Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

А веник запарен весенний, В предбаннике даже - жара. "Каких еще вам наслаждений?" "Достаточно, братцы, - Пора!"

И - самая первая ходка. Сравненья не вижу честней: И спирт,

И, конечно же, водка Ничто по сравнению с ней. От пара

Задрыгает крыша,

На каменке

Камень рванет,

И тело задышит,

Задышит

И на пол

Само упадет.

А ходка вторая и третья

Едва ль выразимы в словах:

Там только

Одни междометья,

То - "Ох!",

То - особенно -

"Ах!"

Между второй и третьей ходками и обливанием колодезной, ледяной водой Виктор вёл завернутую в простыни компанию показывать свою огородную

гордость - огурцы и помидоры. Их он выращивал сам и никому не доверял за ними уход. Овощи получались, в самом деле, отменные, особенно помидоры. Не знаю, какой это сорт, но на низеньких кустах у него висели огромные, граммов по 400-500, плоды. Он ими очень гордился.

После огородной экскурсии все возвращались в баню. Особенность парения заключалась в том, что для каждой ходки у хозяина были свои веники. Первая ходка - разогрев без веника, вторая - веник дубовый, третья - веник берёзовый, а четвёртая и последняя с липовым или эвкалиптовым веником. Голову мыл берёзовым настоем, чтоб помыслы были чистыми и светлыми, как он говорил, а тело сначала дубовым для силы, особенно мужской, а потом для здоровья - липовым или эвкалиптовым. Веники у Виктора были на любой вкус, но больше всего он любил эвкалиптовые, эти веники хорошо дух держали и были "долгоиграющими". Их он специально привозил из Пицунды, где очень любил отдыхать и куда ездил чуть ли не каждый год. Эвкалиптовый веник имеет особый аромат, очень нежно, но глубоко обихаживает, а при простуде он просто незаменим, первое лекарство.

Когда мы появлялись в бане на пл. Мира, знатоки парилки спрашивали, принесли ли мы эвкалиптовый веник. Один мужичок всё донимал Виктора, где он берет такие чудо-веники. А Витя простодушно отвечал, что одного его знакомого поэта выслали в Австралию, так он всем своим друзьям в Союзе шлёт посылки с вениками, потому что кроме эвкалиптов и крокодилов в Австралии больше нечего нет. И тот ведь верил - но каждый раз спрашивал и каждый раз получал один и тот же ответ и опять верил, - ведь это сказал Витя Коротаев. Главным банным достоинством Виктора было то, что ни до бани, ни в бане, ни после бани он не пил ничего, кроме чая и кваса. Только в деревне после двух-трёх часов послебанного отдыха во время позднего ужина с удовольствием выпивал несколько чарок водки.

Виктор сильно переживал начавшуюся в начале 90-х годов абхазскую бойню, ведь Абхазию он сильно любил:

Я ночевал под старым виноградом, Что для хозяев был как свой лесок. А поутру я чувствовал, как рядом Тугие гроздья добирали сок. Еще с полузакрытыми глазами, Не скидывая тонких покрывал, Чуть приподнявшись, Влажными губами Я дымчатые ягоды срывал.

Он сильно огорчался, что больше не может ездить в Пицунду, где ему не только очень хорошо отдыхалось, но и работалось.

Виктор любил выезжать на лодке далеко в море и ловить там катрана - черноморскую акулу. Он очень гордился своими уловами, а его копчёный катран был отменный. После возвращения из Пицунды он, как правило, привозил мне пару эвкалиптовых веников и копченого катрана. Как-то из своих рыбацких запасов я подарил ему особую волжскую самодельную блесну для придонного лова крупного и очень крупного судака, жереха, щуки и сома и большущие осетровые крючки. Почему-то он называл их браконьерскими. Он рассказывал, что моя блесна и крючки просто волшебные, но, к сожалению, на них почему-то цеплялись только огромные экземпляры, которые постоянно обрывали у него леску. Про морскую рыбалку он мог рассказывать часами.

Ветер над водой рванул, крепчая, - Обнажились каменные лбы. И в полкилометре от причала Волны ставят лодку на дыбы. Древняя добытчиков работа… И набухнут сами желваки, Коль недосчитаются кого-то, Выбравшись из шторма, Рыбаки.

Я посоветовал ему написать серию рассказов о рыбалке, он посмеялся и грустно отмахнулся:

- На стихи времени нет, а ты рассказы.

В то время Виктор много и трудно работал над документальной повестью о Николае Рубцове "Козырная дама", был сильно занят в своем издательском бизнесе "Вестник" и газете "Русский огонек". О бизнесе он говорил, что делает деньги, которых никогда нет, а если появляются, то почему-то их всегда не хватает, и непременно со смехом читал Рубцова:

Стукну по карману - не звенит, Стукну по другому - не слыхать. Если только буду знаменит, То поеду в Ялту отдыхать…

Года через два или три, накануне банного дня, он позвонил, чтобы узнать, пойду ли я париться, и, как бы между прочим, сказал, что начал писать пьесу о Рубцове. Я спросил - а как же твоё твёрдое нет театру? Он ответил, что давно наблюдает за артистом Валентином Трущенко, а тут на днях увидел его в спектакле и понял, что тот очень сильно похож, и не только внешне, на Николая Рубцова.

Повторял он коллегам упрямо, Как на стенку бетонную Лез:

"Все вы гении, Если я пьяный, Все вы бездари, Если я трезв". Не бранили его И не били, Оскорблённо Брались за дела. Понимали, Бесясь от бессилья: В этом

Вправду "сермяга" была.

Я спросил:

- Ну что, начинаем работать? Он ответил:

- Начинаем!

И рассказал про одну сцену из первого акта. Она была великолепно придумана и продумана. Её действие разворачивалось на вологодском вокзале, где Рубцов в компании простых работяг-шабашников скрашивает опоздание поезда за разговором, чтением стихов и распитием своего любимого красненького винца. Потихоньку вокруг собирается любопытный народ послушать "бесплатный концерт", у кого-то нашлась гармонь, и на весь вокзал полились рубцовские песни, невольные зрители и грустят и смеются, пытаются нестройно подтянуть хором. Какая-то женщина очень уверенно и верно поёт одну из песен, видно, не раз слышала и певала её. Рубцов и его песни всем очень нравятся. В самый разгар "концерта" его прерывает милиция, за шум и распитие спиртных напитков всю компанию арестовывают, мужчины-зрители тихо пасуют, чтобы не попасть самим в отделение, а зрительницы пытаются вступиться за Рубцова и его товарищей, особенно та, что так душевно подпевала его песню. Но бесполезно. В отделении, отвечая на формальные вопросы, он гордо говорит, что является поэтом Николаем Рубцовым, что едет в Москву издавать свою новую книгу. На это ему отвечают:

- Ну и что, мало ли тут по Вологде и вокзалам поэтов шляется и водку хлещет.

Рубцов задумчиво произносит:

- Водку я не люблю, а вот от красненького не откажусь. После моей смерти, через много лет, мне, может быть, памятник поставят, а вы будете гордиться тем, что арестовывали меня, будете об этом рассказывать корреспондентам и внукам. Показания же, написанные мной собственноручно, обязательно сохраните, потому что они попадут в музей моего имени.

Весело и грустно, смешно и трагично.

За окнами мечется вьюга,

Сквозит предрассветная мгла.

Душа одинокого друга

Такой же бездомной была.

И мне потому - не иначе -

Всё кажется, если темно,

Что кто-то под тополем плачет

И кто-то скребется в окно.

Не раз ведь походкою зыбкой,

То весел, то слаб и уныл,

Он с тихой и тайной улыбкой

Из вьюги ко мне приходил.

В тепле отогревшись немножко,

Почти не ругая житьё,

Метельные песни её

Играл на разбитой гармошке.

68
{"b":"99234","o":1}