— Вопросы? — спросил Лебедев.
— Зачем тебе образцы зомби?
Профессор затушил сигарету о пепельницу, посмотрел прямо.
— Изучаю механизм зомбирования. Психополе выжигает определённые участки мозга, оставляет другие. Хочу понять какие именно и почему. Может быть найду способ защиты. Или наоборот — научусь делать зомби искусственно. Военных интересует второе. Меня — первое.
— Военных?
— Те кто платят за эту базу и эти экспедиции. Думаешь ЧВК на частные деньги работает? Это военный проект, засекреченный. Официально изучаем радиацию и экологию. Неофициально — псионику, аномалии, возможность применения в боевых условиях.
Наёмник молчал. Левченко тоже не комментировал. Лебедев усмехнулся.
— Не нравится? Впрочем, я и мой проект не обязан кому-то нравиться. Ты солдат, выполняешь задачи. Моральная сторона — не твоя забота.
— Не моя, — согласился Пьер.
— Вот и хорошо. Тогда завтра в шесть подъём. В семь вылет. Готовься.
Профессор вышел, дверь закрыл тихо. Левченко сел обратно за стол, посмотрел на легионера.
— Лебедев странный, но толковый. Три года в Зоне работает. Знает её лучше всех. С ним безопаснее чем с Соколовым. Соколов учёный кабинетный, Лебедев полевой. Бывший военный, спецназ ГРУ. Потом в науку ушёл, но повадки остались.
— Понял.
— Слушай его команды. Он знает что делает. И не задавай лишних вопросов про исследования. Это засекречено выше нашего уровня.
Дюбуа кивнул, вышел. Коридор пустой, холодный. Вернулся в казарму. Рашид спал, храпел. Легионер разложил снаряжение на столе. Винтовка, автомат Калашников взятый на складе, магазины, гранаты две штуки, нож, дозиметр, фонарь, аптечка. Шлем с черепом. Кольт на бедре, наган на спине.
Проверил всё дважды. Винтовка чистая, затвор работает. Автомат смазан, магазин полный. Гранаты боевые, чеки затянуты. Всё готово.
Лёг на нары, закрыл глаза. Думал о завтрашнем дне. Вдвоём с Лебедевым в зону с зомби. Старый госпиталь, двадцать мертвецов, высокая радиация. Образцы крови и тканей. Военный проект, псионика, зомбирование искусственное.
Не первый раз работал на военных в грязных проектах. В Мали видел эксперименты с пленными — допросы, пытки, психотропы. В ЦАР легион работал на французскую разведку — убийства, диверсии, подставы. Везде одно и то же. Армия использует науку для войны. Учёные работают на армию за деньги. Солдаты выполняют приказы за зарплату.
Мораль не его забота. Его забота — стрелять точно и выжить. Остальное не важно.
Но Лебедев был другим. Не как Соколов — взволнованный, интеллигентный, увлечённый. Лебедев спокойный, жёсткий, прагматичный. Армейский, но с мозгами. Опасный тип. Такие выживают везде.
Снайпер открыл глаза, посмотрел в темноту. За окном дождь усилился, барабанил по крыше. Ветер выл в щелях. Зона готовилась к ночи. Зомби бродили по развалинам, мутанты выли в лесах, аномалии мерцали во тьме.
Завтра он пойдёт туда снова. С профессором без имени, который изучает мёртвых. В госпиталь, где двадцать зомби ждут. Чтобы Лебедев взял образцы, а военные получили данные.
Работа как работа. Грязная, опасная, хорошо оплачиваемая.
Седьмой патрон в нагане напомнил о себе тяжестью на спине. Пока не выстрелил — значит работать дальше. Когда выстрелит — работа закончится.
Легионер закрыл глаза, уснул под шум дождя. Без снов, без кошмаров. Тяжёлый сон солдата перед боем.
Завтра в шесть подъём.
Вертолёт поднялся в шесть тридцать. Рассвет серый, небо низкое, туман плотный. Лопасти резали воздух с воем, кабина тряслась. Дюбуа сидел у открытой двери, ноги свисали наружу. Ветер бил в лицо, холодный, сырой. Внизу лес мёртвый, серый, бесконечный. Зона просыпалась.
Лебедев сидел напротив, проверял рюкзак. Приборы, пробирки, скальпели, контейнеры. Дробовик поперёк колен, старый помповый «Ремингтон», ствол укороченный. Патроны картечные. Лицо профессора спокойное, усы неподвижны. Надел противогаз, проверил фильтры. Кивнул пилоту.
Легионер тоже надел шлем. Череп оскалился мёртво. Включил ПНВ, мир стал синим. Винтовка на ремне за спиной, автомат в руках. Магазины полные, гранаты на разгрузке. Дозиметр на груди уже щёлкал тихо. Фон рос.
Вертолёт снизился. Впереди показалась поляна — открытая, заросшая бурьяном. Края леса чёрные, деревья обгоревшие. Пилот завис над землёй метрах в трёх, не садился. Слишком рискованно. Лебедев спрыгнул первым, рюкзак на спине, дробовик в руках. Пьер следом. Приземлился тяжело, согнул колени, покатился на бок. Встал, автомат на изготовку.
Вертолёт взмыл вверх, развернулся, ушёл на запад. Грохот лопастей затих. Тишина. Ветер, шелест травы, щелчки дозиметра. Больше ничего.
Профессор достал компас, сверился, показал направление. На север. Пошёл первым, уверенно, без суеты. Снайпер за ним в пяти метрах. Прикрывал, смотрел по сторонам. Трава высокая, по пояс, жёлтая, мёртвая. Земля под ногами серая, твёрдая. Деревья редкие, стволы чёрные, ветви голые.
Дозиметр щёлкал чаще. Радиация росла. Фон высокий, но не смертельный. Противогаз фильтровал воздух, но лицо уже потело. Дышать тяжело, жарко.
Прошли километр. Впереди развалины — бетонные коробки, остатки домов. Военный городок. Стены полуразрушенные, окна пустые, двери сорваны. Крыши провалены, балки торчат. Всё серое, мёртвое, тихое.
Лебедев остановился за стеной низкой, присел. Достал бинокль, осмотрел местность. Наёмник рядом, автомат направлен вперёд. Профессор показал на здание в центре. Трёхэтажное, длинное, окна узкие. Госпиталь. На стене облупленная надпись: «Военный госпиталь №126».
— Там, — сказал Лебедев тихо. — Зомби внутри сидят. Днём от света прячутся, ночью вылезают. Зайдём с востока, окна разбиты, первый этаж. Я работаю, ты стреляешь. Если больше десяти сразу навалятся — валим. Понял?
— Понял.
— Пошли.
Двинулись вдоль стены. Пригнувшись, быстро. Дюбуа оглядывался постоянно. Развалины слева, справа, сзади. Каждое окно — потенциальная засада. Каждая дверь — опасность. Тишина обманчивая.
Дошли до госпиталя. Стена восточная с пробоиной большой — взрыв когда-то. Края оплавлены, бетон почернел. Лебедев заглянул внутрь, подождал, махнул рукой. Пролез в пробоину. Пьер следом.
Внутри темнота, вонь. Гнилое мясо, моча, химия. Коридор длинный, узкий. Пол в мусоре, стены ободраны. Двери открыты, ведут в палаты. Кровати ржавые, матрасы сгнили. Медицинские столы опрокинуты, инструменты разбросаны.
Дозиметр визжал. Радиация высокая. Легионер включил фонарь на автомате. Луч резал темноту. Лебедев шёл впереди, дробовик на уровне груди. Шаги тихие, осторожные.
Профессор остановился у первой палаты. Заглянул. Пусто. Вторая тоже пустая. Третья — что-то зашевелилось в углу. Лебедев поднял дробовик.
Зомби. Мужчина лет сорока, в лохмотьях. Сидел в углу, спиной к стене. Голова опущена, волосы всклокочены. Руки на коленях, неподвижно. Дышал хрипло, тяжело.
— Один, — шепнул профессор. — Спокойный. Подойду, возьму кровь. Стой у двери.
Пьер встал в дверном проёме, автомат направлен на зомби. Лебедев вошёл в палату медленно. Достал шприц из рюкзака, большой, с толстой иглой. Приблизился к зомби на два метра. Тот не шевелился.
Профессор шагнул ближе. Метр. Зомби поднял голову резко. Глаза мутные, пустые. Рот открылся, издал стон протяжный, нечеловеческий. Попытался встать.
Лебедев шагнул вперёд быстро, ударил прикладом в висок. Зомби упал на бок, дёргался. Профессор сел на него сверху, вогнал иглу в шею. Набрал шприц крови тёмной, почти чёрной. Вытащил иглу, перелил кровь в пробирку, закрыл пробкой. Убрал в контейнер.
Зомби внизу хрипел, дёргался слабо. Лебедев достал скальпель, сделал надрез на руке зомби. Вырезал кусок кожи, положил в другую пробирку со спиртом. Зомби завыл, попытался укусить. Профессор ударил снова, сильнее. Череп хрустнул. Зомби обмяк.
Лебедев встал, вытер скальпель о штаны зомби. Убрал инструменты в рюкзак. Кивнул снайперу.
— Один готов. Надо ещё троих. Разных стадий. Пошли глубже.