Афганистан, мой мальчик.
Как все я прошел беглый осмотр медперсоналом военкомата, стыдливо прикрывая гениталии и подшучивая над своими одноклассниками.
– Годен без ограничений, – констатировал главврач, хлопая печать в серый разлинованный лист моей медкарты. – Следующий.
– Разрешите войти, товарищ подполковник? – крикнул я, отворив дверь военкома.
– Входи, – разрешил подполковник. – Чего орешь-то? Садись. Так, – протянул он, заглядывая в документы. – Так, служить хочешь?
– Если Родина скажет: "Надо…" – вспомнил я слова песни.
– Так, – снова протянул военком, когда я сел напротив него.
В руках у подполковника была папка, на которой красивым почерком были выведены мои фамилия, имя, отчество.
– Так, – повторил он. – Характеристика у тебя хорошая. Первое место по городу среди допризывников по стрельбе, разряд по плаванью, разряд по дзюдо, первое место в личном зачете на городских соревнованиях в "Орленке", командир отряда "Орленок" в школе, знаменосец школы. Неплохо, неплохо. В военное училище поступать не хочешь? – вдруг он задал мне вопрос.
– Неа, – опешил я, никогда не мечтавший о карьере военного.
– А чего? – подталкивал меня подполковник к нужному ему ответу.
– Да как-то не думал, – честно признался я.
– Зря, зря. У тебя получилось бы. Ну, а если бы решился, то в какое училище пошел бы? – не унимался военком.
– Ну, уж если идти, то в Рязанское, – подумав, ответил я.
– Воздушно-десантное? – удивился подполковник.
– Да.
– Ладно, так и запишем, – обрадовался военком.
– Но я еще не решил.
– У тебя еще будет время подумать, тебе еще год в школе учиться, вот и решишь, – ответил военком, выводя остроотточенным карандашом крупные буквы ВДВ на папке с моим именем. – Свободен. Позови следующего.
Утром, на следующий день девчонки класса встречали нас на парадной лестнице школы.
– Ну, – приставала к каждому Наташа Ворошкина, – куда приписали?
– А тебе-то какое дело? – были ответы.
– Небось, в стройбат, – тут же провоцировала Наталья.
– Это тебя надо в стройбат, – парировал отвечающий, намекая на гренадерский рост перворазрядницы по академической гребле. – Морфлот.
– Какой же ты моряк, когда ты с печки бряк? – подзадоривала
Наташа. – А тебя куда? – Тут же приставала она к следующему.
Приписка была разнообразной и, как мы предполагали, ничего не значащей. Она могла еще несколько раз измениться, кто-то мог заболеть, кто-то поступить в институт, но первое впечатление было первым впечатлением.
– Ну, ну, куда тебя? – почти толкнула меня Наталья, когда я подошел к школе.
– Что куда? – не понял я.
– Приписали куда? Какие войска?
– ВДВ, – не зная причин, побудивших девушку устроить всем допрос с пристрастием, спокойно ответил я.
– Ааа!!! – завизжала Наташка. – Ааа!!! – она кинулась, чуть не повиснув у меня на шее.
Я постарался отодвинуться, надеясь, что перворазрядница в гребле не будет сносить меня с пути за полученную информацию. Тут было чего испугаться – весовая категория девушки явно превосходила мою.
– Чего кричишь-то? В чем проблема?
– Это же здорово, это здорово!! – тараторила Ворошкина.
– Чем здорово? – отодвигаясь от нее, переспросил я.
– Такая форма, тельняшка, берет, – ее восторгу не было предела. -
Если ты пойдешь в десант, я за тебя замуж выйду! – твердо заверила она меня.
– Не надо мне такого счастья, – отшатнулся я от нее. – Я как-нибудь переживу.
– Не бойся, – рассмеялась необидчивая девушка. – Я пошутила. Но
ТАКАЯ форма…
Позже оказалось, что военком не разбрасывался припиской в десант.
Из двух классов нас было приписано всего двое. По одному человеку из класса.
Жизнь вернулась в свое обычное русло. Военкомат нас больше не тревожил и, только поступив в институт, вставая на учет, я на минуту вспомнил о приписке, о которой тут же забыл.
Институт внес свою лепту. Все мужчины института автоматически являлись дружинниками или оперотрядниками. Явка на дежурства была обязательна, пропустившие два наряда вылетали из ВУЗа, но я в первый месяц столкнулся с оперативником из отдела ОБХСС и согласился помогать отделу. Мы бегали за спекулянтами и валютчиками, стараясь, как комсомольцы. Мы противопоставляли себя спекулянтам, которые толпились на входе в здание института. Импортные шмотки мгновенно исчезали из рук жуликов времен начала перестройки при нашем появлении. Мы казались сами себе большими и взрослыми. Учеба шла кое-как. Часть "хвостов" и не сданных лабораторных работ нам прощали за активную общественную деятельность, кое-что приходилось пересдавать. Два раза в неделю группа задержания тренировала молодых помощников, часть из нас выделилась в отдельную спец. группу при районном ОБХСС. Мы ходили обедать в милицейскую столовку, слушали байки и истории, сидели часами в кабинетах оперативников и очень сдружились. Я отказывался от предложений городского УБХСС перейти к ним, оставаясь верным своим друзьям.
Однажды я пришел домой и на вопрос мамы, где то, что она попросила меня купить, спокойно бросил:
– В дипломате.
Мама полезла в мой дипломат, где мусора было больше, чем учебников и вдруг вскрикнула:
– Что это? Что это такое?
Крик был такой, что отец вскочил с табуретки. Мы вбежали в комнату.
– Что это? – показывая на металлический предмет в виде фляжки, от которого тянулись провода, спросила мама.
– Рация.
– Откуда?
– Выдали… Портативная рация. А что?
– Кто выдал? Где ты ее взял? – волновалась моя аидише-мама.
– В милиции, для спец.оперотряда. Я сдать сегодня не успел, теперь батарейки сядут.
– Отец, – твердо сказал мама, – твой сын хочет быть милиционером.
Он хочет прыгать через голову и стрелять из пистолета.
Почему я обязан был выполнять исключительно эти функции, в мою горячую голову не укладывалось. Для меня работа оперативника заключалась в другом, но спор на тему обучения юриспруденции и возможности работать в ОБХСС, имея только высшее экономическое образование, ни к чему не привел. Юношеский максимализм сложно чем-то оспорить. В диалоге я стоял на своем. Отец махнул рукой, назвав меня идиотом, мама вышла вслед за ним, причитая, что она не понимает, как я могу хотеть быть милиционером. Я не имел большого желания быть оперативником, мне не грезились погоны полковника или дедуктивный метод Шерлока Холмса, мне было интересно, загадочно, авантюрно и чем-то романтично в данный момент на рейдах, рядом с теми, кто ловил нарушителей закона, снимал отпечатки пальцев, допрашивал и доказывал. Состояние адреналина в организме поддерживалось постоянно, но я не придавал значения таким мелочам.
Это не являлось для меня первостепенным. Я был честен и считал, что делаю правильное, нужное дело в борьбе с жуликами.
– Слышь, пацан, – вразвалочку подошел ко мне парень, внешний вид которого не позволявший усомниться в его принадлежности к элите спекулянтов – профессионалов. Эти ребята появляясь каждый день на
"галере" около Гостиного двора, торговали поддельными джинсами, свитерами и другими товарами, мало чем отличающимися от фирменных.
Представители этого рода деятельности носили широкие штаны с глубокими карманами, кроссовки стоимостью, соответствующей моей годовой стипендии, и кепи.
– Давай мирно все решим, – хлопнул спекулянт кепочкой по ладони.
– Чего решим? – нагло посмотрел я на него.
– Ты же студент?
– Ну?
– Стипендия 40-50 рублей в месяц, да папа с мамой еще червонец подкидывают?
– …?
– Мы каждому из вас по 50 рублей в день даем, и вы нас не трогаете, лады?
– Нет.
– Ты что, дурак? Кто тебе еще такие деньги даст? Это же не взятка, а…
– Я тебя сейчас за "дурака" задержу и на 15 суток упакую, – уверенно ответил я.
– Нда… – протянул торгаш. – Неизлечимо. В армию-то когда?
– Когда надо.
– Ну, там тебе мозги вправят,- сплюнув на грязный асфальт, пообещал джинсоторговец.