Я сам зажег свою звезду,

Пускай горит, роняя мякоть

Лучей печальных в борозду

Осенних душ, где сырь и слякоть,

Пускай мерцает вдалеке

Над стылой русской синевою…

Тот умирает налегке,

Кто жил с тяжелой головою,

Кто пел, у Бога не спросясь,

Но на чертей не нарываясь,

Кто пил, от горя веселясь,

До счастья все ж не напиваясь.

Уж клен бывалый отшумел,

И верба руки опустила,

А я простить всех не успел —

Так быстро вырыта могила.

Так быстро счеты сведены,

Да барыши – опять у Бога,

Ведь у кладбищенской стены

Любая кончится дорога.

Свисает белая луна,

Березы – в дымке серебристой,

Моей ли гибелью полна

Рыдаль и удаль гармониста?

Но днем и ночью – все равно —

Я жгу звезду над небесами,

Ее увидеть не дано

Лишь равнодушными глазами.

Сушит небо снежная колоть,

Ничего не видать впереди…

След замажет белая копоть,

Ты меня на пороге не жди.

Я устал от пыли комфорта,

От конфорок без искры огня,

Где народу шныряет до черта,

Но людей не найти для меня.

Голод сердца в толпах сильнее

Под искусственный свет фонарей,

Я уже ни о чем не жалею,

Так и ты обо мне не жалей.

Под колеса в слякоть слетела

Жизнь подковой с чужого коня,

И под русские злые метели

За оградой схоронят меня.

Будет золотом месяц капать,

Над холодной ссутулясь землей…

И сосновые липкие лапы

Попрощаются молча со мной.

Шьет по небу снежная колоть,

Саван белый готов – хоть куда.

Не по мне ли сквозь стылую копоть,

Одинокая плачет звезда?

Заря спросонья новый день

Вплетала в косы золотые,

Дрожала рожь, шумела клень,

Любила ты, не как другие.

В прощеньях скапливалась стыль,

И потому так это вышло,

Что на подрубленный костыль

Похожа стала наша вишня,

Что сока нету больше в ней,

А на ветвях – цветов и ягод…

Жизнь покатила без корней

Меня комком из бед и тягот.

Вбивало солнце жар гвоздей,

Стал водопой илист и мелок,

И не хватало мне дождей,

Чтоб выгнать сушь из черных веток.

Кто верит так, кто за глаза,

Все Бог дает – беду и милость,

Из сердца женского слеза

На непашь серую скатилась.

Любить по-русски – как больней —

Дано не каждому на свете,

В краю распахнутых полей

Стояла вишня – в белом цвете!

– Давай останемся друзьями, —

Так говорят, когда сошла

Волна любовного цунами,

Но новых сил ты не нашла

Любить в слепом водовороте

И плыть воронкам вопреки,

Истоки сыщутся в болоте

И у серебряной реки.

Всплывает муть со дна обидой,

Плывут коряги по воде,

Не подавайте даже вида,

Что есть пробоины в ладье.

Пусть не хватает парусины

В лохмотьях парус заменить,

Гребут от берега мужчины,

Чтоб бот о скалы не разбить.

Он ослабеет, шквал над нами,

И солнце вылижет прибой.

Мы не останемся друзьями,

Раз не расстанемся с тобой.

Мне столько нормальных людей говорило,

– Да бросьте терзаться, да будьте как все,

Вы место отбили свое под светилом,

Ну вот и встречайте свой частный рассвет.

Я им про войну, а они – ни в какую,

– Без нас все продали, чего уже там,

Войну лишь одну признаем – золотую,

Победу одну признаем – по счетам.

Я им так и так, мол, святыни остались,

И храмы стоят, и гудят имена.

Они мне в ответ: все давно уже сдались,

Ты только один здесь чудишь, старина.

Нет, братцы, шалишь, не такое мы племя,

Чтоб душу отдать за здорово живешь,

Они, слабаки, все пихают на время,

Где, дескать, всей правды уже не найдешь.

Но я огляделся: а фланги редеют,

Кто руки поднял, у кого самострел.

Кричу: «Не сдаваться! Ведь вас не жалеют,

Ведь вас покупают за выссытость тел!»

А мне из окопа: «Кончай комиссарить,

Нас всех обещали возвысить в плену…»

Лишь два беспартийных – поэт и прозаик

В казенную часть заряжали Луну.

Русь стоит, уж точно, поболе обедни,

Враг, совесть по локоть задрав, налегке

По Родине прет, но я сдамся последним,

Я сдамся последним – с гранатой в руке!