– Спасибо. Пожалуй, я приму это за комплимент. Кстати, эта бейсбольная кепка не простая. Когда-то она принадлежала Гилу Макдугалу.

– Что вы говорите?! – разыграла удивление Карен, хотя понятия не имела, кто такой Гил Макдугал. – И как же она оказалась на вашей голове?

– Я выиграл ее на соревнованиях в Малой лиге. Когда выяснилось, что Макдугал лично явился, чтобы вручить ее, мы так разволновались, что не смогли сделать ни одного приличного удара. Потребовалось целых две минуты, чтобы до меня наконец дошло, что выкрикивают мое имя, а потом еще две – чтобы собраться с силами и взойти на помост. – Улыбаясь воспоминаниям, Макс покачал головой. – Когда я все-таки там оказался, то так онемел, что не мог даже назвать свою школу.

Карен улыбнулась, пытаясь представить его мальчиком. Интересно, обладал ли он уже тогда такой энергией и решительностью? Этим страстным желанием быть первым? Или в то время был обычным парнем с обычными мечтами?

– Теперь ваша очередь, – сказал Макс. – Расскажите мне о себе.

– Вы и так уже очень много знаете.

– Мне хочется знать мелочи. То, о чем не знает никто.

Карен усмехнулась.

– Что ж, ладно. Дайте подумать. Я жаворонок, обожаю жареную картошку из «Макдоналдса», фальшиво пою и сплю в ночнушке от Блумингдейла.

Кровь быстрее побежала у Макса в жилах, когда он представил Карен в легкой ночнушке… и без нее. Остынь, парень.

– Расскажите о своих родителях. Где вы росли?

Карен бросила на него удивленный взгляд.

– Зачем вам это?

Макс пожал плечами:

– Не знаю. Наверное, мне хочется вас понять.

Она с удивлением обнаружила, как легко ей оказалось рассказывать Максу о брате, который одиноко умер на островах Фиджи, о боли утраты родителей и отчаянии, которое испытала после того, как отец оставил ее. Этими чувствами Карен не делилась еще ни с кем – даже с Брайеном.

– На двадцать восьмую годовщину свадьбы они планировали поехать в Египет. Они много лет мечтали об этом. Но потом неожиданно маме стало хуже, и поездку пришлось отложить. – У Карен перехватило дыхание. – Навсегда.

– Мне очень жаль. – Сильная и теплая ладонь Макса легла на ее руку.

– Уезжая в больницу, мама сказала мне одну вещь, которую я никогда не забуду.

– Что именно?

– Никогда не откладывать то, что тебе действительно хочется сделать. Жить настоящим.

– И вам это удалось?

Они взглянули друг на друга – ее сердце забилось чаще.

– Более или менее.

– Ну, тогда, – сказал Макс, – выше голову, потому что сейчас вам предстоит пережить один из прекраснейших моментов вашей жизни!

Его воодушевление передалось и Карен.

– Расскажите мне о людях, к которым мы едем.

Губы Макса тронула хитрая улыбка.

– О Рауле и Мадо? Вы их полюбите. Им уже за семьдесят, но по ним этого не скажешь. Мы познакомились десять лет назад, когда вместе с двумя моими менеджерами из Европы зашли в их гостиницу перекусить. Мы ехали тогда немного отдохнуть в Сен-Тропез, но так туда и не добрались. Нас всех так тронуло гостеприимство Шапленов и так понравились окрестности Люберона, что мы решили остаться там до конца отпуска.

– И часто вы теперь к ним приезжаете?

– При каждом удобном случае – даже если выпадает всего один день.

– Надеюсь, они говорят по-английски. Элизабет считает, что от моего французского Мольер перевернулся бы в гробу.

Макс захохотал.

– Мольер был бы так ослеплен вашей красотой, что не обратил бы внимания на ваш французский. Но можете не беспокоиться. Шаплены безукоризненно говорят на английском – как и на нескольких других языках. Что же касается вашего французского, я обещаю, что к тому времени когда вы вернетесь в Штаты, вы у меня заговорите, как настоящая француженка.

Карен быстро взглянула на него. Последнюю фразу Макс сказал так, будто с этой минуты они не собирались расставаться. Как ни странно, но эта мысль, которая каких-нибудь пять дней назад показалась бы ей нелепой, теперь приятно поразила. «Что ж, почему бы и нет», – подумала Карен, заставляя себя снова посмотреть в окно. Разве плохо, если она проведет время в обществе красивого и сильного мужчины? Ведь она совсем им не увлечена. И вряд ли после фестиваля их отношения продолжатся.

Возле Кавийона они съехали с автострады на маленькую дорогу, прорезавшую живописную Люберонскую долину – сердце Прованса, где пейзажи и даже запахи казались совсем другими. Воздух Ривьеры был свеж и солен, здесь же он отличался какой-то особенной сладостью и целой гаммой самых разных ароматов, особенно лаванды, которая росла повсюду. Краски тоже были богаче и сочнее – золотистые, ярко-розовые, огненно-красные…

– Ну вот мы и приехали.

Карен проследила за его взглядом, и у нее захватило дыхание. На вершине холма возвышалась старинная деревушка Жорде, которая казалась высеченной прямо из горы. Высокий и тонкий церковный шпиль венчал эту поразительную картину, четко вырисовываясь на фоне ярко-синего неба.

– О-о Господи, какая красота!

Снизив скорость, Макс направил мощную машину вверх по узкой петлявшей дороге, и через пару минут они уже подъезжали к простому деревенскому дому. Отштукатуренный фасад прятался за густой стеной цветущего кустарника. За каждым окном снаружи висел ящик с алой и розовой геранью. А под красной черепичной крышей красовалась табличка с надписью, сделанной от руки: «Хутор Провансаль».

Из-за высокого кипариса показался огромный пес – помесь немецкой сторожевой с дворнягой – и со скучающим видом уставился на посетителей. Затем, узнав Макса, пес радостно гавкнул и, виляя лохматым хвостом, бросился к нему по усыпанному гравием двору.

– Эй, Пату, ну как ты, мальчик мой? – приговаривал Макс, ласково гладя собаку.

Откуда-то из дома Карен услышала изумленное «Oh, mon Dieu!».[9]

Затем, раскинув руки, во двор выбежала сияющая от радости полная женщина с короткими черными волосами и в очках.

Макс побежал к ней и подхватил, словно пушинку.

– Как поживает моя любимая горянка? – спросил он, закружив женщину на руках.

– Поставь меня на место, сумасшедший, – смеясь сказала женщина, хотя и с акцентом, но на хорошем английском. – И дай мне взглянуть на эту прекрасную девушку.

Макс опустил хозяйку на землю и представил ей Карен. Не спеша опустив двухфокусные очки на кончик носа, женщина внимательно рассмотрела Карен.

– Нет-нет, – наконец произнесла пожилая француженка. – Ты нисколько не преувеличил, Максимилиан. Она действительно красива, как закат в Провансе.

Карен почувствовала некоторую неловкость.

– Благодарю вас, мадам Шаплен.

Та нетерпеливо замахала рукой.

– Нет, нет, нет. Никаких формальностей. Мы в деревне, так что зовите меня Мадо, договорились? Меня здесь все так зовут. Это сокращенно от Мадлен.

И, взяв Карен под руку, она повела ее по тенистому двору. А пес отправился обратно на солнцепек.

– Ответь мне, – продолжала Мадо, наклоняясь к Карен и понижая голос, – у вас с Максимилианом… серьезно, правда? – Хозяйка бросила на Карен красноречивый взгляд, полный истинно французского очарования.

Прямота вопроса заставила Карен улыбнуться. Ее мать точно так же пытливо и вопросительно смотрела на нее, когда хотела убедиться в какой-нибудь своей догадке.

– Нет, – столь же откровенно сказала Карен. – Мы с Максом друзья. – И сама удивилась, как просто сорвалось с ее языка последнее слово.

Мадо ехидно усмехнулась.

– Наверное, ты считаешь меня любопытной старушенцией. Нет-нет, – быстро добавила она, когда Карен принялась было возражать. – Не отпирайся. Я сама знаю, что так оно и есть. Это у нас в роду. Но, понимаешь, мы любим Макса, как сына, и я подумала, раз он говорит о тебе с такой… с таким огнем и раз ты первая женщина, которую он сюда привез… – Фраза осталась незаконченной, словно и не нуждалась в завершении.

– Я понимаю.

Почувствовав, что больше ничего не выведает, Мадо пожала плечами: