Возможно, он выражался не совсем по уставу. Но усталость и отчаяние, охватившие его несколько минут назад, вкупе с выбросом адреналина и запредельным напряжением, требовали выхода. Поднявшись, он быстро зашагал вперед, вверх по склону, чтобы присоединиться к Камински, который уже стоял в тени разрушенного транспорта.

— Какой вид, Гари! — сказал Камински.

Вид был действительно великолепный… и чертовски знакомый. Отсюда, сверху, если поглядеть на восток, за серебристо-серым мерцанием Калифорнийского залива, можно было разглядеть другой берег.

В этом было что-то странное. Оказывается, их старый дом в Гуаймасе — место, которое он надеялся больше никогда не увидеть — так близко. Учебный полигон в пустынной, заросшей кустарником местности Исла Анхель де ля Гуарда, оказался точно напротив Эрмосильо, а в паре сотен миль к юго-востоку находился Гуаймас. Даже в конце сентября остывающий воздух был сухим и перенасыщенном солью — в точности как дома. Суровый климат, палящее солнце… самые идеальные условия, которые только можно создать на полигоне, особенно когда ты учишься работать в броне типа «Марк VII».

Я не вернусь туда…

Чувства переполняли его, к глазам подступили слезы.

Я ни за что не уйду.

Эта мысль пришла неожиданно, непрошено, но Джону показалось, что его чувства вызваны совсем другим. Он взял высоту.

Последние недели комдор Маковец и остальные инструктора Роты 1099 твердили без умолку: «Рано или поздно каждый из вас захочет уйти! И мы сделаем все возможное, чтобы вы ушли!»

Каждый мужчина, каждая женщина, которым довелось пройти подготовку, слышали эти слова. И каждый из них рано или поздно «упирались в стену». У кого-то это случалось в середине подготовки, у кого-то — ближе к окончанию. В такой момент тебе кажется, что твоим мучениям не будет конца, что ты бессилен что-либо изменить. Именно тогда для большинства решается вопрос «уйти или остаться».

Это трудно пережить. Но после «стенки» начинается «подъем в гору». Тренировки кажутся еще более тяжелыми, вопросы и сомнения не прекращаются, а самокрититичность возрастает. И тогда…

— Гарроуэй! — голос комдора ударил по ушам. — Какого черта ты там торчишь?

Джон встряхнулся.

— Сэр! Этот рекрут принял командование Первым расчетом, когда действующий командир расчета потерял боеспособность, сэр! Затем цель была уничтожена, сэр!

Сейчас ему учинят разнос.

— Отличная работа, морпех!

Он ожидал чего угодно, только не этого!

— Как бы ты поступил, если бы принял командование на старте?

— Сэр! Этот рекрут сделал попытку произвести разведку сил противника, командуя одной огневой группой. Двое других членов группы осуществляли поддержку и обеспечили передачу гиперспектральных данных из других точек обзора, а затем поразили огневые точки противника и очистили подход к цели, сэр.

Откровенно говоря, Филби наломал дров. Он отдал группе приказ наступать по открытой территории, под огнем орудий, находящихся на господствующих позициях, не имея ни малейшего представления об их местоположении. И забыв о том, что человеку не тягаться в скорострельности с лазером.

Тем не менее, свое мнение о тактических способностях Филби Джон решил оставить при себе. В конце концов, они были одной командой. Может быть, это наивно, но…

— Превосходная работа, морпех, — повторил Маковец. — Ваша поддержка весьма кстати. Второй Отряд потерял своего ИОРУнО. Когда они выйдут на вашу позицию, примешь командование. До тех пор — держитесь.

— Есть, сэр!

Он взял высоту.

До конца подготовки оставалось еще пять недель. Но Джон чувствовал себя так, словно его уже приняли в Корпус.

Маковец назвал его морпехом.

Час спустя Джон был «убит», но это его совершенно не смутило. Команда армейского спецназа схоронилась на другом склоне холма — в буквальном смысле этого слова: они прятались в скалах, точно в полуоткрытых склепах, и камень почти полностью экранировал тепловое излучение их бронекостюмов. Дождавшись, пока Второй расчет подтянется на вершину, спецназовцы выползли из своих укрытий и срезали рекрутов маломощными лазерами и «плазменными винтовками», прежде чем те сообразили, что происходит.

— Ты мертв, парень, — сказал один из коммандос в черном бронекостюме, подойдя со спины и заключив Джона в объятья.

Неважно. Теперь он был морским пехотинцем.

9 октября 2138 года

Пасифика, побережье Калифорнийского залива

11:05 по тихоокеанскому времени

Гарроуэй посмотрел на Линнли и усмехнулся.

— Знаешь, в невесомости это будет намного забавнее.

— Ты! — она шутливо ткнула его кулаком в грудь. — Тебя хоть что-то на этом свете может удовлетворить?

— Ну… тебе, например, это удалось, — он сверился со своим виртуальным таймером. — По-моему, нам пора отчаливать.

— Разумеется, если мы не хотим попасть в список ОНП — отсутствующих по неуважительным причинам, — Линнли нежно похлопала его по руке. — Это было бы здорово — вот так… быть с тобой, как сейчас… Спасибо тебе.

— В самом деле здорово. Я… буду скучать по тебе.

Линнли выкатилась из кровати, и он мотнул головой.

Стены и потолок комнаты являли собой панораму открытого космоса. Земля, Луна, Солнце и роскошная россыпь звезд. Картина медленно поворачивалась. Разумеется, это был плод воображения художников. Даже в космосе звезды не бывают такими же яркими, как Солнце.

— Я тоже буду скучать по тебе, — сказала Линнли.

— Мы никогда больше не увидимся… Знаешь, я просто не хочу в это верить. Или увидимся, но когда-нибудь.

— Не говори так, Джон! Откуда ты знаешь, что произойдет?

— А что тут знать? Я лечу на Иштар, а ты — в систему Сириуса. Я смотрел по карте. Если бы кто-то из нас остался на Земле, мы были бы ближе друг к другу!

Она пожала плечами.

— Какая разница? Даже один световой год, — это слишком много, так что давай не будем.

— Ты же знаешь, что я имел в виду. Мы летим в разные стороны. А я надеялся, что мы полетим вместе.

— К черту! Джон, мы оба знали, что эта затея ни к чему не приведет. Нужды Корпуса…

— …прежде всего. Знаю-знаю. Только мне это никогда не нравилось, — Джон до боли сжал кулаки. — Вот дерьмо…

Он выбрался из-под одеяла и начал собирать одежду. Это происходит уже почти два года — они с Линнли как бы случайно оказываются в постели… Ничего серьезного, но в то же время так здорово… Можно дать волю чувствам…. А потом встаешь, словно заново родившись. Он считал Линнли своим самым близким другом, и ему даже в голову не могло придти, что они отправятся служить в разные концы вселенной.

— Отключить симуляцию! — крикнул он, обращаясь к комнате. Панорама космоса мгновенно исчезла, обнажив голые стены. Олицетворение его одиночества.

— Смотри, — сказала Линнли. — Мы оба будем служить в космосе, верно? В восьми световых годах от Земли. Когда мы вернемся, у нас будут неплохие шансы найти друг друга.

— Думаю, ты права.

Она имеет в виду, что их субъективное время пойдет примерно одинаково. Поскольку им обоим предстоит преодолеть расстояние в восемь световых лет, причем с одной и той же скоростью, вряд ли один из них состарится больше другого.

Нет, здесь что-то не так. В реальной жизни никогда не обходится без подводных камней — особенно если твоя жизнь связана с Корпусом. Если им суждено когда-нибудь встретиться, один из них непременно будет намного старше.

Он вздохнул и начал натягивать униформу. В самом деле, какая разница? У них появятся новые любовники, и они оба это знают. Будущее слишком туманно, так что нет смысла давать друг другу обещания. Это даже не тянет на долгосрочный контракт.

— Знаешь, — тихо проговорил Джон, застегивая свою рубашку цвета хаки. — Просто я чувствую, что отрезан от всего, что у меня есть. Как будто я никогда не смогу вернуться домой.

— Понимаю. Все, кого мы здесь оставляем — и все, что оставляем — постареет на двадцать лет, прежде чем мы вернемся. Как минимум на двадцать лет. Мои родители тоже не в восторге от такой перспективы. Но они, по крайней мере, понимают, что им будет всего по шестьдесят, когда я вернусь.