Выше мы упомянули, что у самолета Галышева в Анадыре отказал мотор. Галышев, как и Каманин, летел не один: он вел звено из трех самолетов. В состав его звена входили еще двое молодых летчиков – Водопьянов и Доронин. Так же как и звену Каманина, звену Галышева оставался один последний бросок – до Ванкарема. Тут-то и случилась беда с мотором.

Итак, судьба поставила двух командиров звеньев совершенно в одинаковые условия, с той лишь разницей, что один поломал свой самолет сам, а у другого самолет отказал не по его вине. Как поступил в этой ситуации Каманин, мы уже знаем. Виктор Львович Галышев имел даже большие моральные права поступить так же и оставить любого из «мальчишек» возиться с его самолетом и мотором. Однако он решил иначе. Водопьянов и Доронин улетели, напутствуемые добрыми словами своего командира, и стали Героями Советского Союза, людьми, известными всему миру. Это же звание и известность получил и Каманин. Фамилии же Галышева и Пивенштейна известны лишь узкому кругу людей, в основном из среды историков авиации.

Позволим себе поведать читателю и о том, как, подарив славу одним летчикам, советское правительство «позаботилось» о других «крылатых» участниках челюскинской эпопеи, в частности – о В. Л. Галышеве. По доносу, а может быть просто по произволу НКВД, в 1938 году летчик был брошен в застенки ГУЛАГа. Приведем здесь рассказ ветерана якутской авиации В. Протодьяконова, который не нуждается в комментариях:

Неожиданно в феврале 1939 года мне дали указание взять Виктора Львовича из тюрьмы и организовать его отправку в Москву на лечение. Как и все непонятное, эта, я бы сказал, невероятная команда сверху – а таким было внезапное освобождение из тюрьмы Галышева – обрастала легендами. Вот одна, из них. Передавали друг другу шепотом, под большим секретом, что Виктор Львович смог передать из тюрьмы письмо Ворошилову, с которым был лично знаком еще со времен гражданской войны, и тот распорядился выпустить Галышева. Тогда этому верили. Теперь-то мы знаем, что «первый маршал» не торопился выручать не только своих знакомых, но даже близких соратников, безвинно отданных на заклание.

Я на руках вынес неправдоподобно легкого, донельзя истощенного и истерзанного Галышева за пределы страшного учреждения и привез на повозке, запряженной лошадью, в общежитие авиагруппы, где для него подготовили комнату (жена Галышева жила в Иркутске). Два месяца лежал он с отбитыми почками и печенью, переболевший пневмонией. Когда медицина дала разрешение, в автобазе авиагруппы оборудовали на полуторке коробку и отправили Виктора Львовича в сопровождении врача на станцию Невер, что на транссибирской магистрали, а дальше поездом в Москву. Там Галышева поместили в больницу, где он и скончался в скором времени.

...Добравшись до Владивостока пароходом, челюскинцы и их спасители – семь Героев Советского Союза – совершили триумфальную поездку через всю страну на поезде. На каждой станции – митинги, оркестры, подарки, взрывы энтузиазма. Леваневский, чувствуя, что сыграл более чем скромную роль в челюскинской эпопее, старался держаться на втором плане. Вот как он сам вспоминает, например, встречу в Москве с правительством: Я отошел в сторону, чтобы не мешать. Но вдруг слышу, товарищ Сталин зовет: «Леваневский! Чего Вы прячетесь и скромничаете?» Подошел ко мне и пожал руку.

В тот же вечер в стенах Георгиевского зала Кремля прозвучал тост «вождя»: Зачем летал Леваневский? Разве мы обещали ему деньги, когда он спасал Маттерна или когда летел к челюскинцам? Он сам вызвался помочь советским людям, оказавшимся на льдине вдали от берега... За здоровье Леваневского и всех Героев Советского Союза, мужественных, храбрых и достойных сынов нашей великой Родины!

А на следующий день Сталин лично позвонил Леваневскому в гостиницу и предложил ему вместе с Молоковым посетить международную выставку в Лондоне. 27 июня оба летчика с супругами выехали в столицу Великобритании.

«Прятаться и скромничать» теперь уже не было никакого смысла. Этот тезис и определил новый стереотип поведения Сигизмунда Леваневского.

В 1932 году появились первые наброски на ватмане самолета, принесшего в довоенные годы нашей стране наибольшую славу. Именно тогда возникли на бумаге контуры АНТ-25. С этого момента и до полного завершения летных испытаний новый самолет «вел» шеф-пилот конструкторского бюро А. Н. Туполева – М. М. Громов. Нельзя сказать, что летные испытания прошли без сучка и без задоринки – были вынужденные посадки, была реальная опасность взрыва машины в полете, были отказы жизненно важных систем. Но воля и мастерство Громова победили. «Приговор» его был однозначен: «Машина устойчива в полете и проста в управлении». Далеко не каждый новый самолет удостаивался столь лестного отзыва.

И начался трудный, но славный путь красавца АНТ-25. 13 сентября 1934 года машина под управлением Громова, с которым были второй пилот А. И. Филин и штурман И. Т. Спирин, ушла в полет с задачей установить мировой рекорд дальности и продолжительности полета по замкнутому маршруту. Результат – 12411 километров за 75 часов беспосадочного полета. Есть мировой рекорд!

Разумеется, знавший досконально все возможности самолета и «поставивший его на крыло» Громов не мог не думать о перелете на АНТ-25 через Северный полюс. Уже в 1932 году, когда самолет существовал только на бумаге, он мечтал об этом. Зимой 1934-1935 гг., когда АНТ-25 прошел все летные испытания и два экземпляра машины стояли полностью готовыми, желание перелететь Северный полюс созрело окончательно.

Однако весной 1935 года к правительству обращается с просьбой разрешить перелет из Москвы в Америку через Северный полюс на АНТ-25 теперь уже член ВЦИК СССР С. А. Леваневский. Сталин пригласил его и, выслушав, разрешил перелет. Начался новый виток биографии летчика.

Леваневский сформировал экипаж: второй пилот Г. Ф. Байдуков, штурман В. И. Левченко. Началось освоение самолета, тренировки, которые продолжались три месяца. В одной из тренировок экипаж провел в беспосадочном полете 17 часов 20 минут. Вся подготовка к перелету за океан протекала вполне благополучно.

Лето 1935 года выдалось очень дождливым. К тому моменту, когда ранним утром 3 августа 1935 года полностью заправленный, подготовленный к прыжку через Северный Ледовитый океан самолет занял свое место в начале взлетной полосы, дождь почти беспрерывно заливал аэродром уже вторую неделю. Вот что писал ставший впоследствии знаменитым, а в то время никому не известный чешский журналист Юлиус Фучик, находившийся в те дни в Москве: Московские крыши десятые сутки поливал проливной дождь. В эту ночь Москве не спалось. Впрочем, этот перелет взволновал не только москвичей... За приготовлениями Леваневского внимательно следили не только в Советском Союзе, но и во всей Европе и в Америке.

После доклада начальника метеослужбы о погоде по маршруту экипаж прощается с провожающими. Генеральный конструктор машины А. Н. Туполев уходит, не торопясь, к тому месту взлетной полосы, где самолет должен будет оторваться от земли. Так он поступает каждый раз, когда его самолет уходит в небо с важным заданием.

Заработал мотор. Белая ракета. Самолет, медленно набирая скорость, начал разбег, уподобившись глиссеру: из-под колес веерами вырывалась вода. По рассказам провожающих, взлет казался мучительно долгим. Наконец вздох облегчения вырвался из груди тысяч людей. Машина ушла в воздух.

Как и предсказала метеослужба, через пару сотен километров дождь постепенно прекратился. Облака редели, и вскоре взгляду открылся беспредельный голубой купол. Погода установилась чрезвычайно редкая для этих мест, о какой летчики говорят: миллион на миллион – миллион километров чистого неба на миллион километров видимости во все стороны, куда ни посмотришь.

В половине четвертого дня, когда самолет шел над Баренцевым морем, Леваневский заметил на левом крыле небольшую струйку масла, вытекающую из мотора. В кабине появился легкий запах гари. Экипаж насторожился. Однако, оценив утечку, Байдуков и Левченко доложили командиру, что бортовых запасов масла вполне хватит до Канады, где при плохом исходе можно будет посадить самолет на подходящую площадку. Основная задача перелета – преодолеть Северный Ледовитый океан через Северный полюс – будет выполнена. Однако Леваневский докладывает на командный пункт об утечке масла и разворачивает самолет на обратный курс.