Она не ревнует — просто не упускает возможности обозначить границы.
— Мы просто болтали, — говорю я.
Скарлетт смотрит на Джейн. Ее глаза холодеют. Улыбка без тепла.
— Мы не знакомы, но вы отменили заказ на свадебный торт моей сестры, — говорит она.
— Технические сбои случаются, — отвечает Джейн, улыбка такая же натянутая.
— Не представляю, сколько клиентов вы теряете из-за таких сбоев, — говорит Скарлетт. — У нас в магазине такое было однажды. Нам заказали десять шоколадных пирогов, и, о чудо, система стерла заказ, хотя подтверждение ушло. Хорошо, что клиент позвонил заранее. Мы успели выполнить заказ. В малом бизнесе репутация решает все.
Если бы она полоснула Джейн ножом, крови вышло бы меньше. Моя девочка умеет быть беспощадной.
— У нас много работы на праздниках, и я не сторонница, чтобы сотрудники перерабатывали, — отвечает Джейн ледяным тоном.
Скарлетт легко смеется, но пальцы врезаются мне в руку. Она такая красивая, что я не могу отвести взгляд. И вмешиваться прямо сейчас не буду, потому что Джейн сама нарвалась. Вмешивать чувства в бизнес не стоило, ну а Скарлетт… ее остановить невозможно.
— Согласна, — говорит она. — Поэтому мы в магазине многое делаем сами. Если это наша ошибка, решать ее должны мы, а не сотрудник. У каждого свои приоритеты и правила работы. — Скарлетт вздыхает. — Ладно. Загляну завтра.
— З-зачем? — моргает Джейн.
— За залогом, конечно. Раз уж заказа нет, и залог не нужен. Не думаю, что вы хотите, чтобы ваш бизнес обвиняли в мошенничестве.
Потянув меня за руку, Скарлетт разворачивается.
— До завтра, — говорю я Джейн.
Она ошеломленно смотрит нам вслед, пока Скарлетт тащит меня к елке. Сейди уже наготове и делает наше фото.
— Не думал, что меня пригласят, — говорю я.
Я чувствую ее взгляд и поворачиваюсь. В огнях елки ее глаза сияют особенно ярко. Я замечаю нотку собственнического огонька, как ее рука крепче сжимает мою, как она придвигается ближе.
— Называть тебя Конни могу только я, — говорит она.
Улыбка, которая расползается по моему лицу, была бы видна даже с луны. Она не хочет меня, но ревность вырывается сама. Это ведь хороший знак, правда? Если бы какой-то мужик осмелился называть ее милыми прозвищами… меня бы, наверное, арестовали за нападение.
— Не волнуйся, маленькая. Я ведь не ставил в ванной мощные колонки, чтобы слушать ее эротические аудио и дрочить в душе каждый день.
Скарлетт громко вздыхает, захлебываясь воздухом.
— Коннор! Ты же не…! — она в ужасе.
Я смеюсь, хотя в этом нет ничего смешного.
— Ты даже не понимаешь, насколько я одержим тобой, Скарлетт.
Ее бледные щеки окрашиваются розовым, она склоняет голову. Если бы мы не стояли среди людей и ее семьи, я бы взял ее за подбородок и поцеловал снова.
— Так, фотосессия окончена, — объявляет Сейди. — Куда дальше?
— Надо поесть, я зверски голодная, — говорит Сиенна.
— Я тоже.
Скарлетт выпускает мою руку и идет к сестрам. На полпути оборачивается.
— Идешь? (*Coming? имеет двойное значение в английском и можно понять, как «Кончаешь?)
— Мы бы уже оба, если бы ты не была такой упрямой, — тихо отвечаю я.
Ее голубые глаза смотрят на меня:
— Ты стал чертовски дерзким.
— Терпение — игра для молодых. Я уже почти старик.
— Тебе тридцать восемь, — напоминает она.
— Значит, мне осталось всего несколько лет до кризиса среднего возраста.
Семья идет впереди, а мы плетемся сзади. Вокруг полно туристов, но я чувствую взгляды местных, когда они провожают нас глазами. Уверен, Джейн уже пишет матери, какая у Скарлетт нахальная смелость, и слухи разлетятся моментально. В библиотеке узнают первыми — они же источник всех новостей.
— И каким будет твой кризис среднего возраста? — спрашивает Скарлетт.
— Могу сказать, каким его представляют другие, — отвечаю. — А другие — это мои братья.
— Обожаю такие истории.
— По их мнению, я куплю себе «Корвет», после чего начну пользоваться тем, что я — Коннор Хейс. То есть, приглашу женщин на экскурсию по ранчо, проведу с ними ночь, потом повторю то же самое.
Скарлетт корчит гримасу.
— Не верю. Ни в «Корвет», ни в женщин. Скорее ты заведёшь пчел.
Я косо смотрю на нее, и она смеется.
— О Боже! Ты и так держишь пчел, это же милота.
— Если для них нужен защитный костюм, это не милота.
Скарлетт трясет головой, давя смех.
— Очень даже мужественно.
— Это не гендерная активность, и чувствовать себя мужественным мне не нужно. И милым это тоже не делает.
Мы идем молча пару минут. Сейди окликает нас — ужинать идем в «Сальваторе». Там наверняка огромная очередь, поэтому говорю, что войдем через черный ход. Я знаю владельца, и семью Хейсов впускают всегда, даже когда ресторан забит под завязку.
— У тебя и правда связи со всеми, — говорит Скарлетт.
— Моя семья основала Силверпайн, — объясняю я. — Когда кому-то нужна была помощь, дед всегда был первым, кто приходил на выручку, иногда в ущерб себе. И люди видят во мне его продолжение, часть их самих. Иногда это звучит как сюжет фильма ужасов.
— Мне очень жаль твоего деда, — тихо говорит Скарлетт.
Я смотрю на нее.
— Когда будешь готова — я расскажу, почему уехал.
Лицо Скарлетт остается непроницаемым. Она лишь произносит:
— Когда-нибудь, может быть.
Это не обещание. Не признание. Но это больше, чем было до этого. И по выражению ее лица понимаю, что требовать большего я сейчас не могу.
Глава 14
Коннор
Я просыпаюсь раньше обычного и выезжаю на прогулку с Миднайтом. Стараюсь каждый день давать ему нагрузку, если только не слишком холодно, но прошлой ночью я почти не спал и сейчас слишком взвинчен. Я доверяю Миднайту, и он доверяет мне, поэтому могу ездить на нем практически вслепую.
Ветер гонится за нами, но Миднайт быстрее, хотя я держу все под контролем — еще темно, лед может быть где угодно, поэтому не нагружаю его и не затягиваю прогулку.
Когда мы возвращаемся в стойло, снимаю седло, растираю ему спину и иду в дом. После быстрого душа наполняю два термоса — один горячим шоколадом, другой кофе — и несу в машину.
Этого нет в моих обязанностях. Скарлетт меня об этом не просила, и так рано утром нас никто не увидит. Но она упряма, и все равно бегает утром, несмотря на темноту, холод и лед. Я следил за ней уже несколько дней, и уверен: она не раз замечала меня.
Я подъезжаю к Ханисакл как раз в тот момент, когда выходят Скарлетт и ее отец. На ней черная спортивная одежда с ног до головы, шапка. Она смеется над чем-то, что сказал отец, но, встретив мой взгляд, замирает.
— Коннор? Что ты здесь делаешь? Ты зашел к Марион?
— Я за тобой. Раз уж ты бегаешь по утрам, тебе нужен кто-то рядом.
Она открывает рот, закрывает.
— Ты собираешься бегать со мной?
— Если хочешь.
— Она вообще-то предпочитает бегать одна, — говорит Патрик.
— Я просто хочу убедиться, что она в безопасности, — отвечаю я.
— Это моя забота, — сухо бросает он.
Да, я у них Враг Народа номер один. И я не виню никого за злость или обиду. Наверное, дело в том, что я вырос в городе, где мою семью боготворили, и мне трудно смириться с тем, что никто из них даже слушать меня не хочет.
— Может, ты поедешь с ним на машине? — предлагает Скарлетт отцу.
В ее глазах злобная искорка, она делает это не ради меня. Она ждет, что отец проедется по мне катком, и только поэтому предлагает.
Он соглашается, и я перекладываю термосы из своего пикапа в его машину. Мы молча наблюдаем, как Скарлетт разминается, и, когда она начинает легкую пробежку, я сажусь в машину рядом с ее отцом.
— Чтобы ты знал, твой рейтинг одобрения держится где-то на уровне двадцати процентов, — говорит Патрик.
Я поворачиваюсь к нему.
— Честно говоря, я думал, что он еще ниже. Кто за меня голосовал?
Он бросает на меня взгляд из-под бровей. Глаза у него такие же ледяные голубые, как у Скарлетт, и эмоции он скрывает так же искусно.