!

Акси сказал:

— Хотелось бы, чтоб так оно и было.

А муж сказал:

— И так оно и будет.

Но, к сожалению, все было иначе. На следующий день они пришли: Аудолф Законоговоритель, Лайм Деревянная Борода и Гьюр Шестирукий. И привели с собой своих людей. Я вышла к ним. Голова моя была повязана платком замужней женщины, я думала, что они сразу сообразят, что их дело уже проиграно, и даже не станут его начинать. Но мужчины слепы и упрямы! Они не обратили на мой платок никакого внимания, и каждый из них начал свою тяжбу. Тогда я пригласила их к столу. Когда они увидели моего мужа, то в них сразу поубавилось спеси. И тут…

Тут нужно было все решать намного проще! И Акси так нам и советовал. Не нужно было говорить им о Чертоге, а сразу показать Хозяйское Запястье, их тяжбы были бы признаны несостоятельными, мы получили бы от них три утешительные виры, купили бы рабов, новый корабль и наняли дружину, и муж бы воевал, ходил в походы, а я бы рожала ему сыновей…

Но я тогда была очень возмущена. Я от гнева потеряла голову! И еще мне очень хотелось, чтоб все знали: вот он каков, мой муж — смотрите на него и трепещите! Да и не смела я его перебивать — и он им все, как было, рассказал. Этот рассказ их очень напугал! И мне казалось: вот теперь-то уже они наконец проникнутся к нему должным уважением! Но мужчины на то и мужчины, чтобы все исказить и оболгать. Да и к тому же более всего мужчины ненавидят тех, кто внушает им страх, и чтоб такого погубить, они пойдут на все. И так тогда и было — они обвинили моего мужа в оскорблении Винна, объявили его вне закона — и тут же, как трусливые псы, поспешно покинули нашу землянку. Когда они ушли, я засмеялась и сказала:

— Вот до чего, муж мой, они тебя боятся!

А муж сказал:

— Я ничего не понимаю!

Тогда Акси сказал:

— А что тут понимать! Если кто-нибудь объявляется вне закона, то подобное решение обычно вступает в силу немедленно. Но Аудолф вместо того, чтоб сразу приниматься за дело, выговорил себе целых три дня отсрочки.

— Смешно! — сказала я.

— Нет, — сказал Акси, — это не смешно. Просто Аудолф и на сей раз в полной мере проявил всю свою осторожность и предусмотрительность. Бросаться с обнаженными мечами на того, кто только что вернулся из Чертога — это нешуточное дело! Тут можно, так подумал Аудолф, не только сложить голову, но и разгневать Винна!

— Но ведь, — сказал мой муж, — они мне не поверили!

— Э! — засмеялся Акси. — Мало ли! Ты, конечно, не представил трех свидетелей, которые бы подтвердили правоту твоих слов. Но ведь и у Аудолфа тоже нет никого, кто бы клятвенно мог подтвердить, что твои слова — ложь. Мало того; все те, кто был с Торстайном в землях морфов, могут сказать: да, Винн желал сожрать их господина. Так почему же тогда там, в Чертоге, Винн должен был отказаться от еще более обильного угощения? А если еще вспомнить то, как Урр Мохнатый, Сьюгред его видела, отправился на поиски…

И Акси стал рассказывать про Урра. Потом про Макреда. Потом про то, как Дьюр Свиная Голова… Ну, и так далее. А речь свою закончил так:

— Кроме того, Чертог-то не один, Чертогов три — ведь Виннов тоже три. А посему Аудолф решил не рисковать, а сделать так, чтобы все решилось полюбовно. Он дал тебе три дня. За это время море окончательно очистится от льда, и ты сможешь уйти. Тебе ведь есть, куда уйти — ты ярл. И у тебя есть корабль…

Тут Акси помрачнел, сказал:

— Совсем забыл! Пойду и посмотрю его.

Акси ушел. Мой муж сказал:

— Это судьба!

А я, почувствовав неладное, спросила:

— Ты о чем?

А он сказал:

— Я — ярл. И я — не ярл. Так жить нельзя! И я очень хотел, чтобы ярл во мне умер. И я бы тогда остался здесь, ходил в походы, а ты бы рожала мне сыновей… — и вдруг спросил: — А если я останусь?

Я сказала:

— Муж мой! Ты очень храбр. И ловок в обращении с оружием. И, думаю, что в честном поединке ты одолел бы любого из них. Но если ты объявлен вне закона, то тому, кто захочет тебя убить, совершенно необязательно обнажать меч или брать в руки боевую секиру. Смертей ведь множество! Можно умереть от отравленной пищи, а можно сгореть в собственном доме, а можно… Ведь им теперь все можно, муж мой! И поэтому они не дадут тебе умереть с честью, а будут всячески стараться унизить твой последний час. Однако ты мужчина, а я женщина, и потому всецело полагаюсь на твою волю. Как ты решишь, так я и поступлю.

Мой муж молчал. И тут вернулся Акси и сказал:

— Старый Болтун ушел. И Гьюр ушел. Остался один Лайм. Он ищет с тобой встречи.

Мой муж спросил:

— Чего он еще хочет? Я уже все сказал!

— Но Лайм-то ведь молчал! Он так и говорит, что вот теперь…

Мой муж сказал:

— Но я…

Но тут я впервые его перебила:

— Пусть входит!

Ибо мне показалось, что так будет лучше. И муж не стал перечить мне, а промолчал. Вот он каков, мой муж!

И Акси кликнул Лайма. Лайм вошел. Мой муж кивнул ему, он сел. Я подала Лайму вина, он выпил. Потом мой муж спросил:

— С чем ты пришел?

— Ни с чем, — ответил Лайм.

— Как это так?

— А так. Когда-то у меня, как и у всех других законных хозяев, был свой фьорд, корабль, дружина и рабы. Теперь у меня нет ничего.

— Но что-то же есть!

— Есть только гнев.

— Ха! — засмеялся муж. — Это уже немало. И меч, я вижу, есть. А если есть и меч, и гнев, то очень скоро можно получить и все остальное.

— И вот за тем я и пришел к тебе, — так сказал Лайм.

Мой муж нахмурился, сказал:

— Ты дерзок, Лайм.

— Да уж какой я есть! — тоже невесело ответил Лайм. — Ты будешь меня слушать или нет? Ибо если я сразу приступлю к делу, то ты ничего не поймешь!

А муж уже вскричал:

— Еще раз говорю: ты очень дерзок! Но, так и быть, я сперва выслушаю тебя, а потом… А потом будет видно. Итак, Лайм, говори!