– Знаешь, что сделаем, воин? Ты свет выключи на пару минут.

Сейчас определим, есть тревога или нет.

Дежурный щелкнул выключателем, и свет в расположении потух. Через несколько секунд погас свет в роте химзащиты и дальше, как по команде, дежурные, видя, что выключается свет в напротив стоящих зданиях гасили освещение в своих подразделениях.

– Вот видишь? – показал я пальцем на темные окна казармы. – Все выключили свет. Значит, тревоги не было. Ошибка. Десять минут сна потеряли. Рота, отбой!!

Через четверть часа крик дневального снова ворвался в дружный солдатский сон:

– Дежурный по роте на выход.

– Дежурный, почему роту по тревоге не подняли? Что за бардак?!

– Рация не работала.

– Рация? Разберемся. Рота, подъем!! Тревога!! Посыльные, бегом за офицерами. Построение на плацу с личными вещевыми вешками. Бегом!! – отдавал распоряжения капитан с повязкой дежурного по полку. -

Быстрее, черепахи!! Вещмешки хватаем и строимся на плацу.

Солдаты одевались, брали из каптерки вещевые мешки и уже слышали крики дежурного на следующем этаже. Взяв у старшины вещевой мешок, на котором значилась моя фамилия, я вышел на плац. Посреди плаца, расставив короткие ноги шире плеч, стоял человек с широкими красными полосами по бокам брюк и вышитой звездой генерал-майора на погонах.

– Что встали, товарищ сержант? В строй!

Я подошел к сослуживцам.

– Откуда взялся этот клоун?

– Не то из штаба округа, не то из…

– Разговорчики в строю, – к солдатам уже приближались бегущие офицеры.

– Какие прыткие наши командиры. Надо только вставить им поглубже, и бежать будут получше.

– Один за другим бегут, по званиям и должностям. Строем.

– Рота, равняйсь, смирно! – командир роты стоял перед строем. -

Товарищ генерал-майор, личный состав второй мотострелковой роты построен.

– Сорок минут, старлей. Сорок минут. А если нападение? Думаешь, под Москвой стоишь, так не нападут? Год тому назад немецкого летчика вот такие разгильдяи пропустили. На Красной Площади смог сесть. И все потому, что бардак в головах и вещевых мешках. Я в Вашем возрасте себе сапогами ноги до задницы стер.

Фразу можно было принять за истинную, так как ноги генерала, казалось, начинающиеся сразу от пуза, были коротки и кривы.

– Посмотрел Бог на его ноги и придумал колесо, – прокомментировал

Прохоров.

– Кто там рот открыл. Солдат, как фамилия?

– Рядовой Прохоров.

– Вы себя в зеркало видели? Все наши неприятности оттого, что у

Вас верхняя пуговица расстегнута. Выложить все из вещевых мешков.

По команде "Выложить все из вещмешков" солдаты должны развернуть плащ-палатку, которая обязана лежать в мешке и разложить на ней котелок, каску, ложку и кружку, которые должны быть в идеально чистом состоянии. Так гласит устав. На деле же в вещевых мешках чего только нет. Если в учебке сержанты еще как-то контролируют состояние вещевых мешком своих солдат, то в линейной части, где ими практически никто не пользуется, сидор заполняется всем, что валяется в каптерке.

– Таааак! – глаза генерала округлились, когда последние выложили все, что было в мешках. – Старлей, с чем у тебя солдаты в марш-броски выходят. Фамилия?

– Рядовой Намубеков.

Перед Немубековым прямо на плацу стояли шесть котелков с плотно закрытыми крышками.

– Скажи мне, рядовой Намубеков, где твоя плащ-палатка и зачем тебе шесть котелков?

– Не могу знать.

– А где каска? Ты в случае войны будешь котелок на голову надевать?

– Отставить смех! – ротный был очень серьезен.

Намубеков смотрел черными глазами на генерала и молчал.

– Открой котелки, сынок. И не делай умное лицо, ты же все-таки военный.

Запах, вырвавшийся из-под крышки первого котелка, отшатнул строй.

Запах, шедший из второго котелка, был не лучше первого.

– Ты из таких котелков есть собираешься или это новый вид неконвенционального оружия? – даже не улыбнулся генерал. – Ротный, сколько у тебя солдат в роте?

– Тридцать четыре.

– А почему я вижу только тридцать? Где еще четверо? Где остальные? Немедленно привести и всех отсутствующих построить в одну шеренгу. Нет, пусть встанут на крайний фланг. Им должно быть стыдно, что их товарищи уже Родину защищают, а они ни лыком, ни рылом. И найти всех, а то сам поднимусь и отыщу каждого по запаху.

– Тараман, бегом в роту, сюда всех остальных.

– Ты старшина? – уточнил генерал. – Тогда ты тут. Пошли человека за людьми.

– Ханин, – сказал Тараман.

Я, бросив вещмешок, сорвался с места в казарму. Найдя спрятавшихся в бытовке, сушилке и под кроватью солдат, я вытолкал их на улицу. Вещмешков на них уже не хватало.

– Вот. Еще и солдаты без оружия. Где ваши вещи, сынки?

– А каптерка закрыта. Старшина здесь, – выкрутился кто-то из вновьприбывших.

– Не надо из меня делать дурака! Я и так прослужил в армии двадцать пять лет! Старшина, посмотри. У тебя всего один солдат имеет нормально сложенный вещмешок. Один. Как фамилия?

– Рядовой Заздаев.

– Вот. Молодец. Настоящий солдат. Учитесь у него. А я не твою фотографию видел на первой странице "Красной Звезды"?

– Так точно. Мою! – улыбка Заздаева задевала мочки ушей.

Историю с фотографией знала уже вся часть. Во время моего наряда по роте к нам в расположение зашел замполит батальона с парнем в гражданской одежде. Через плечо гражданского висела большая кожаная сумка фотографа.

– Ханин, у тебя солдаты в роте есть?

– Только наряд.

– Выдели мне одного солдата на полчасика.

Понимая, что второго дневального пользы больше, чем от Заздаева, я предложил замполиту последнего.

– Только мне нужно, чтобы солдат был с автоматом, – сказал фотограф.

– Заздаев с автоматом? Это нонсенс.

– А ты выдай ему без патронов.

– И без бойка. А давайте я ему лучше метлу дам?

– Выдай автомат, каску, "лифчик" и плащ-палатку, – потребовал замполит. – Под мою ответственность.

Через полчаса мне солдата вернули с полным комплектом. А через месяц мы, получив журнал "Красная Звезда", увидели рожу стрелка по веткам на первой обложке с надписью "Рядовой Заздаев, отличник боевой и политической подготовки демонстрирует старшим офицерам высших курсов "Выстрел" имени маршала Шапошникова стрельбу из окопа".

– Вот сразу видно, что образцовый солдат, – подытожил генерал. -

Единственный вещмешок, который собран, как положено, – у него.

Товарищ солдат, объявляю Вам благодарность!

Заздаев стоял и улыбался.

– Ты чего, сынок? Что ответить нужно?

Заздаев улыбался и стоял, прижав руки по швам, и только шевелящиеся пальцы показывали его волнение.

– Сказать надо "Служу Советскому Союзу"? Забыл? Повтори.

– Что?

– Служу Советскому Союзу, повтори.

– Да.

– Не "да", а повтори: Служу Советскому Союзу, – уже начал нервничать генерал.

Заздаев скомкал первые два слова и громко произнес:

– Ссу Союзу.

– Вот и молодец. А остальные, ротный, у тебя никуда не годятся. У одного котелки грязные, у второго три плащ-палатки, у третьего четыре каски на один скальп. Наведи порядок в головах, а то с такими стрижками только Варфоломееву ночь делать. Вольно. Разойдись. Завтра утром снова повторим внезапную тревогу, проверим боеготовность ваших вещмешков.

Утром тревоги не было. Или генерала жена домой пустила, или желание вставать в такую рань у него прошло, а может быть и то, и другое вместе, но ни утром следующего дня, ни через день тревоги никто не объявлял, но спокойная жизнь при этом не наступила. Днем второго дня мы, возвращаясь из столовой с обеда, увидели непонятно-нервное передвижение офицеров части.

– Построились и идем длинным путем, вокруг,- быстро скомандовал

Стефанов. – Чего-то мне тут не нравится.

Мы, обойдя стороной казарму, вышли на плац и построились сами в два ряда рядом с уже стоящими солдатами и сержантами третьей роты, не поднимаясь в казарму. Постепенно построился весь полк. В казарму никто не рискнул войти, имея неясные предчувствия. Офицеров на построении не было.