Он не знал, сколько длилось удовольствие, на которое мог бы запросто променять всю оставшуюся жизнь, но оно, как показалось, быстро закончилось. Зато остался на душе восторг, нежность к Розе, которая продолжала целовать, не желая отпускать. И Бунтов мог бы так лежать бесконечно, боясь лишним словом нарушить взаимное успокоение.

Она, конечно, понимала его состояние, и когда он зашевелился, украдкой посмотрев на часы, сказала с легкой обидой:

- Ладно уж, иди… - И попросила: - Не забывай меня!

- Завтра приду, в это же время… - пообещал он и, провожаемый Розой до задней двери, поцеловав ее на прощание, тихонько вышел в вишенник, где сразу обругал себя, заочно оправдываясь перед Валентиной: "Гад я последний, гад ползучий!"

Пока доехал до реки, немного успокоился, но мысли о Розе, воспоминания о том, как все произошло, не выходили из головы. Поэтому, наверное, не спешил наполнять цистерну, словно хотел прийти в себя, отдышаться. Он заглушил дизель и решил еще раз искупаться, а искупавшись, присел на дощатую лаву, на которой обычно бабы полощут белье, впервые за последний месяц радуясь солнышку, и мог бы так сидеть бесконечно долго, бултыхая ногами в воде, но чуть ли не вздрогнул от мужского голоса, показавшегося знакомым. Повернулся и увидел сына, спускающегося к лаве, который, увидев отца, заулыбался, укорил:

- Вот он где скрывается, на лаве нежится! - И торжественно продекламировал:

А за мостками тонкими Блещет вода слюдой, Ходят веселые окуни На глубине золотой.

- Где научился так складно говорить-то? - приходя в себя, спросил Андрей и внимательно посмотрел сыну в глаза, пытаясь определить его настроение.

- Это один рязанский поэт раньше меня сказал, Валера Авдеев. Тоже воду любил. И погиб от нее… Ладно, не будем о грустном. Иди, бать, гостей встречай!

- Кто такие? - поднявшись на лаве и увидев крышу джипа, спросил старший Бунтов.

- Иванов, или олигарх, как ты говоришь, приехал. Заглянули домой, а на двери замок. Спросили у соседей, где тебя можно найти, - они и указали. Пойдем, познакомлю с Федором Герасимовичем.

Они пошли к машине, и Бунтов во все глаза смотрел на ожидавших мужчин: двое молодых - подтянутые, в темных костюмах, а третий - высокий, курносый шатен постарше и одет похуже: в клетчатой, с неровно закатанными рукавами рубахе и в помятых серых брюках, совсем не похожий на тех олигархов, которых показывают по телевизору. Поздоровались, а Геннадий представил отца:

- Вот это и есть Андрей Николаевич, самый отчаянный человек во всей округе!

- Наслышан, наслышан! - внимательно рассматривая Бунтова, пожал руку олигарх и представился: - Федор Герасимович… Как настроение, Андрей Николаевич, как работается?

- Нам не привыкать. Сейчас вот картошку поливаю.

- А как бы нам ваше поле посмотреть?

- Особо хвалиться нечем, но показать можно, отчего нет. Только сперва мне надо бочку накачать - чего пустой рейс делать, солярку зря изводить?

Бунтов завел "Беларусь", и, пока цистерна заполнялась, Федор Герасимович сказал Геннадию:

- А отец-то у тебя - настоящий хозяин! Не захотел попусту трактор гнать!

Когда остановились на краю поля, уже начинавшего зарастать травой, особенно в тех местах, где Бунтов воды не жалел, он пожаловался:

- Уж не обессудьте… Самому стыдно смотреть на такое поле… Без гербицидов оно за неделю зарастает бурьяном. А руками тут много ли сделаешь?

- Рабочих надо пригласить! - сказал Иванов таким тоном, будто бы напомнил о том, о чем и самому Бунтову давно надо бы знать.

- Было бы на что! - И показал на пальцах, что, мол, не на что.

- Это не проблема, поможем… Так что с завтрашнего дня и приступайте, Андрей Николаевич! - Кивком подозвав одного из сопровождавших мужчин с дипломатом, спросил у Бунтова: - На первый случай пятьдесят тысяч хватит?

Бунтов подумал, что ослышался, посмотрел на сына.

- Бери, отец, бери! - подсказал тот, а мужчина достал из дипломата толстую пачку тысячерублевок.

- Когда же верну-то, и с каких доходов? - все-таки взяв деньги, испуганно спросил Андрей.

- Возвращать необязательно! - твердо сказал Иванов. - Считайте, что это ваша зарплата и тех людей, которые будут помогать вам. Скажите, Андрей Николаевич, какие культуры рентабельнее возделывать на здешних землях?

- Обычно пшеницу сеяли да свеклу, иногда кукурузу. Кукуруза сейчас не нужна - скота нет, а свекла очень трудоемкая. Спокойнее всего зерновыми заниматься, тем более что в этом году цена на зерно подскочила из-за засухи, но моим тракторишком все равно ничего не сделаешь. Нужна настоящая техника.

- А если мы новую купим, современную, сможете на ней?

- Медведей в цирке учат на велосипедах ездить…

- Тогда будем считать, что договорились… В ближайшие дни сделаем заказ на технику, пора начинать. Ведь, прежде чем заехать к вам, мы побывали в администрации, согласовали условия совместной работы и получили "добро"! Так что теперь дело за вами, уважаемый Андрей Николаевич. Если не возражаете, приглашаем на должность управляющего в создаваемом хозяйстве. Правда, пока исполняющим обязанности.

- Какой из меня начальник? Не привык я к этому. Мне бы трактор хороший, и чтобы никто не мешал работать.

- Не переживайте… Это только на самое первое время. Будет вам и квалифицированный управленец, и агроном, если понадобится, - все будет. Сейчас же нужно ваше желание. Пример вы уже подали, народ за вами потянулся. А это главное. Так что будем работать вместе. Вы уж не отказывайтесь, пожалуйста!

- Да он давно согласен, - поспешно вставил словечко Геннадий, - это сейчас немного стушевался.

- И правильно делает, проявляя осторожность. Такому человеку можно доверить хозяйство, - поддержал Иванов старшего Бунтова и направился к машине.

- Вы, что же, так и уезжаете? Заехали бы ко мне. Хозяйка, правда, уехала на учебу, но яичницу я бы и сам поджарил!

- Пап, не суетись, - охладил пыл отца Геннадий. - Пообедать - для нас не проблема. Передавай маме привет! Договорились?

- Договорились… - не очень-то охотно пообещал Бунтов, сразу вспомнив о своем сегодняшнем приключении с Розой.

- Ну, тогда, Андрей Николаевич, с вашего разрешения, мы отбудем, - слегка улыбнувшись, спросил Иванов.

- В час добрый! - серьезно сказал Бунтов и попрощался за руку с приезжими людьми.

Еще разок съездив за водой, Бунтов более работать не пожелал и вдруг понял, что все это из-за денег. Не было бы их, и все продолжалось бы, как прежде, а теперь мысли закрутились совсем иные. Захотелось сходить в магазин и что-нибудь купить. Конечно, в другое время он пулей полетел за водкой и пил бы потом несколько дней, появись у него такие деньжищи. И не только сам пил, а напоил бы, наверное, всю слободу. Но теперь им овладел расчет, появилась ирония, доходившая до издевательства над собой. Мол, могу водки купить - хоть целый ящик! - а не буду, не хочу, а вот женщинам конфеток прикупить необходимо. Любят они сладкое, заразы. Подумал о женщинах во множественном числе и усмехнулся: "Чего это? У меня лишь одна, Валентина!" И, укорив себя, вдруг понял, что идет за конфетами более для Розы. Он даже представил, как завтра заявится к ней с кульком душистых конфет, а она потом будет их хрумкать и благодарить его… Поэтому попросит конфет самых дорогих, а чтобы не показывать на людях всю пачку, заранее приготовил одну купюру; надо бы, конечно, зайти домой и спрятать пачку в укромном месте, но пока не хватало сил с ней расстаться. Бунтов даже представил, как он будет покупать конфеты, а на него будут смотреть и наверняка завидовать.

Все бы так и было, если бы не Валентина, возвращавшаяся с учебы и случайно оказавшаяся в магазине. Все планы Бунтова сразу пошли насмарку. А она, как увидела его, сразу подступила с подозрением, решив, что он пришел за выпивкой:

- Чего здесь околачиваешься? Смотри у меня!

И ладно бы спросила один на один, а то при всех. И это не понравилось Андрею, будто пощечину отвесила.