Макс вышел из-за стола и направился к дверям.

– Через сорок восемь часов вы сообщите мне о своем решении.

– Сорок восемь часов! – едва не задохнулся Хардгров. – Но это же безумие! Это жестоко! Я должен все обдумать, подготовиться… Мне не хватит…

– Сорок восемь часов, – повторил Макс, держа открытую дверь.

Хардгров с трудом встал. Медленно и неуверенно, словно пьяный, он прошел мимо Макса, не поднимая глаз.

– Кстати, Хардгров!

Банкир повернулся, и в глазах его, полных ужаса, мелькнул последний огонек надежды.

– Да?

– С Новым годом!

Луиза Прэгер смотрела на свое отражение в зеркале. Макс будет приятно удивлен, увидев ее в этом наряде, который она выбрала специально для предстоящего званого обеда. Муж уже много лет твердил о том, что она не должна носить такие строгие платья. Обычно Луиза не прислушивалась к его мнению, но на сей раз решила сделать исключение.

Да, и это платье от Оскара де ла Рента, которое она купила под влиянием настроения на прошлой неделе, и торжественный обед, который она готовила к сорокалетию Макса и которого он не ожидал, должны были стать для него приятным сюрпризом. С тех пор как недели две назад Луиза отклонила предложение поехать вместе на рождественские каникулы, муж стал совершенно другим человеком: едва разговаривал с ней, очень рано уезжал из дома и возвращался не раньше девяти-десяти вечера. Конечно, отчасти это можно было объяснить тем, что он слишком быстро вошел в напряженный график работы. И бизнес наверняка был не единственной причиной.

«Но теперь все будет совершенно по-другому, – подумала Луиза. – Больше я не собираюсь ничего пугаться». Благодаря тем чудесным таблеткам, которыми снабжает ее Бобби Мэй, молоденькая дочка садовника, в Луизе проснулись чувства, доселе ей совершенно неизвестные. Неизвестные, но очень приятные. Она даже стала видеть мужа в ином, новом свете и, хотя понимала, что была к нему несправедлива все эти годы, надеялась сейчас на званый обед, который поможет Максу увидеть, как сильно изменилась его жена.

Луиза вернулась в спальню и закуталась в темно-синий бархатный халат с широкими серыми лацканами, обшитыми тесьмой. Здесь, в спальне, как и во всем доме, преобладал английский стиль. Это была их спальня. Пока несколько лет назад по ее настоянию Макс не перешел в покои в восточном крыле. Когда была жива Джеми, проводившая в ее спальне так много времени, Луиза почти не замечала образовавшейся пустоты. Но сейчас, без дочери, изящная обстановка не могла заменить тепла и жизнерадостной болтовни, которые были неотъемлемой частью этой комнаты.

Обхватив руками плечи, Луиза подошла к камину и подставила лицо ласковому теплу. Она дрожала – от оживления и уверенности не осталось и следа. Что заставило ее затеять эту бессмысленную возню? Притворяться веселой и счастливой, когда единственным желанием было оставаться наедине с воспоминаниями о Джеми? Луиза закрыла глаза, чувствуя внутри острую, разрастающуюся боль. Джеми. Милая, дорогая Джеми.

Дрожащей ладонью Луиза провела по лбу и подумала, что таблетка Бобби Мэй могла бы ее успокоить. Она не принимала ни одной уже несколько дней, но тут раздался стук в дверь.

– Можно войти?

Луиза почувствовала, как кровь прилила к щекам. Муж почти никогда не заходил в ее спальню.

– Конечно.

Она посмотрела на мужа, и рука ее невольно потянулась поправить волосы. Макс изменился за последнюю неделю. Его энергия, явно пришпоренная выходом на работу, била ключом, и это проявлялось во всем: в том, как он входил в комнату, как разговаривал, как пытливо и внимательно смотрели на собеседника его темные глаза.

Луиза почувствовала, что комната внезапно ожила. Он сел в кресло – одно из двух по бокам огромной кровати под балдахином – и посмотрел на ее халат.

– Ты плохо себя чувствуешь? – спросил он, снова встретившись взглядом с Луизой.

– Я чувствую себя хорошо.

Луиза опустила глаза, опасаясь, как бы муж не заметил, что с ней что-то не так. Бобби Мэй предупреждала ее: первое время у нее может быть немного странное поведение, пока не привыкнет к таблеткам.

– Как раз сейчас я хотела одеваться. – Но, понимая, что необходимо объясниться и дальше, добавила: – Я примеряла платье, которое купила.

Луиза совсем смутилась. Они так мало бывали вместе, что иногда – как, например, сейчас – вели себя словно совершенно чужие люди, не знающие, о чем говорить.

У Макса был удивленный взгляд.

– Новое платье? По какому случаю?

– Я хочу устроить небольшой званый обед в следующий выходной. Ничего особенного. Пригласим Джада с женой, может, еще Карсонов, – если ты захочешь.

Макс смотрел на нее в изумлении. Это была самая длинная речь, которую Луиза произнесла за последние полгода. В каком-то смысле теперь ему будет труднее сказать то, что он собирался ей сообщить. Отложить разговор теперь, когда он наконец морально готов? Нет, об этом не может быть и речи.

Решение уехать из дома далось Максу очень нелегко. Каждая комната, каждый предмет в этом доме хранили дорогие сердцу воспоминания. И расстаться с ними – все равно что оставить здесь кусочек сердца.

– Что за обед? Ты даже ни с кем не посоветовалась.

– Нет, а зачем? Ты же не собираешься никуда уезжать, правда?

– Собираюсь.

Луиза оцепенела. Так, значит, на горизонте все еще маячит Ники Уэлш.

– В Лос-Анджелес?

– Нет, в Пуэрто-Рико. Я должен встретиться с главой «Варгас моторс» и обсудить вопросы объединения. – Макс и сам не знал, зачем вдруг стал объяснять ей причину своей поездки: жена никогда не интересовалась его делами.

– Ты отправляешься один? – В ее голосе сквозил сарказм.

– Нет. Едет Джад и берет с собой Дебору.

Луиза поджала губы. «А кого ты берешь, дорогой мой? Ники Уэлш? Или тебя там уже ждет новая потаскушка?»

– Да, это – половина списка моих гостей. Так что лучше перенести званый обед.

– Нет. – Макс замолчал и посмотрел на нее долгим взглядом. – Не устраивай никакого обеда.

– Но почему? Я думала, ты хочешь, чтобы я наконец стала видеться с людьми, – сказала она с упреком. – Еще две недели назад ты даже предлагал…

– Луиза, сядь, пожалуйста.

Ее удивление сменилось напряжением и настороженностью.

– В чем дело, Макс? Ведь ты явился домой в середине недели не для того, чтобы сказать мне, что собираешься по делам в другой город. Обычно ты сообщаешь такие вещи по телефону.

Макс посмотрел на нее. В тоне жены чувствовалась горечь.

– Я уезжаю из дома, – тихо сказал он. – И занимаю одну из квартир в «Прэгер-тауэр».

Во взгляде Луизы он увидел и злость, и удивление, и ужас.

– Уезжаешь? Но почему? Это же твой дом! Твой дом. Почему ты хочешь переселиться на квартиру?

– Потому что я устал от такой жизни, Луиза. Устал от пустоты, от молчания, которые мы уже не знаем, как заполнять, от того расстояния, которого мы уже не можем преодолеть. – Он отважно встретил ее взгляд.

Луиза попыталась что-то сказать, но горло ее так пересохло, что она едва проглотила слюну. А когда встретила почти спокойный взгляд Макса, то поняла, что говорить уже слишком поздно. Муж для себя уже все решил. Пытаться теперь удерживать его было бы и бесполезно, и унизительно.

– Когда? – спросила она.

– Как только вернусь из Пуэрто-Рико.

Луиза кивнула, с ужасом чувствуя, что может потерять выдержку в его присутствии, и, не глядя на него, спросила:

– Это означает, что ты подаешь на развод?

– Пока нет. Если ты, конечно, не будешь на этом настаивать.

Она молчала.

– Больше ничего не меняется, – продолжал Макс. – Ты можешь покупать все что захочешь для себя, для дома. Все будет оплачено.

Она снова кивнула. Макс встал, чувствуя одновременно и неловкость, и облегчение.

– Я сообщу свой номер телефона через Томаса. Позвонишь, если тебе что-то будет нужно.

Но он знал, что Луиза не будет звонить.