И в раздумьях своих Ян незаметно для себя забывает о замысле своем: в бегстве искать спасения…

Есть притягательная сила в мощи государства — и размах, могущество Российской империи гипнотизируют ум, тем более ум, наклонный к кипучей деятельности, а не к созерцанию…

В двадцать лет трудно довольствоваться философскими размышлениями о тщете земной суеты. Яну хочется делом означить свое пребывание в мире сем… И потому он стремится решить вопрос о судьбе небольших народов, которые являются яблоком раздора между могущественными соперничающими державами.

Барон Мейендорф свою обстоятельную книгу «Путешествие из Оренбурга в Бухару» завершил словами, которые привлекают внимание Виткевича: «России надлежит дать ханствам Центральной Азии целительный толчок и распространить на эти страны все блага европейской цивилизации».

Грузия выиграла от того, что присоединилась к России: она. спаслась от постоянной угрозы поголовного истребления народа иранскими шахами и турецкими султанами.

Так думает Ян… И вот Греция: русские решительно вступились за греков, понудили к тому кабинеты Лондона и Парижа — и флот турецкий истреблен в битве у Наварино. Россия завоевывает грекам свободу — делает то, к чему звал бессмертный Байрон.

Значит, может и русский деспотизм нести благо угнетенным народам, спрашивает самого себя Ян.

Да, это возможно, если не силой, а дружбой покорять народы… А для того всякому, кто хочет быть другом народов этих, надобно знать и понимать их.

И об этом пишет Яну граф Хоткевич, владелец Крожей, близкий знакомый семьи Виткевичей. Он настоятельно рекомендует не падать духом, верить в будущее и основать свои надежды на том, что сейчас так гнетет его: эта дикая восточная окраина империи пусть отныне будет залогом спасения. Изучать языки здешние, обычаи, нравы, политические и торговые условия — вот что рекомендует Хоткевич своему юному другу. И Ян с еще большим усердием продолжает постигать языки персидский, киргизский, татарский, вникать в обычаи народные, в порядки и нравы кочевников, изучать материалы географические, исторические, статистические.

В 1826 году войска персидского шаха начали военные действия против России. Шах пытался вернуть земли, потерянные Ираном в Закавказье во время войны 1812–1813 гг.

Британская дипломатия разжигала в Фатхали-шахе его захватнические желания. На это были затрачены горы золота: посол британский в Иране Макдональд в откровенной беседе с Грибоедовым, уже после окончания русско-иранской войны, признался, что, начиная с Малькольма, английские дипломаты затратили в Ираке на подкупы и интриги три с половиной миллиона фунтов стерлингов или 75 миллионов рублей по тогдашнему курсу.

Британская дипломатическая служба в Иране была организована весьма своеобразно. Посланник Англии в Персии представлял не только Сентджемский кабинет, официальное правительство его величества, но и Ост-Индскую компанию, получая директивы как от правительства, так и от Контрольного Совета и Совета директоров Ост-Индской компании в Лондоне и от генерал-губернатора в Калькутте. Двойная подчиненность эта вытекла из тесной и прямой зависимости британской политики в Персии от интересов Англии в Индии: Персия рассматривалась как ее важнейший защитный барьер на северо-западе.

Помимо официальных представителей Англии, была еще одна ветвь британской дипломатии в Иране.

Грибоедов писал директору Азиатского департамента Министерства иностранных дел Родофиникину из Персии: «Ирландец г. Кормик, лейб-медик наследника престола Аббас Мирзы, решительно владеет умом его и всеми намерениями. Г. Макнил в Тегеране тем же кредитом пользуется во дворце самого шаха…»

Младший брат шотландского барона, Макнил избрал медицинскую карьеру. Окончив университет в Эдинбурге, он поступил на службу Ост-Индской компании и был послан в Тегеран. Случилось так, что вскоре любимая жена шаха тяжело заболела, и шах обратился к английскому послу. Макнилу удалось вылечить эту женщину, которая имела неограниченное влияние на шаха.

Когда шах вечером приходил к любимой жене, он заставал там англичанина. Втроем они ужинали и проводили время в беседах… О чем говорил Макнил, какие идеи он внушал старому шаху, об этом нетрудно догадаться, зная взгляды Макнила на политику России в Азии. Россия стала твердой ногой к югу от Аракса, она легко может овладеть южным побережьем Каспия и двинуть армию от Астрабада через Герат к границам Индии. Возможно, плодом таких бесед с шахом и была война 1826–1828 годов.

Шах ее проиграл и был принужден заключить в феврале 1828 года Туркманчайский мирный договор. Шах уступил России Эриванское и Нахичеванское ханства, то есть значительную часть Армении, обязался уплатить большую контрибуцию и предоставил России значительные торговые льготы и преимущества.

Такого усиления позиций России за Кавказом не ожидали, конечно, ни в Лондоне, ни в Калькутте. О настроении Англии красноречиво говорил тот же врач-дипломат Джон Макнил:

«Россия будет стремиться к тому, чтобы всецело подчинить себе Персию. Священный долг Англии и впредь оберегать свободу Персии от посягательства России».

Эти соображения Макнила поддерживал официальный представитель Лондона и Калькутты в Иране Макдональд. Член британского правительства, президент Контрольного Совета по делам Индии Элленборо, прочтя подробный отчет Макдональда о ходе и исходе, войны, внес в свой дневник запись: «Наше влияние в Персии очень ослабело из-за нашего нерешительного поведения. Я должен приложить усилия, чтобы поправить наши дела там».

11 февраля 1829 года тегеранская чернь, науськанная фанатическим духовенством, с ведома и молчаливого согласия шаха зверски убила русского посланника в Персии Грибоедова и почти весь состав его миссии. А за спиной шаха стояли Макнил и тесно связанные с англичанами, щедро ими оплачиваемые шахские сановники— министр иностранных дел Мирза-Абдул Хасан-хан, первый министр Аллаяр-хан.

Как ни старались англичане замести следы, однако же адъютант принца Аббаса Мирзы откровенно сказал русскому генералу, что иранцы были вовлечены и в войну с Россией, и в убийство Грибоедова происками англичан. Он рассказал такую притчу:

— Однажды жена дьявола со своим сыном сидела неподалеку от большой дороги, в кустах. Вдруг они завидели идущего по направлению' к ним крестьянина с тяжелою ношею на спине. Поравнявшись с местом, где сидели черти, он споткнулся о случившийся на дороге большой камень. В сердцах он воскликнул: «Будь ты, дьявол, проклят!» Чертенок сказал: «Мама, как люди несправедливы: мы так далеки от камня, а все же виноваты». — «Тс, молчи, — отвечала мать, — хотя мы и далеки, но хвост мой спрятан там, под камнем».

Сей дьявольский хвост простирался значительно далее Тебриза. Лорд Элленборо в Лондоне в своих записках писал: «Эти отчеты только подтверждают то, что мы уже слышали о высокомерии и насилиях русских. Они заслужили свою участь!»

«Русская угроза Индии» — об этом громко заговорили в Калькутте и в Лондоне, когда к русским победам над Персией прибавились победы над Турцией.

Прочтя депешу о взятии русскими Эрзерума и катастрофе турецкой армии в Азии, лорд Элленборо воскликнул:

— Каждый русский успех в этой части света заставляет мое сердце обливаться кровью. Я считаю, что это надо мной одержана победа, ибо Азия — моя!

Не один Элленборо так думая.

Близкий к премьер-министру герцогу Веллингтону подполковник де Ласи Эванс убедительно раскрывает «русские замыслы»: вслед за брошюрой под таким названием, опубликованной еще до убийства Грибоедова и русских побед в Турция, он издал новый памфлет «Об осуществимости вторжения в Индию». Книга появилась сейчас же после заключения Адрианопольского мира России с Турцией.

Как неприятны для Англии условия договора! Правда, русские не вошли в Константинополь и не стерли с лица земли Турции. Но и без того — как горделиво заявлял Нессельроде — Турция может отныне жить лишь под протекторатом императора Николая! Она уступает России Черноморское побережье Кавказа от Анапа до Поти, открывает русским судам свободный проход через проливы. Турция торжественно гарантирует автономию Сербии, Валахии и Молдавии и признает независимость Греции.