Наутро мы просыпались с огромным трудом. Целый табун ломов (то есть хронических обломов) прижимал нас к койкам и удерживал под одеялом.

— Что, небось, всю ночь байки травили? — добродушно ворчала медичка.

— Ум-гу, — радостно согласился я. А Игорь только сдержанно кивнул и перевернулся на другой бок. Я последовал его примеру. Теперь мы лежали попка к попке, правда, каждый на своей койке.

Медсестра подошла и ласково похлопала нас по ягодицам: — Завтрак проспите, засони!

И мне показалось, что похлопала она нас отнюдь не только для пробуждения. Набравшись наглости от таких подозрений, я соблазнительно повел попкой и заявил:

— А куда торопиться? Зарядку мы и так не посещаем, а завтрак нам все-равно в постель принесут.

— Вот-вот, чаю тебе горячего в постель. Из чашки, — как-то весело заявила медичка и нежно провела мне по попке. Затем, спохватившись, сделала вид, что поправляет одеяло. Потом провела ладонью по моей талии и ласково шепнула: — Ну, спите, спите, полуношники...

— Баба-то баба, а туда же, тоже молоденьких хочется, — прокомментировал я, едва она скрылась за дверью.

— А что, — отозвался Игорь, — тоже ведь человек. Да и не такая она и старая: лет двадцать пять будет...

— Она меня гладит, а у меня лежит и не шевелится...

— У меня бы тоже на нее не поднялся.

— Ага, особенно после сегодняшней ночи.

— Нахал.

— Не махал, а дирижировал...

— Нахал — ушами махал, зубами дирижировал.

— Командор, не становись занудой!

— А я в командоры не напрашивался, ты меня сам записал...

— А при твоей внешности были иные предложения? — продолжал ехидничать я.

— Ага: Капитаны.

— Рейнджеры... Гаррисон.

— Бродяжники... JRR.

— Скадермены... ВПК.

— Прогрессоры... АБС.

— Братья...

— Натанычи...

— Сам ты брат Стругацкий!

— От Казанцева слышу!

— Юрик Медведев!

— Мишенька Пухов!

— Молодогвардеец!

— ВТОшник!

— А ВОТ И НЕ ПОДЕРЕТЕСЬ ! — голос от двери заставил нас вздрогнуть. Игоря — от неожиданности, меня — от щемящего чувства в душе. Мы оторвались от увлекательнейшего занятия — перечисления атрибутов отечественной фантастики — и повернулись к двери.

Опершись на белый блестящий косяк, в проходе слегка небрежно стоял ... Лешка!

— Аэ! Лешка! какими ветрами?! Леш, познакомься, это Игорь! Игорь, это — Лешка. Я тебе о нем говорил...

— Интересно, что же он наговорил. А пока добавлю в ваш спор пару эпитетов: крокозябра, снусмумрик, эльф пещерный... Достаточно или продолжить?..

— Лешка, ты, как всегда, прелесть!

— Ага. Я знаю...

— И все же — какими ветрами?

— Попутными. Решил прикинуться шлангом. Мол, температура большая.

— Ага. Уже резиной воняет...

— И зачем это нужно? — подал голос Игорь.

— Д! Н! У!

— То есть?

— Дуракам На Удивление. Так что удивляйтесь. Напару.

— Было бы кому. Кстати, — ехидно спросил Игорь, — Ты знаешь, что такое один француз?

— Ну?

— Любовник. А два? Дуэль. Три? Революция. Один англичанин? Джентельмен. Два англичанина? Светская беседа. Три? Парламент. А один фэн?

— ?!

— Распиздяй! Два фэна? Конгресс или фестиваль. Три фэна? Весь Кристалл на ушах! А нас как раз трое!

В разгар смеха явилась медичка.

— Ребята, что это за грохот? Это смех или табун лошадей?

— Табун ломов!.. (это — хором в три глотки. И снова смех)

— Над чем хоть смеемся?

— Над Кристаллом!

— Каким кристаллом?

Снова взрыв смеха. Громче всех — Лешка. На него и глядит медичка.

— А Вы что здесь делаете, молодой человек?

— Как что, к Вам на прием... Температурю...

Медичка трогает его лоб рукой.

— Марш на свободную койку! А градусник — под мышку. Нет, под левую, пожалуйста...

Лешка вытягивается поверх простыни. Прижимает левую руку к себе:

— И вот он лежит недвижим

Под одеялом чужим...

— Ладно, поэт... — медичка выходит в приемную. Лешка хмыкает:

— Операция «Шланг» продолжается...

Через пять минут на градуснике сияет 38,2 , и Лешку прописывают в нашу палату.

— Ты че, вправду заболел? — с тревогой спрашиваю я.

— Была бы охота! Простой аутотренинг.

— Ага, — встрял Игорь, — Лежишь и думаешь про себя: «Я чайник, я чайник, я закипаю, сейчас я совсем закиплю...» Или «Закипю»? Кто знает?

— Слон знает. У него голова большая. А я просто попробовал повысить обмен веществ. Ну, скорость сжигания пищи в организме...

— Лешка! Алексей! Я вот смотрю и думаю: слишком уж много вы знаете, хлопцы, как для этого вашего возраста. Это что — акселерация? Или все нынешние фэны такие?

— Сам ведь не хуже знаешь: тоже ведь фэн! — прокомментировал я, поворачиваясь на спину и обнаруживая большое вздутие одеяла: после Лешкиного прихода мой «малыш» уже не успокаивался.

Я смотрел на Лешку с обожанием. Я ведь понимал, что привела его сюда не лень ходить на зарядку, а тоска по мне. И мне стало даже немножечко неудобно, что я изменил ему с Игорьком. Но — сделанного не воротишь, а дальше-то как быть? Признаться во всем? А вдруг Лешка обидится и уйдет? Нет, не из палаты, а вообще — уйдет. Не говорить? А как же тогда смотреть в его честные любящие глаза, в эти сияющие изумруды. Я поколебался и решил отложить объяснения на вечер.

Игорь, спасибо ему огромное, тоже при Лешке ни звуком не обмолвился о недавней ночи. Будто б и не было ничего.

Лешенька же, светлая личность, смотрел на Игорька минут пять молча, и вдруг выпалил: — Володька, а ты знаешь, на кого он похож? Вспомни, мы в «Следопыте» читали! Вот только бы перекрасить Командора в блондина...

Игорь отчаянно взвыл, я же ехидно заметил: — Ну что, Командор, приросло прозвище? И не вой, как назгул над Гондором — все равно не поможет!

— И нарекаем отряд древним именем вольного ветра, — это, конечно же, Леша.

— Скорее, звезды, — Игорь сморщил переносицу, затем, схватив со стола «кирпич», быстро пролистал последние страницы: — И имя звезды — Луингиль!

— Луиниль, — поправил Алешка.

— Да нет, Луингиль. Эльфы — они глупые были, английского не знали, сочетания «нг» как «н- в нос» не читали...

За вечером всегда наступает ночь. И сегодня было не исключением. Медичка давно уже смылась, а мы все еще валялись на койках и болтали о всякой чепухе. По ходу я упомянул о заигрываниях медички.

— Ничего, лучше с медичкой, чем с нашей Юлечкой, — глубокомысленно изрек Леша. — Целее будешь...

— Это с какой еще Юлечкой? — (боже, это я-то так рявкнул?! Ревную, что ли? И кто — я?!)

— Ну, ты ее помнишь, толстая такая, в очках.

— Ну и что?

— Сидит вчера на скамейке, на гитаре играет, поет. Ну, я и присел рядом — послушать. Ты же знаешь, какие песни у нее клевые. Наши. Фэнские. Слушаю. А она — ноль на массу, будто меня и нет рядом. Допела «Цитадель», и тут черт дернул меня изображать ее поклонника. Ну, я руку ей на плечо (это без всякой-то задней мысли!) — и тут вдруг — гитара в стороне, а у самого моего бока — нож-выкидушка! И Юлечка вежливо так мне говорит: «Слушать — слушай, а рукам волю не давай. А то... И имей в виду, что я, мол, не с панели пришла.» Руку-то я убрал, но тут же прокомментировал. А она взбеленилась.

— Лешенька, когда ты говоришь «прокомментировал» — я могу заподозрить все, что угодно. Так что ты ей ляпнул, поручик?

— А то. Сказал, что ей изнасилованной быть не грозит. Что при ней самый пылкий кавказец импотентом станет. От одного ее вида. А она меня тут же гитарой — и по самому ценному месту. Догадайтесь, куда попала?

— Сюда, — и мы с Игорьком с двух сторон ткнули ему пальцами в член.

— Э, ребята, вы что, сговорились?!

— Не-а, — искренне признались мы (и опять хором!)

— А попала-то она мне по голове. По самому темечку. Теперь на ее «Камчатке» две лишние трещины. С деку длиной каждая...