2
Проснулся я от странных и непривычных резких звуков. И лишь мгновение спустя я понял — где-то рядом стреляют. Тут же вспомнился весь вчерашний день. Собственно, я ни на секунду и не усомнился в том, что все это случилось по правде. Я жалел, как это не покажется смешным, лишь о том, что пьяный мой друг вчера так быстро вырубился и я не сумел кончить вслед за ним. Но сейчас вокруг стреляли, и поэтому было не до воспоминаний и сожалений. Я ошалело огляделся, и первой моей мыслью было: «мой автомат». Получая оружие, я расписался, что в случае потери его буду отвечать перед трибуналом. Гм-м, перспективка.
Яшар, уже одетый, и собранный, протянул мне мой автомат и сказал только: «Скорее!».
Прямо из палатки мы скатились в окоп. Вокруг свистели пули. Мне трудно вспомнить что-то подробней. Помню, как держал автомат, помню, как стрелял куда-то прямо. Два автоматных рожка, крепежками в разные стороны, связал между собой изолентой. Отстрелял один рожок — отстегнул, перевернул, вставил — и вновь стреляй.
Выстрелы, крик кому-то: «Дай еще рожок!», снова выстрелы.
И — тишина. Затишье.
На обед — разогретый консервированный рис. Запиваю водой. После вчерашнего спирта, вода явно, не в тему: голова вновь начинает кружиться, «говорит автопилот», а затем вновь выстрелы, выстрелы, выстрелы. Ухлопал рожка четыре, перезарядил — и снова вперед. Не ясно, кто враг, какой он. Оттуда летят пули, ты посылаешь свои туда.
Вечером, в затишье, я с Яшаром снова в палатке. Яшар уже начал «загружаться» из фляжки.
— Погоди, останавливаю я его, — а то вырубишься раньше времени, как вчера.
Яшар, оторвавшись от фляги, присел передо мной на колени и нежно обнял мои ноги, ткнувшись своим носом в мой выпирающий член. Затем привстал, расстегнул свой ремень, брюки, спустил их до колен и, развернувшись ко мне своей попкой, стал раком и руками раздвинул свои ягодицы. Второго приглашения мне не потребовалось. Быстро сбросив свои брюки и трусы, я вонзил свой молоденький кол ему прямо в дырочку. Член вошел на удивление легко, хотя попка и обхватывала его плотно, не было в ней «раздолбанности», столь частой в общественных туалетах. Я вонзал свой член до самых яиц и затем, слегка привыкнув, вновь с силой вгонял его вглубь. Яшар постанывал от наслаждения и временами качал своей попкой навстречу моему движению, усиливая наше столкновение. Когда же я заполнил его анус своей нежной спермой и начал вытаскивать свой член — он еще не кончил. Я собирался было взять его головку губами, но тут мой друг достал откуда-то (сам не пойму, откуда!) чистые белоснежные салфетки. Взяв одну из них, он нежно и аккуратно вытер ею мой член, и тут же погрузил его в свой ротик. Губы его слегка обхватили мою головку, затем скользнули к самым яйцам и вновь к головке, язык слегка щекотал «уздечку» пениса, а затем стал описывать круги по вновь набухающей головке. Я гладил колючие волосы друга, пальцы мои ласкали ямочки на его щеках, теребили уши. Блаженство волнами накатывало на меня, и вскоре я кончил, и Яшар проглотил мою влагу. А затем, вновь обняв мои ноги, он произнес:
— Позволь мне теперь войти в тебя.
Я повернулся к нему попкой, и он начал нежно целовать мои ягодицы. Затем осторожно лизнул мой анус, и я задрожал от нахлынувшей волны страсти. Увлажнив мою дырочку, Яшар смазал слюной свой член и, приставив его вплотную, слегка толкнул вперед.
Увы, его член был слишком толст, и несмотря на всю мою привычность и наши общие старания, он никак не мог войти внутрь и каждый толчок причинял мне боль, но головка так и не погрузилась в меня. И, чувствуя свою вину, я развернулся и глубоко погрузил его член в мой рот. То сжимая его, то ослабляя давление, я сосал его, целовал, лизал, нежно прижимал к лицу, а затем ловил губами горячую струю спермы...
Когда же мы наконец, уснули, моя рука покоилась на его ширинке, на его толстом и огромном члене, а его рука ночевала на моей ширинке, на моем, не опускающемся всю ночь хозяйстве. Изредка невдалеке посвистывали пули, но они не могли разрушить счастье нашего сна.
Дни проходили за днями, ничего не менялось. Днем — стрельба, взрывы мин и снарядов, грохот дальнобойных орудий. Ночью — ласки с милым моим Яшаром. Мы сдружились и искренне полюбили друг друга. Изредка вспоминал я тот мир, откуда явился, но с каждым разом эти воспоминания были все бледнее и бледнее, а радость любви к Яшару давала мне возможность забыть, что вокруг бушует настоящий военный ад. Сколько раз во время наших ночных развлечений шальная пуля дырявила полог палатки, сердито посвистывая где-то над нами. Сколько раз вдали громыхал грохот взрыва, сотрясая землю. Но мы любили и были счастливы в этой любви. Как-то, недели полторы после начала, Яшар не выдержал:
— Вовчик, я очень хочу в попку, я не могу без этого!
Дырочка моя по-прежнему не могла впустить его стройный смуглый член, и тогда я просто лег на живот, а он вонзил свой член у меня между ног, возле самой попочки. Я сжал покрепче ноги, и он трахал меня в эту «импровизированную дырку», заливая затем мои ноги и пол палатки вязкой своей спермой. А затем хватал губами мой член и ласкал его до экстаза, до моего извержения. И подставлял свою нежную смугло-румяную попку, впуская меня туда всего, без остатка...
А наутро вновь трещали автоматы...
Наш отряд должен был сражаться здесь четыре недели, а затем вернуться в город на отдых. На неделю. Поезд ходит раз в две недели. Итого к концу операции я должен был очутиться на том же вокзале и сесть в тот же поезд. По крайней мере, Яшар был убежден в этом на все сто. Ведь для него я был не иномирянином, а пацаном-романтиком, попавшим в прифронтовой город из тыловой мирной глубинки.
И вот наступил последний день последней недели. Было на удивление тихо. Ни выстрела, ни разрыва снаряда, ни шипения сигнальной ракеты.
Яшар вломился в палатку, таща с собой пятилитровую канистру спирта и консервы-тушенку (и где только ее раздобыл, нас-то все время рисом потчевали!). Распив первую кружку спирта, мы слились в нежном и страстном поцелуе, крепко обняв друг друга. Вскоре провиант и канистра стояли в далеком углу, а мы разлеглись на полу палатки, обхватив друг друга руками и ногами. Руки Яшара нежно ласкали меня, не забывая время от времени расстегивать мне то одну, то другую пуговицу. Я старался не отставать от него. И вскоре мы, разгоряченные спиртом и любовью, лежали абсолютно голые, и тепло наших тел переходило друг другу. Затем я присел, а Яшар закинул свои ноги мне на плечи. Его попка при этом зависла прямо над моим членом. Я слегка качнулся вверх и вперед, зацепив головкой его ягодицы. И тут он начал постепенно слезать вниз, надеваясь на мой трепещущий в возбуждении пенис. Ноги его нежно обхватили мою шею, руки ласкали мою грудь, а попка его все глубже и глубже поглощала мой орган любви, пока его упругие ягодицы не коснулись моих напряженных яиц. Я сидел, боясь шелохнуться, чтобы не спугнуть дивное мгновение. И тогда мой друг начал напрягать и расслаблять ноги, постепенно поднимаясь и опускаясь на моем члене. Причем его член при этом дрожал в откровенной близости от моего рта. И я, повинуясь внезапному порыву, ухватил его головку и стал заглатывать, дразня языком. Яшар поднимался и опускался на моем члене, и от этого его пенис то входил во влажную пещеру моего рта, то выходил, и тогда я кончиком языка ловил его сияющую залупу.
Кончили мы в одну и ту же секунду, но разве это был конец ночи?! После третьего литра мы уже не задумывались, кто из нас куда и кому втыкает. Страсть переполняла наши сердца, истинная крепкая мужская любовь, и ласкам нашим не было ни конца, ни границ, как впрочем, и нашим сексуальным фантазиям в эту ночь. Мы были сплошным комком любящих нервов, и, казалось, весь мир затих, чтобы не мешать нашей любви...