Значит, Россия твердой ногой ступает на Балканы, делается хозяйкой на Черном море, окончательно упрочивает свою власть в Закавказье. А все это облегчит нападение на Индию!
Брошюра де Ласи Эванса расходится в Лондоне мгновенно, ее читают в парламенте и в конторах Сити, в гостиных и в клубах…
Лорд Элленборо залпом прочитал ее.
— Я считаю, — говорит он председателю Совета директоров Ост-Индской компании, — что вторжение в Индию не только осуществимо, но легко выполнимо, если только мы не начнем действовать, как азиатская держава…
На очередном совместном обеде правительства и Совета директоров Элленборо вносит предложение основательно обсудить всю проблему: какова опасность, грозящая Индии, и как с нею бороться…
Но насколько возможна «русская угроза Индии»?
Николай понимал, что поход на Индию — предприятие ему не под силу. Задачи Восточной политики России могут и должны быть решены не в Азии, а в Европе, на Балканах: Константинополь, проливы — вот реальная цель, но отнюдь не далекая Индия.
А поскольку восточный, точнее турецкий, вопрос невозможно решить без сотрудничества с Англией, считал Николай, то незачем же раздражать и пугать ее на Среднем Востоке, на подступах к Индии!
Так рассуждал Николай, но вопли о «русской угрозе Индии», поднявшиеся именно после победы России над Турцией, как раз и свидетельствовали, что рост русского влияния на Балканах неприемлем для Лондона столь же, как и русские успехи в Персии…
Этому-то и были посвящены беседы на обеде в «Лондонской таверне», старинном ресторане, упрочившем свою аристократичность не только высокими ценами, но и сохранением в неприкосновенности обстановки стародавних времен, когда негоцианты, банкиры Сити, капитаны кораблей, пираты сходились здесь за обеденным столом для обсуждения своих дел.
В отдельном зале собрались члены британского кабинета во главе с герцогом Веллингтоном и Совет директоров Ост-Индской компании.
Поднялся лорд Элленборо.
— Ваша светлость! Достопочтенные джентльмены! Мы собрались здесь в дружественной семье, и я буду говорить о том, что тревожит всех нас, правительство его величества, так же, как и Совет директоров. Россия угрожает нам! Она открыла себе дорогу на Багдад, она устремляется к Оксусу, чтобы и оттуда грозить Индии.
— Слушайте! Слушайте!
— Я убежден, нам придется сразиться с русскими на берегах великой реки Инд. А мы до сего времени еще не утвердились там! Еще ни разу британский флаг не развевался над водами Инда… Сэр Джон Малькольм в своих депешах уже известил секретный комитет Совета директоров, что Инд доступен для плавания к Лахору судов в 200 тонн. Сэр Джон просит разрешения отправить верных людей вверх по Инду, и мы одобряем его намерения: пусть с помощью божией проплывет флаг Британии по стремительным водам этой реки! Нет, я еще не кончил, господа! Уже в 1820 году русские успешно за 50 дней прошли от Оренбурга до Бухары и, проведя там около двух месяцев, собрали драгоценные сведения об этой стране и — прошу вас обратить особое внимание — о путях дальше на юг, к Оксусу и через него далее в Кабул. Я не буду удивлен, если мы услышим, что русские уже, неведомо для нас, укрепились там… Мы должны немедля послать наших людей туда, чтобы не быть застигнутыми врасплох ни в Кабуле, ни в Бухаре, — мы должны действовать решительно и быстро! Наша политика должна быть в Азии такой же, как в Европе! Сокрушить русскую мощь!
Лорд Элленборо опустился на свое место под гул общего одобрения…
Через два дня сэру Джону Малькольму было послано разрешение направить своих людей в Синд, вверх по Инду, а оттуда через Кабул в Бухару.
А лейтенант Артур Конноли, привезший депеши из Бомбея в Лондон, был послан в Индию необычным путем: через Петербург в Тифлис, оттуда в Персию и через Герат и Кабул в Синд…
Конноли было поручено проехать по пути возможного похода русских армий на Индию из Персии, чтобы проверить, насколько осуществимо такое вторжение.
Экспедиции же, направленной из Бомбея по Инду и далее до Бухары, надлежало уяснить, насколько возможно нападение России через Среднюю Азию и Афганистан.
Сверх того Элленборо приказал генерал-губернатору лорду Бентинку под видом торговцев направить шпионов на юг от Каспийского моря, чтобы проверить, не ведется ли и там подготовка к походу на Индию.
5
Весть о гибели русской миссии в Тегеране дошла до Орска с караванами ранее, чем официальные известия из столицы.
На базарах Ирана и Афганистана, в Хиве и Бухаре толковали о том, что инглизы приложили свою руку к убийству российского посланника.
О том же писал Виткевичу Сузин из Оренбурга, посылая газеты и журналы, русские и английские.
Ян с интересом ждал, как же поступит петербургское правительство.
Он, конечно, не мог знать, что Нессельроде уже взвалил вину на самого Грибоедова и писал Паскевичу: «Умоляю вас беречь англичан и не давать веры слухам, которые распространяются про них».
Когда Ян развернул газеты, изумлению его не было предела…
Император Николай милостиво принял в Зимнем дворце специального посла, внука шаха Хосров-мирзу и сказал:
— Я предаю вечному забвению злополучное тегеранское происшествие.
А в знак примирения он принял дар от шаха иранского: знаменитый бриллиант, некогда похищенный Надиром-шахом в Индии… Лондонские газеты писали с ехидством, что алмаз этот — «цена крови Грибоедова».
Виткевич был глубока потрясен: какая подлость, какая низость! И только из-за нежелания ссориться с англичанами. Так вот как платит царь верным своим слугам!
Много дней и недель мучился Виткевич, снова и снова возвращаясь к мысли о побеге.
И вдруг неожиданный случай опять круто повернул его судьбу.
В Орск, по пути в Оренбург, осенью 1829 года прибыл Александр фон Гумбольдт, прославленный путешественник, исследователь Нового Света. Встреченный пограничными властями как высочайшая особа (его во многих местах величали «принцем Гумбольтовым»), Гумбольдт помещен был в доме богатого купца.
Скинув длинное темное пальто и оставшись в неизменном во все время путешествия коричневом фраке с белым галстуком, Гумбольдт сейчас же спросил, нельзя ли пригласить к нему дельного переводчика, знающего и турецкий, и французский языки.
Когда в комнату, занятую приезжим, вошел худощавый, немного выше среднего роста солдат, туго затянутый в белые лосины, темно-зеленый мундир, и, стукнув каблуками, вытянулся «во фронт» перед Гумбольдтом, у последнего вытянулось лицо… Обыкновенный солдат? Какой мог быть от него толк?
Но вошедший почтительно и вместе с тем с большим достоинством на отличном французском языке спросил:
— Что угодно будет приказать вашему превосходительству?
Гумбольдт пристально взглянул на солдата: черные глаза, глубоко сидящие под нависшими бровями, крутой подбородок — все черты лица говорили о человеке незаурядном.
— Садитесь, мой друг, — ответил по-французски Гумбольдт. — Позвольте вам задать сперва вопрос: кто вы, как сюда попали? Да, знаете ли вы, кто я? Или мне необходимо представиться?
— Я имею честь говорить со знаменитым путешественником и ученым Александром фон Гумбольдтом, — ответил Виткевич по-французски и неожиданно перешел на английский язык. — Разрешите мне далее говорить на языке, которого здесь никто не понимает.
Гумбольдт утвердительно кивнул. Виткевич кратко, но точно изложил ему свою грустную историю.
— Чего же вы ждете от будущего? Чего добиваетесь? — спросил Гумбольдт, выслушав Виткевича.
Ян смутился, не решаясь рассказывать о терзавших, его сомнениях. Гумбольдт внимательно посмотрел на него, на мгновение задумался.
— Хорошо, — ласково сказал он, — я понимаю затруднительность вашего положения. Позвольте же мне вмешаться в вашу судьбу, раз уж случай свел нас… А теперь помогите мне разобрать вот этот турецкий текст!
Гумбольдт остался очень доволен знаниями Виткевича и всерьез решил подумать о его судьбе.