– Нет проблем. Хоть трех, – отшутился я, будучи уверенным, что никого Тамаран привести в такой день в часть не сможет.

Но я ошибся. Грек свое дело знал. А, может быть, девушки свое дело знали. К часу ночи обе казармы не спали, разглядывая трех подруг явно потрепанного вида. Такие подруги всегда помогают солдатам во всех частях всей необъятной родины решать половые проблемы. Их оскорбляют, ругают, не любят, но всегда с нетерпением ждут. Тараман уединился с одной из девчонок в сушилке пятой роты. Из сушилки раздавались девичьи крики, возбуждая обсуждающих ситуацию солдат, толпящихся около сушилки. Уже появилась очередь из желающих, когда объявился дежурный по полку с проверяющим полковником. Девах срочно выгнали на лестницу в надежде, что они проскочат мимо проверяющих, и им это удалось, но глазастый дежурный по полку увидел перебегающих плац представительниц прекрасного пола в цветастых платьях, явно не имеющих отношение к военнослужащим советской армии.

Скандал разразился нешуточный. Все дежурные по ротам отнекивались, караул был поднят "в ружье", и наряд препроводил дам на гауптвахту, где их и продержали до следующего утра, сдав на руки прокурору. Всю ночь, сидя в отдельной камере, девушки шутили, взывали к доброму отношению и возможности утолить бурные желания не только начальника караула, но и всего караула, но офицер был непреклонен. Прокурор, прочитав лекцию, девушек отпустил, как не представляющих опасность, а с дежурными пообещал еще разобраться.

Утром к полковому обсуждению происшествия с дамами добавилось еще одно. Эстонец Хярма, поднятый в четыре утра Дагеманом и Мадебековым для перевода в "молодые" и в преддверии исполнения традиции, потребовавшие от солдата убрать туалет вместо них, вскрыл себе вены.

Солдаты после короткого расследования получили прокурорское предупреждение, а Хярма был оставлен на три дня в санчасти. Случай со вскрытие вен был не типичен для таких мест службы, хотя замполиты регулярно рассказывали дембелям о случаях, когда молодые солдаты расстреливали весь караул, или сбегали с оружием домой к любимым, или о повешенных в туалетах и сушилках "духах", не справившихся со всеми "тяготами и лишениями". Прокурорское предупреждение было тем самым "последним китайским", после которого неотъемлемо следовал дисциплинарный батальон или тюрьма в случае малейшего нарушения.

Солдаты это знали, но одно дело знать, другое дело иметь внутренний тормоз, как последнюю инстанцию.

Служба после приказа в первый месяц не сильно отличалась от предыдущего срока службы. Всем солдатам было объявлено, что раньше майский праздников никто домой не уйдет, и споры о том, кто первый окажется дома, прекратились. Солдаты и сержанты дальше ходили в караулы, в наряды и на обеспечения, и не на кого было перекидывать свои обязанности.

На меня апрель подействовал по-своему. Отец, посетив меня, напомнил, что после армии мне надо будет восстанавливаться в институте, и рассказал, как он в последние месяцы службы готовился к вступительным экзаменам. Я решил не отставать и, поняв, что в полковой библиотеке учебники старше младших классов отсутствуют изначально, направился в святая святых высших курсов "Выстрел".

Библиотекарь оказалась женщиной очень приятной, но принципиальной.

Хранилищем книг курсов "Выстрел" имели право пользоваться только офицеры, и только начиная от начальника штаба батальона и выше. Мне пришлось долго убеждать работника информационной сферы, что я парень очень ответственный, сам житель культурной столицы, причем самого ее центра, и, хотя и моя должность намного ниже разрешенной инструкцией, даже готов оставить ей в залог свой военный билет, без которого я, естественно, не могу покинуть часть. Я также смог ей объяснить, что мне даже выгодно, если удостоверение останется у нее а залог, так как сей документ останется у нее на сохранении. Идея с военным билетом ей показалась удобной, и она согласилась выдать мне учебник. Поблагодарив женщину, я, читая на ходу учебник, возвратился в родную часть, где уже начиналось построение по поводу смены командира полка. Подполковник Сардылов был широк в плечах и силен в голосе. Статная фигура офицера, облаченного в военную форму, была видна издалека. Среди планок подполковника я не нашел боевых наград, но не это было главным. Подполковник сразу полюбил устраивать построения чуть ли не по два раза в день, от которых старый командир части уже отказался и редко радовал солдат своим присутствием. Я старался, как и любой солдат срочной службы, пропускать подобные мероприятия, где солдаты стояли столбом в течение получаса или больше, выслушивая бессмысленные для них указания и рекомендации. Но избегать всех построений мне, конечно, не удавалось.

– Ханин, бегом на построение. Кэп рвет и мечет, – кричал издали

Тараман, увидев меня, сидящего на скамеечке около чепка и читающего книгу.

– А мне что до этого?

– Приказал всех согнать. На плацу меньше половины полка. Дуй туда.

Я поднялся, зажал пальцем страницы учебника и побрел на плац.

Заходить в роту и оставлять там книгу времени у меня уже не было.

– В строй, в строй быстро, – ротный сильно нервничал. – Первая рота в карауле, а второй роты – кот наплакал.

Я встал в строй. Гераничев прибежал после меня.

– Что у тебя в руке? Почему с книжкой? Рехнулся?

– А куда я ее дену? Положить некуда.

– Около казармы положи.

– Не буду, я ее в курсовской библиотеке брал.

– Кто тебя вообще туда пустил? Там и офицерам-то не всем книги не дают.

– Я уже в курсе, что офицеры умеют читать только от начштаба батальона и выше.

– Ты опять?

– Нет. Снова, – буркнул я и показал глазами на кэпа.

– Полк!! Равняйсь!! Смирно!! – раздалась команда начальника штаба полка майора Машков. – Равнение на право!!

Машков доложил командиру полка о построении личного состава,

Сардылов отдал команду "Вольно" и пошел вдоль рядов. Каково же было его удивление, когда он увидел меня в первой шеренге строя с толстой книгой, в середине которой был вставлен указательный палец, удерживающий страницу.

– Ты совсем обалдел, сержант? У тебя с головой все в порядке?

Такой наглости – с книжкой на построение – я за свою службу еще не видел. Что читаешь, умник?

Не отвечая на поставленные вопросы, я поднял книгу так, чтобы кэп увидел титульный лист.

– Выгодский, – громко прочел подполковник. – Справочник по высшей математике. Хм… Да…

– В институте восстанавливаться надо. За два года все знания потеряны, товарищ полковник. Вот стремлюсь не опозорить армию на гражданке, – выпендрился я в очередной раз.

– Ну, тогда другое дело. Читай, учись. Хоть один человек в части реальным делом занят – к учебе в институте готовится. Учись, Гераничев.

– Есть! – махнул рукой к фуражке взводный. Его лицо и взгляд полностью подходили под указ Петра Первого гласящий, что

"подчиненный должен иметь вид лихой и слегка придурковатый, дабы умением своим не смущать начальство".

– Мы с тобой еще поговорим, – пообещал мне взводный, когда комполка отошел от строя.

– О высшей математике?

– О твоей дальнейшей судьбе, – зло ответил взводный и отвернулся.

– Рота, подъем!! Тревога!! – дежурный по роте надрывался.

– Какая нафиг тревога? Свет выключи. Пять утра.

– Тревога, тревога!! Дежурный по полку объявил тревогу.

– О тревоге предупреждают заранее. Дня за три, а потом с вечера.

Свяжись со штабом по рации и уточни. Может кто пошутил.

– Он не отвечает.

– Так позвони.

– Тоже не отвечает.

– Значит, нет тревоги.

– Но дежурный по части по рации сказал, что тревога в полку.

Я встал, натянул штаны и подошел к пульту связи. Связь не работала. Я посмотрел в окно бытовой комнаты. На другой стороне плаца в казарме, стоящей параллельно нашей, тоже ходили люди, но беготни видно не было.