„В одном практически шнурке…“ В одном практически шнурке Да с носовым платком Из дома выйду налегке Я, замыслом влеком. Ступая с пятки на носок, Пойду за шагом шаг, Мину лужок, сверну в лесок, Пересеку овраг. И где-то через две строки, А может, и одну, На берег выберусь реки, В которой утону. Меня накроет мутный ил В зеленой глубине, И та, которую любил, Не вспомнит обо мне. Какой кошмар — пойти ко дну В расцвете зрелых лет! Нет, я обратно разверну Свой гибельный сюжет. Мне эти берег и река Нужны как греке рак. Неси меня, моя строка, Назад через овраг. Преодолей в один прыжок Бездарный тот кусок, Где прежде, чем свернуть в лесок, Я миновал лужок. Верни меня в родимый дом, Откуда налегке Ущербным замыслом ведом Поперся я к реке. Взамен того, чтоб в холодке, Колеблем сквозняком, Висеть спокойно на шнурке, Прикрыв лицо платком. 1992 „В помойке роется старушка…“ В помойке роется старушка На пропитания предмет, Заплесневелая горбушка — Ее бесхитростный обед. Горбушку съест, попьет из лужи, Взлетит на ветку — и поет, Покуда солнце не зайдет. А там, глядишь, пора на ужин… 1990 „В тоске французы, в панике японцы…“ В тоске французы, в панике японцы, Поник зулус кудрявой головой, Как с дуба рухнул индекс Доу-Джонса, Что предвещает кризис мировой. На биржах Рима, Токио, Парижа Анархия, смятенье и разброд — Курс акций опускается все ниже, Накал страстей растет, наоборот. Но лично я тревогу бить не стану — Вселенский этот хипеш не про нас — Что Джонс, что Доу нам по барабану, Да нам и Джоуль с Ленцем не указ. Все тихо-мирно в нашем огороде, Нас греет свет далеких маяков, Которые зажгли Сергей Мавроди И незабвенный Леня Голубков. 1997 Василию Белову (другому) Нам тайный умысел неведом Того, в чьих пальцах жизни нить. Однажды мы пошли с соседом На хутор бабочек ловить. Среди занятий мне знакомых, А им давно потерян счет, Пожалуй, ловля насекомых Сильней других меня влечет. Итак, мы вышли спозаранок, Чтоб избежать ненужных встреч И шаловливых хуторянок Нескромных взоров не привлечь. Ступая плавно друг за другом, Держа сачки наперевес, Мы шли цветущим майским лугом Под голубым шатром небес. „Была весна“ (конец цитаты). Ручей поблизости звенел, На ветках пели демократы, Повсюду Травкин зеленел. Вдруг из кустов раздался выстрел, И мой сосед, взмахнув сачком, Вначале резко ход убыстрил, Но вслед за тем упал ничком. Как написала бы про это Газета „Красная звезда“: „Кто хоть однажды видел это, Тот не забудет никогда“. Пробила вражеская пуля Навылет сердце в трех местах. Но кто же, кто же, карауля Соседа, прятался в кустах? Кто смерти был его причиной? Чей палец потянул курок? Под чьей, товарищи, личиной Скрывался беспощадный рок? Где тот неведомый компьютер, Чьей воле слепо подчинясь, Пошли с соседом мы на хутор В тот страшный день и страшный час? Смешны подобные вопросы, Когда сокрытыя в тени, Вращая тайныя колесы, Шуршат зловещия ремни. И мы — что бабочки, что мушки, Что человеки, что грибы — Всего лишь жалкие игрушки В руках безжалостной судьбы. 1991 Версия — Не ходи, Суворов, через Альпы, — Говорил ему Наполеон. — Здесь твои орлы оставят скальпы, У меня тут войска — миллион. Говорю тебе я как коллеге, Как стратег стратегу говорю, Здесь твои померзнут печенеги На конфуз российскому царю. Знаю, ты привык в бою жестоком Добывать викторию штыком, Но махать под старость альпенштоком Нужно быть последним дураком. Но упрямый проявляя норов, В ратной сформированный борьбе, Александр Васильевич Суворов Про себя подумал: „Хрен тебе“. И светлейший грянул, как из пушки, Так, что оборвалось все внутри: — Солдатушки, бравы ребятушки, Чудо вы мои богатыри! Нам ли узурпатора бояться?! Бог не выдаст, не сожрет свинья! Где не пропадала наша, братцы?! Делай, православные, как я! И, знаменьем осенившись крестным, Граф по склону первым заскользил, Этот миг на полотне известном Суриков, как мог, отобразил. Так накрылась карта Бонапарта Ни за грош, пардон, ни за сантим. …С той поры мы в зимних видах спорта Делаем француза, как хотим. 1988 |
