Я пересаживаюсь на двухместный диван рядом с Сейди, уступая место папе. Кроме папы, только она не станет задавать лишних вопросов. Мы устраиваемся поудобнее, и она накрывает нас пледом.

Надо признать, Марион постаралась: получилось уютно, тепло и по-домашнему. Такой атмосферой люди потом делятся с друзьями и возвращаются за ней снова. Гостей много, три вида горячего шоколада, множество рождественских печений. Музыка льется тихо-тихо, и, будто в идеальной открытке, за окнами начинает падать мягкий снег.

Марион выключает музыку и встает перед экраном.

— Спасибо, что пришли. Каждый год я думаю, что в этот раз никто не придет, но все равно продолжаю, — говорит она, оглядывая елку и украшения.

— Рождество было любимым временем года моего мужа. Он всегда устраивал большие вечеринки на ранчо. Это второй год, когда я делаю все сама, и я бесконечно благодарна внуку за помощь старой женщине. — Она улыбается Коннору.

— Уверен, ты всех нас переживешь, — отвечает он.

— То же самое мы говорили о твоем деде, — замечает Марион, вызывая смех гостей.

Он помогает ей устроиться в кресле, включает фильм и садится рядом. Пока все поглощены происходящим на экране, я пользуюсь темнотой, чтобы украдкой посмотреть на Коннора. Я столько раз спрашивала себя, увижу ли его снова и что скажу. А теперь он здесь, тихо смеется над словами Марион, наклонившись к ней, чтобы что-то прошептать.

— Ты пялишься, — шепчет Сейди.

— Знаю, — отвечаю.

Марион сказала, что это второй ее Рождественский сезон без мужа. Коннор уехал из Нью-Йорка прошлым августом — тогда его внезапное решение завершить карьеру всех ошеломило. Значит, его дед умер примерно в то же время или чуть позже. Коннор говорил, что дед вырастил его и братьев, но он никогда не хотел здесь оставаться, поэтому еще подростком ругался с ним из-за этого.

Я не хочу знать, что именно произошло тогда, иначе мне будет сложно злиться. Но трудно не испытывать сочувствие к человеку, которого любила. И трудно не гадать, уехал ли он из-за беды в семье. Но почему он тогда промолчал? Я бы поехала с ним. Я бы поддержала. Я же не чудовище.

Коннор поднимает голову и смотрит прямо на меня. С того момента, как он пригласил меня на первое свидание, я не могу объяснить, что именно тянет меня к нему. Будто душа узнает его душу и тянется к ней.

— Вот уж эта история точно не закончилась, — бормочет Сейди.

— Сейди! — шиплю я.

— Не смотри так на меня, — отвечает она. — Это не я обмениваюсь многозначительными взглядами с бывшим. После того как облила его водой, пригрозила расколотить стакан о его голову и уверяла семью, что он мне безразличен.

Морщусь: сегодня я вела себя, мягко говоря, непоследовательно. Я заставляю себя отвести взгляд. Это ощущается так, словно разрываю что-то, склеенное намертво.

— Все кончено, — говорю я Сейди.

— Ну, конечно, — кивает она, переводя взгляд между мной и Коннором. — Я тебе верю.

— Мы не сойдемся снова, — говорю я.

— Разумеется, — Сейди отпивает глоток шоколада.

— Неважно, что ты там думаешь. Мне нужно сосредоточиться на свадьбе.

— Я с тобой, я на твоей стороне.

Но это совсем не похоже на поддержку. И я не уверена, что сама верю хоть одному своему слову.

Глава 9

Скарлетт

В следующие несколько дней, бегая по утрам, я держусь подальше от ранчо Сидер Крик. Хотя толку мало — я все равно вижу Коннора на каждом шагу. То он помогает кому-то донести огромную коробку из хозяйственного магазина, то болтает с той же компанией стариков, то развешивает с Марион очередные рождественские украшения.

Однажды я спускаюсь вниз, и Марион распоряжается, как повесить гирлянды на перила лестницы.

— Тут как в деревне Санты, только проклятой, — ворчит Коннор. — Слишком уж много.

— Много не бывает, — возражает она, тут же замечая меня. — Скарлетт, ты как думаешь?

Коннор поднимает голову, но я отвожу взгляд. Боюсь, он заметит, что я думаю о нем чаще, чем хочу.

— Рождественских украшений много не бывает, — улыбаюсь я Марион. — Такое уж время года.

— Не слушай ее, — говорит Коннор, продолжая вешать гирлянды. — Она ненавидит Рождество.

— Люди меняются, Конни, — сладко отвечаю я.

Марион уходит встречать новых гостей.

— Собралась куда-то, маленькая? — спрашивает Коннор, его взгляд скользит по мне.

— Не то чтобы это касалось тебя, но да. Иду гулять.

Моя семья уехала в Калгари на весь день, а я отсыпалась после головной боли. Сидеть взаперти больше невыносимо, мне нужен свежий воздух.

— Хочешь, составлю компанию?

— Только не ты, — бросаю я и выхожу.

Беру в кафе напротив тыквенно-пряный латте и просто брожу по городку. Здесь и правда красиво. Горы так близко, что нависают над нами, и кажется, стоит идти прямо и окажешься у их подножия.

Черный пикап с тонированными стеклами я замечаю почти на каждой улице. Но стоит мне заподозрить что-то, как машина ускоряется и уезжает.

Я пытаюсь не думать о Конноре, но сложно, когда он попадается на глаза буквально везде.

На следующий день после того, как застала его за украшением гостиницы, я заглядываю в книжный магазин. Заворачиваю за стеллаж и, конечно же, сталкиваюсь с Коннором.

— Преследуешь меня? Это часть твоего плана вернуть меня? — спрашиваю я.

— Не могу сказать, что эта мысль не приходила мне в голову, — признается он, губы трогаются знакомой кривой усмешкой.

— Не старайся сделать нас «парой», Конни. Этого не будет. Ты исчез через шесть месяцев после того, как мы начали встречаться.

Ставлю книгу обратно. Мы здесь вдвоем, если не считать хозяйки, и я остро чувствую, что нас могут услышать, даже если мы говорим вполголоса.

— Не потому, что я хотел пропасть, — говорит Коннор, хмурясь. — Я не хотел уезжать, Скарлетт.

— Это не делает поступок лучше, — отрезаю я.

— Я и не говорил, что делает. Я не оправдываюсь. Я поступил как последний придурок, и я это признаю. Но если бы я увидел тебя… — он запинается, тяжело сглатывает. — Если бы увидел тебя, я бы не смог уехать. А в моей голове тогда царил такой хаос…

Очень маленькая часть меня оттаивает, слыша боль в его голосе. Теперь я знаю, что его дед умер вскоре после отъезда. Но это не лечит мою рану. Единственное, что мне остается, — простить и идти дальше. А я пока не способна ни на первое, ни на второе.

— Мне пора, — прохожу мимо него.

Прошло пару дней после разговора с Коннором в книжном, и я видела его только, когда он помогал кому-нибудь в городе. Не понимаю, как у него столько постоянных «клиентов», но это и есть Коннор во всей своей сущности.

Мне нужно сосредоточиться на свадьбе сестры и убедиться, что все готово к большому дню, а не думать о Конноре. Даже папа начинает волноваться.

— Хочешь поговорить? — спрашивает он, когда мы едем обратно в гостиницу этим утром. Я терпеть не могу, когда он тащится за мной на машине, поэтому обычно возвращаюсь вместе с ним после пробежки вместо того, чтобы добегать обратно.

Я жую трубочку от кофе и тут же выплевываю, вспомнив, что она бумажная.

— Коннор — последний человек, о котором я хочу думать, — говорю я. — У Сиенны свадьба, я у нее подружка невесты. Ей нужно, чтобы я думала только о ней и о том, что ей важно.

— Но ты думаешь о Конноре? — уточняет папа, бросив взгляд на меня.

— Это какое-то заболевание. Даже когда он был далеко, я думала о нем. А теперь все только хуже, а мы здесь всего семь дней.

Папа — единственный, с кем я могу говорить об этом спокойно. Он не будет радоваться или подначивать. Он вообще из тех отцов, которые недовольны любым парнем, появляющимся в жизни дочерей.

— Ты хочешь его вернуть? — спрашивает он.

— Я не хочу больше видеть его лицо.

— Совсем? — папа косится на меня, едва заметно усмехаясь.

Я делаю глоток.

— Он приятный на вид, но сейчас это единственное его достоинство, — признаюсь я.