Неопубликованная стенограмма Любимец уральских умельцев, Кумир пролетарской Москвы, Борис Николаевич Ельцин Седой не склонил головы. Последний октябрьский пленум Не выбил его из седла, Явился он вновь на коне нам, И конь закусил удила. Возникнув с карельским мандатом На главной трибуне страны, Он бросил в лицо делегатам: — Винить вы меня не должны. Имею я полное право Любые давать интервью. Даю их не ради я славы, А ради их правды даю. Грозит перестройке опасность, Повсюду разлад и раздор, Да здравствует полная гласность! Да сгинет навеки Егор! Своим выступленьем оратор Поверг в изумление зал, От ужаса встал вентилятор, И в обморок кто-то упал. Настало такое молчанье, Какое бывает в гробу, Не веря себе, свердловчане Застыли с росою на лбу. Но Бондарев крикнул: — Полундра! Гаси эту контру, братва! Загоним в карельскую тундру Его за такие слова. Затем ли у стен Сталинграда Кормил я окопную вошь, Чтоб слушать позорного гада, Нам в спину вогнавшего нож?! Тут, свесясь по пояс с галерки, Вмешался какой-то томич: — Пора бы дать слово Егорке, Откройся народу, Кузьмич. Свои разногласья с Борисом До нас доведи, не таясь, Коль прав он — так снова повысим, А нет — сотворим ему шмазь. — Секретов от вас не имею, — Степенно ответил Егор, — Сейчас объясню, как умею, В чем наш заключается спор. Таиться от вас мне негоже, Коль речь тут на принцип пошла, Мы были в стратегии схожи, Но тактика нас развела. Борис — экстремист по натуре, С тенденцией в левый уклон, Троцкистской наслушавшись дури, Он делу наносит урон. И пусть за красивую фразу Сыскал он в народе почет, Но нашу партийную мазу Бориска в упор не сечет. Родную Свердловскую область, В которой родился и рос, На хлеб посадил и на воблу, А пива, подлец, не завез. Да хрен с ним, товарищи, с пивом, Не в пиве, товарищи, суть, Пошел он вразрез с коллективом, А это не кошке чихнуть. Теперь, когда все вам известно, Пора бы итог подвести, Нам с Ельциным в партии тесно, Один из нас должен уйти. При этом не хлопая дверью, Тут дело не в громких хлопках, Я требую вотум доверья, Судьба моя в ваших руках. И маком расцвел кумачевым Взметнувший мандаты актив: — С Егором навек! С Лигачевым! А Ельцина мы супротив. Я в том не присутствовал зале, Не дремлет Девятый отдел, Но эту картину едва ли Забудет, кто в зале сидел. Цепляясь руками за стены, Белей, чем мелованный лист, Сошел с политической сцены Освистанный хором солист. 1986 „Ничего мне так не надо…“ Ничего мне так не надо, Ничего мне так не нужно, Как гулять с тобой по саду Органично, ненатужно. Как забывши, час который И какое время года, Наслаждаться дивной флорой, Достиженьем садовода. Как, обняв тебя рукою, Чувств отдаться Ниагаре, Как упасть с тобой в левкои В ботаническом угаре. И волос твоих коснуться, И, как контур, возбудиться, И забыться, и уснуться, И вовек не разбудиться. 1993 „Ночь темна, как камера-обскура…“ Ночь темна, как камера-обскура, Дремлет населения душа У высоких берегов Амура И на диком бреге Иртыша. Наготу слегка прикрыв рукою, Спишь и ты, откинув простыню… Что бы мне приснить тебе такое? Хочешь, я себя тебе присню? Знай, что я не снюсь, кому попало, Редким выпадала эта честь. Денег я беру за это мало — У меня и так их много есть. Я в любом могу присниться виде, Скажем, в виде снега и дождя, Или на коне горячем сидя, Эскадрон летучий в бой ведя. Хочешь — стану юношей прекрасным, Хочешь — благородным стариком, Хочешь — сыром обернусь колбасным, А не хочешь — плавленым сырком. Иль, принявши образ чайной розы, У Хафиза взятый напрокат, Я вплыву в твои ночные грезы, Источая дивный аромат. Я войду в твой сон морским прибоем, Шаловливым солнечным лучом… Спи зубами, милая, к обоям И не беспокойся ни о чем. 1982 |
