В роте меня приняли радостно, по-братски, как будто никто не сомневался, что я вернусь. До вечера под дружный смех ребят я рассказывал историю о том, как мы приехали в Москву, как меня почти уволили в запас и что в спецах – нормальные, классные пацаны.

– Чего теперь делать будешь? – спросил Ромка.

– Дембеля ждать. Меня же "уволили" в запас, – смеялся я. – У них такой бардак – правая рука не знает, что делает левая.

– Ну, тут-то все знают, сколько ты отслужил.

– В том-то и беда. Я просил, чтобы меня прямо там уволил. Не захотели.

– А вместо меня "комсомольцем" быть так и не согласен? – в надежде спросил Роман. – Мне ведь через несколько дней уезжать на офицерские сборы.

– Ром, у меня же выговор с занесением. Забыл?

– Да нету у тебя никакого занесения, – подмигнул Роман.

– Не. Кто-нибудь вспомнит… Не надо.

Пару дней я шлялся по роте, откровенно ничего не делая.

Настроение было хорошее. Меня никто не трогал, в наряды не ставили, даже старшина не привлекал к своим мелким гешефтам. Утром третьего дня я смотрел телевизор, когда в расположение роты вошли комбат и начальника штаба третьего батальона старший лейтенант Зелов. Зелов был высокого роста, обладал одновременно огромным животом и уважением солдат. Он много лет прослужил старшиной роты и исполнял обязанности командира пулеметного взвода, когда по инициативе высшего командного состава были созданы офицерские курсы для прапорщиков. Зелов получил звание лейтенанта и, учитывая его многолетний опыт, был сразу назначен на должность командира роты, а затем и начальником штаба полка. Прапорщиком он был, прапорщиком и остался. Офицерское звание не прибавило ему знаний, но, что такое

"офицерское слово", он знал хорошо. Однажды Зелов, как начальник штаба батальона, был вынужден присутствовать в учебном корпусе, где старшие офицеры части занимались теорией тактических учений. Егерин проверял подготовку и смысловое содержание составленных планов боевых стратегий начерченных на больших листах ватмана. Проведя рукой по сине-красным стрелкам на плане Зелова, Егерин заметил:

– План непонятный. А вот ватман у тебя отличный.

На что Зелов вытянувшись во весь свой гигантский рост ответил:

– Так точно, товарищ майор. Мы все на ватмане рисовали. Хороший ватман. Глянцевый.

Егерин участливо посмотрел на старлея и сказал:

– Шел бы ты в батальон. А мне писаря вашего, Крылова, пришли, – и тихо в сторону добавил. – Толку больше будет.

Солдат батальона Зелов просто так не гонял, требовал исключительно выполнение служебных обязанностей, за что пользовался всеобщим уважением.

– Ханин, ты чем занимаешься сейчас? – остановил мое развлечение комбат.

– Жду приказов о спасении Родины, – не удержался я, поднимаясь в приветствии.

– Ты БМП на картинке видел? – спросил майор, и я вспомнил, как взводный рассказывал о моей оплошности.

– Даже два раза, – огрызнулся я, хотя злиться кроме как на себя самого мне было не на кого.

– Ага. Значит, будешь замком взвода, – подытожил комбат.

– Да хоть командиром роты, – уверенный, что майор смеется надо мной, отпарировал я.

– А ты нахал, – не то хваля, не то ругая, пробасил Зелов.

– Никак нет, товарищ гвардии старший лейтенант. Как в уставе сказано? "В случае необходимости должен быть готов заменить"… Вы только скажите, я и Вас заменю. Вот товарища майора не смогу – усов у меня нету.

– Иди отсюда! – буркнул, ухмыльнувшись в усы, комбат, и я радостно ретировался.

В батальоне, как во всех подразделениях полка начали составлять штатное расписание. Сенеда трудился над этой красивой тетрадкой, расчерчивая поля и вписывая уже существующие имена напротив должностей, оставляя пустые графы для будущих.

– Ты в третьей роте остаешься, – сказал мне Виталий. – Я слышал, что в третьем взводе. По-моему, второе отделение… могу ошибаться.

– Виталь, так ты меня запиши командиром третьего, а не второго отделения. Ладно?

– Не в моей власти. Это в штабе полка решают кого куда. Я по списку вписываю. Иди, со своим земляком договаривайся.

На следующий день после завтрака я зашел в штаб полка. Манукевич, с расстегнутым воротом рубахи, чуть высунув кончик языка, не обращая внимания на входящих, выходящих и сидящих вокруг офицеров, стучал на печатной машинке испачканными кончиками пальцев. Командир строевой части жаловался стоящему напротив него начальнику медслужбы полка на свою тяжелую жизнь перед новым набором призывников.

– Володя, чего ты нервничаешь? – участливо спросил начмед.

– Да голова просто пухнет от всего этого.

– А ты не бери в голову, – спокойным тоном психолога ответил старлей. – Не бери в голову, бери в рот. Проще, приятнее и легче сплевывать.- И, посмотрев в ошалевшие глаза начальника строевой части, добавил. – Точно, точно. Это я тебе как доктор говорю.

– Да иди ты, – махнул рукой капитан.

– Ну, как хочешь, – пожал плечами старлей и вышел из комнаты под дружный хохот писарского состава, к которому присоединился и мой голос.

– Макс, чего делаешь? – щелкнул я земляка по затылку.

– Приказ стучу.

– Тяжелая работа, нечего сказать. Пошли, покурим?

– Святое дело. Война войной… – поднимаясь из-за стола, деловито начал писарь армейскую присказку.

– Ты уже приказ о назначении на должности печатал? – спросил я, когда мы вышли на крыльцо, и Макс затянулся "Явой".

– Вот сейчас печатаю.

– Я в третьей?

– Ага.

– Так ты меня тихо командиром третьего отделения можешь впечатать? Если "замка" нету, то весь взвод на втором, а вот если второго нету. В общем, "подальше от начальства – поближе к кухне" – сам все понимаешь…

– Не могу.

– Почему не можешь?

– Ты в приказе – "замок".

– Как "замок"? – моя рожа вытянулась. Я даже представить себе не мог, что комбат, бросивший мне фразу днем раньше, не шутил. – Какой из меня "замок"? Все "замки" – деды!

– Слушай, зёма, я не знаю, какой. Мое дело приказ отпечатать.

Заместитель командира третьего взвода. Тут была идея создать взвод, который можно быстро расформировать, если что. Из писарей, художников, музыкантов. Зачем – не знаю. Кстати, кто будет командиром взвода, тоже пока неизвестно. Так, что ты пока и.о. ком.взвода. Ты извини, мне идти надо. Сейчас дел невпроворот.

И Макс оставил меня ошарашенного стоять на крыльце.

"Я – замок? Если только вся идея в том, чтобы в роте никого из взвода никогда не было, а я вечным дежурным по штабу был…" – пытался я догадаться о причинах, побудивших отцов-командиров пойти на такой опрометчивый с моей точки зрения шаг. "Громкий голос еще не означают, что человек может быть командиром. Он должен обладать определенными знаниями, иметь опыт, в конце концов должен уметь сам показать, как обращаться с оружием. А у меня опыта меньше, чем с гулькин нос".

– Ханин, ты где шляешься? – накинулся на меня Швыдко, как будто ждавший меня у входа.

– В штабе полка был.

– В каком, нахрен, штабе? Тебя комбат разыскивает.

Комбат сидел за своим столом в штабе батальона и быстро писал.

– Товарищ гвардии майор, – гаркнул Швыдко, больно толкнув меня в спину. – Доставил. В целости и сохранности.

– Не ори, не на гражданке, – не отрывая головы, пробурчал комбат и, подняв голову, добавил. – И на гражданке не ори. Значит так.

Возьми Басюка, и у вас на двоих последний "дембельский аккорд"…

– Мы же все уже сделали, – начал ныть Швыдко, понимая, что желанный дембель, вновь передвигается, как горизонт. – Это не честно, товарищ майор…

– Домой не хочешь? – устало произнес комбат. – Это последний. Я слово даю. Вот при нем. В общем, так. Даю вам четыре дня сделать из этого писаря бравого солдата. А точнее, специалиста высшего класса, как вы с Басюком. Проверять буду лично. Если он на 5-й день будет путать АКМ с СВД и БТР с БМП, то на дембель пойдете 30-го июня в шесть часов вечера. Понятно?