Мы сидели в вагоне, и колеса монотонно постукивали по стыкам рельсов. Все произошло весьма сумбурно: однажды (как раз прошла неделя со дня нашей встречи) Науруз взял меня за руку, печально как-то посмотрел мне в глаза, и грустным таким голосом произнес:

— Сегодня мы уезжаем...

— Что случилось? — встревожился я: — Ты покидаешь... — и тут до меня дошло: «МЫ уезжаем.» — Куда?

— Потом объясню.

Полчаса на сборы, троллейбус, вокзал, кассы, перрон, электричка. Подозревая, что Науруз решил пригласить меня таким образом к себе домой в гости, я стал машинально считать остановки. Однако, когда мы на двадцать пятой не вышли, а остались в вагоне, я снова слегка взволновался:

— Куда же мы едем? Я думал, к тебе.

— Меня мы уже проехали.

— Спасибо, я заметил.

— А едем на пять остановок от моего города, — казалось, он не заметил моего сарказма: — там есть то, что тебе надо.

— Интересно, что это такое?

— Увидишь...

Давно миновал город, мы ехали мимо деревенек и дачных поселков, пока, наконец, не вышли на полустанке у кромки темного леса.

Затем едва приметными тропками Науруз тащил меня сквозь заросли папоротников и колючих кустов ежевики куда-то к одному ему ведомой цели. И совсем уже стемнело, когда мы вышли, наконец, к одиноко стоящему среди кустов храму.

Храм был стар и заброшен, местами на крыше проросли молодые деревца. Видимо, от семян, спрятанным там птицами. Окна храма были крест-накрест забиты досками, на куполе не было никакого религиозного знака. Вернее, там вообще ничего не было, кроме старой ржавой проволоки, когда-то что-то удерживавшей. Науруз склонился у двери, распутывая шнур, удерживавщий створки вместе. Затем дернул за ручку, и правая половинка двери со скрипом отворилась.

— Мы что, сюда шли?

— Ага.

— И что мы тут забыли?

— Сейчас все поймешь.

— Но что это такое?

— Забытый Храм Перекрестка. Из неофициальных, запрещенных храмов.

— А почему их запретили? — настороженность начала пробуждать страх.

— Говорят, развращали молодежь. А как по-моему, просто кто-то испугался, что люди получат Истинную Свободу. Ну ладно, пошли, — и он скользнул внутрь.

Мне не оставалось ничего, как последовать за своим проводником.

Сумрачный свод, утопающий в полутьме вечера, был покрыт старыми, полуосыпавшимися от сырости фресками. Одного лишь беглого взгляда на них было достаточно, чтобы представить себе весь ужас родителей, чьи дети пришли бы сюда — весь потолок был покрыт изображениями самых откровенных и бесстыдных сцен любви. Двое, трое и даже пятеро партнеров. Девушки и мужчины, и совсем еще юные мальчики. И все это — вперемешку с пентаграммами и сплетенными в бесконечное кольцо змеями. Не зря этот храм прятался в лесу!

Вскоре коридорчик кончился, и мы вошли в огромный центральный храмовый зал. И тут на меня взглянул незнакомый мальчишка! От неожиданности я остановился, и лишь спустя долгую секунду понял, что это был лишь рисунок на стене храма. Мальчишка был совершенно обнаженный, худенький, со всклокоченными волосами и удивительно живыми добрыми глазами. Он стоял, приподнявшись на цыпочки и подняв над собой руки, сложенные в хитрый Знак Ленты Мебиуса. А за плечами его разгорался лилово-розовый рассвет.

С минуту я смотрел на мальчишку, не в силах оторвать взгляда, и лишь затем любопытство взяло свое. На стене напротив было изображено странное существо: при всей схожести с простыми людьми бросалось в глаза женственное, как у ангелов на картинах Рафаэля, лицо, пышные женские груди и большой и мощный эрегированный член. Насколько я помню, в мифологии подобные создания назывались андрогинами и считались древними прародителями людей. Но несмотря на всю его мифичность, подействовал он на меня однозначно: от возбуждения мой пенис уперся в мои брюки, ту же сделав их на два размера меньше. А может, и не в мифичности дело? Кажется, он чем-то был похож на одного из родителей Агаттияра. А забыть мир андрогинов, причем не мифических, а самых что ни на есть настоящих...

И тут меня привлек какой-то шум. Оказывается, пока я разглядывал фрески, Науруз достал откуда-то и начал раскладывать на алтаре какие-то странные предметы. И вдруг среди них блеснул нож. Вернее, кинжал. Страх колючей рукой прошелся у меня по спине: конечно, Науруз — хороший парнишка, но как бы этому милому пареньку не взбрело в голову принести меня в жертву! Все-таки я — иномирянин, и никто здесь меня не хватится... Я начал медленно отступать к двери, когда мой спутник взял с алтаря колокольчик и три раза по три дзинькнул в него. Затем, обойдя алтарь по часовой стрелке, подошел к южной его части. Взяв в руки нечто среднее между фаллосом и булавой красно-желтых тонов, он трижды махнул ею, а затем, подняв над головой, медленно пошел вновь вокруг алтаря, говоря: — «И сейчас, после того как исчезли все призраки, узришь ты Святой Огонь, Огонь, пылающий над сокрытыми во Вселенной смертями, внемли гласу Огня».

Я ринулся было к двери, но тут гигантский золотой круг света опоясал зал, заключая внутрь себя и меня, и алтарь с Наурузом. И тут же на южной стороне круга вспыхнула прямо в воздухе голубая пентаграмма, внутри которой вздыбился готовый к прыжку Лев. Но тут Науруз произнес:

— «О-и-пе Ти-а-а Пе-до-ке», — и Лев послушно улегся в центр пентаграммы и мгновенно успокоился. А до меня донеслись слова:

— Во имя и в написание Южного Квадрата я заклинаю вас, ангелы Южной Смотровой Башни.

Я заворожено смотрел на действия парнишки. А он привычными жестами и словами продолжал неведомый мне ритуал. И вскоре от магической Чаши на западе возникла пентаграмма с Орлом, от Воздушного Кинжала (того самого, что так напугал меня вначале!) на востоке возник Человек в пентаграмме, а от пентакля на севере родилась пентаграмма, внутри которой лениво жевал звездную траву Вол.

Затем, повинуясь жесту парнишки, под самым куполом вспыхнуло ослепительно яркое после сумерек солнце, которое вдруг рассыпалось протуберанцами. Огненные крылья солнца раздробились на крохотные точечки звездочек, и вскоре над нами вселенской розой раскинулась сияющая галактика, заливающая светом весь зал.

Науруз завершил ритуал, подошел ко мне, обнял за плечи и вывел на середину зала. Мы стояли посреди золотого круга с четырьмя голубыми пентаграммами по бокам и горящей галактикой над головой.

— Ну вот, теперь мы можем заняться любовью, — тихо прошептал Науруз, и в глазах его предательски блеснула слезинка.

— Здесь?

— Да. И тогда ты сможешь вернуться домой.

— Будет Переход? Так ты ждал подходящего дня?

— Это можно в любой день...

— Но почему же тогда...

— Я не хотел, чтобы ты сразу исчез. Ты улетишь в свой мир, а я... Я останусь один. Снова один. Опять буду сидеть дома в тоске или ходить по баням... Но разве встречу кого-то такого, как ты? А потом я понял, что если промедлю еще хоть день, то уже никогда не решусь...

Подчиняясь жесту Науруза, на фоне галактики вспыхнул фиолетовыми линиями знак Пути.

Мы сели прямо на пол, оказавшийся вдруг мягким и теплым, и, обнявшись, слились в долгом и страстном поцелуе. Медленно мои руки скользнули в прическу паренька, а он в это время расстегивал пуговицы моей рубашки. Затем я покрыл поцелуями все лицо друга. Мы ласкались, медленно снимая друг с друга одежду. И вскоре лишь горка одежды подо мной говорила о том, что я пришел сюда не голым... Науруз же кидал свою одежду за золотой круг, и на изумленный мой взгляд пояснил:

— Если оставить ее здесь — она переместится с тобой. Я мне тогда что — голым домой возвращаться? Да еще через колючки идти...

Когда трусики ласточкой вылетели за круг, у нас словно прорвало какой-то барьер. Мы целовали друг друга в щеки, плечи, груди, ласкали языком глаза. Слегка засовывали язык в ноздри друг другу. Я слегка покусывал мочки ушей паренька, а затем языком скользил по ушной раковине. Науруз целовал меня все ниже и ниже, обхватил зубками мой сосок левой груди, прижал вокруг губы, защекотал языком. Затем скользнул к правой груди, спустился оттуда к пупку, засунув кончик влажного языка в мое углубление на животе. Оттуда беспокойный его язык кинулся на мой член и облизывал его, словно леденец, подаренный ребенку. Я лохматил волосы своего партнера, ласкал, щекотал его, покрывал поцелуями его стройные ноги и нежную румяную попку. Здесь, в заброшенном храме, я словно заново познавал друга. И этот пацаненок отвечал мне любовью и ласками без преград. И первые токи знакомого мне слияния потекли сквозь меня. Мой пенис дрожал от желания, я хотел войти в Науруза быстро и стремительно, как молния, как копье, но я чувствовал, что нельзя сразу ринуться на моего друга со всей страстью, что это был ритуал, таинство, и неведомая энергия заполняла нас, прибывая от каждого нашего неспешного жеста.