Еще три месяца, и Александру исполнится шестнадцать лет… Академия Монтроз ничего больше не может дать своему не очень примерному ученику, кроме аттестата и благих пожеланий успеха в жизни.

Но как его достичь? Как отвоевать свое место на жизненном пиру младшему из четырех братьев в небогатой провинциальной семье? Старший брат изучает медицину в Лондоне, чтобы затем служить в Индии. Второй брат работает и учится в конторе у местного стряпчего, друга отца. Третий брат посвящает себя духовной карьере. И один лишь Александр не имеет никакой профессии: его не влечет ни хирургия, ни дебри британского судебного крючкотворства, ни служение богу. Да, он чувствует в себе призвание — он стремится к политической деятельности. Не зря же он так погружался в труды историков, неотрывно следя за перипетиями судеб народных, судеб человеческих…

Политика влекла его. Великий Питт уже в двадцать четыре года был премьер-министром. Но те героические времена ушли в прошлое. Теперь низменный Кестлри стоит на капитанском мостике гордого корабля, именуемого Альбионом. Нет, политической карьеры не сделать ему, безвестному провинциалу…

И еще размышлял юноша, уединившись в своей комнатке-келье. Фабриканты и купцы богатели. Безработные получили работу. Помещики наживались под защитой «хлебных законов», закрывших доступ дешевому русскому хлебу. Фермерам тоже кое-что перепадало из тех пенсов, которые городской люд переплачивал на каждом фунте хлеба. Многим что-либо доставалось из плодов победы…

А ему, Александру Бернсу, его сверстникам, младшим сыновьям не только в своих семьях, но и в своей стране, — им где искать своей доли в общей добыче?

За морем, в Индии… Вот куда устремлялись взоры многих и многих юношей, чье честолюбие и энергия не находили для себя достойного поля действия на родном острове…

Член парламента Джон Юм, политическим агентом которого в Монтроз был отец Александра, обещал записать юношу в юнкера пехоты Индии. Вот об этом и шел разговор поздним февральским вечером между юным Александром и его отцом.

— Ты, сын мой, не склонен к военной карьере, я знаю, и книгу о путешествиях предпочитаешь странствию по дальним странам… Но я небогат, да и наша Шотландия бедна, а там на юге, в Англии, нам, шотландцам, трудно пробиваться, не имея покровительства… Конечно, — продолжал Джеймс Бернс, — мистер Юм наш друг, и он нашел твоему старшему брату место в Индии, сын мой, а не в Англии… Я получил от него письмо, — вот оно — хлопоты мистера Юма увенчались успехом. Ты внесен в списки юнкеров пехоты в Бомбее.

— Маратская империя сокрушена, пиндари обезврежены, Низам Гайдарабадский, как и владетели майсорские, приведен к покорности, — сказал Александр, ероша волосы.

— О, ты отлично осведомлен в делах индийских! — воскликнул отец. — Это превосходно и…

— Да, — прервал Александр, — я внимательно читал парламентские отчеты. Индия теперь вся стала английской и… я еду в Индию.

14 марта 1821 года под вечер небольшое рыболовное суденышко бросило якорь вблизи Лондонского моста, среди десятков таких же судов: у самого моста, на северном берегу Темзы, раскинулся рыбный рынок столицы Биллингсгейт.

Александр в мартовских сумерках разглядел на берегу длинную фигуру старшего брата Джеймса. Захватив свой сундучок и пожав руку шкиперу, приятелю отца, Александр с борта прыгнул на скользкий от рыбной шелухи причал и, поскользнувшись, очутился в объятиях брата.

Было воскресенье… Над Лондоном стоял гул сотен, тысяч колоколов. А рынок, через который прошли братья, был безмолвен мертвым безмолвием лондонского воскресенья.

Добрых две мили было до переулка в Уайтчепеле, невдалеке от лондонского госпиталя. Джеймс, заканчивавший в клиниках госпиталя курс медицины, поселился в одном из старых, грязных домов, снизу доверху набитых студентами.

Джон Юм, эсквайр, член парламента, утром в понедельник в своей карете привез Александра в Индиа-хауз и представил мистеру Стенли Кларку, члену Совета директоров Ост-Индской комиссии.

Стенли Кларк, оглядев юношу с головы до ног, неопределенно хмыкнул, порылся среди бумаг на столе и, протягивая Александру плотный серый конверт, сказал:

— Вы зачислены в списки юнкеров в Бомбее, куда вам надлежит отправиться в июне сего года. Вам исполнится шестнадцать лет, — Кларк взглянул в другую бумагу, — шестнадцатого мая, не так ли?

— Да, сэр!

— Отлично, вы принесете присягу — здесь, у нас, в зале Совета… Сегодня пятнадцатое марта? Не так ли?

— Да, сэр!

— Отлично! Два месяца с вами будет заниматься профессор Джилхирст. Не так ли?

— Да, сэр, — машинально повторил Александр.

— Отлично! Итак, в этом конверте письмо к профессору Джилхирсту. Отправляйтесь к нему… Адрес указан на конверте, не так ли?

— Да, сэр!

— Отлично! Надеюсь, вы оправдаете ожидания Компании и Совета директоров!

Из мрачного кабинета, куда сквозь плотные шторы на окнах не проникало солнце, Александр вышел в залитую светом приемную. Зажмурив глаза от этого неожиданного перехода от полутьмы на яркое солнце, юноша сказал вполголоса:

— Мистер Юм, я не подведу вас!

Джон Юм, эсквайр, член парламента, ласково потрепал юношу по плечу:.

— Вы не первый и вы не последний, кого я направляю на эту стезю. И еще ни разу я не ошибся!

Два месяца Александр в небольшом кабинете профессора Джилхирста штудировал под его руководством то, что надлежало ему узнать еще до прибытия в Индию: парламентскую хартию 1817 года, определявшую отношения между Ост-Индской компанией, как частной организацией, и правительством Англии; основные положения и административную систему управления Индией, ее политическое состояние и внутренние взаимоотношения с пограничными государствами. Ко всему этому Александр проявлял жадный интерес, пожалуй, чрезмерный для будущего пехотного офицера… Но он верил в свое предназначение — сделать карьеру на политическом поприще…

Профессор Джилхирст, несколько старомодный, в неизменном черном фраке, коротких штанах, стянутых у колен лентами, и черных чулках, был доволен своим учеником. За два месяца Александр так преуспел в языках хинди и бенгали, что старый профессор только разводил руками.

Знакомил он своего питомца и с Лондоном, с его достопримечательностями, музеями. Александру особенно запомнилась прогулка, во время которой старый профессор сперва показал ему трущобы чипсайда — недаром же эти кварталы именовались «Дешевая сторона». А затем, пройдя извилистыми, узкими переулками, они вышли на маленькую треугольную площадь и увидели с одной стороны красивое здание с классическими колоннами, а с другой — черное приземистое здание без окон.

— Это Английский банк, — сказал профессор, — а вон там, с колоннами, биржа. Войдем сюда!

Пройдя через тесный и темный вестибюль, они вступили в длинный но узкий зал, решеткой с окошечками переделенный во всю длину. В зале стоял неумолчный шум, чем-то напоминавший гул морского прибоя. Но то не был шум голосов… Александр вслушался: звон металла. Однако совсем не схожий с перезвоном колоколов.

И тогда он увидел: за решеткой десятки кассиров отсчитывали монеты, и золото тускло сверкало меж их пальцев, с легким звоном скатываясь по мраморным столам в кожаные мешки…

— Золото, — торжественно провозгласил Джилхирст. — Оно стекается сюда со всех концов мира… Но Индия шлет его больше всех. Теперь ты видишь, что такое Индия!

Александр кивнул головой, чувствуя, что голосу его нечего делать в этом золотом хоре…

«Почему же, — смущенно думал он, — так мало поразили меня эти стремительные потоки золота? Ведь ничего подобного не приходилось видеть…»

Задумчивость Александра его наставник приписал подавленности зрелищем Океана Золота. Посещение кладовых Английского банка входило в программу подготовки тех молодых людей, которых Англия — сиречь Сити — предназначала для поддержания и упрочения системы своего кровообращения!