— Можете, пожалуйста, вести себя нормально? — спрашиваю я, когда мы все наконец одеты.

— Мы постараемся, но обещать не будем, — говорит мама.

Она берет меня под руку и ведет по коридору. Уже на лестнице до нас доносятся голоса — внизу в лобби разговаривают Коннор и Марион. Когда Коннор поднимает голову, мне приходит в голову странная мысль, будто моя семья сейчас вручает меня ему.

Ужасное чувство — хочется развернуться и бежать обратно.

Уголок его рта немного поднимается, и я понимаю, что он подумал то же самое. Только ему эта мысль нравится. Что за странная уверенность, будто мы собираемся снова быть вместе? Хотя, конечно, мое «нам нужно провести время вместе» только подпитывает его иллюзии.

— Коннор, — говорю я.

— Чертовка, — отвечает он. Ну, по крайней мере, не «маленькая».

Я поворачиваюсь к семье и представляю его им. Он галантен и вежлив, как и ожидалось.

— Боже, какой же ты высокий, — говорит мама, задрав голову. — Целоваться с тобой, должно быть, было тем еще аттракционом.

— Мам! — взвизгиваю я, чувствуя, как сжимаюсь от стыда.

— Я не жаловался, — спокойно отвечает Коннор. — Скорее воспринимал это как награду.

Все светятся от улыбок, кроме папы, который по-прежнему смотрит на него настороженно. Я закатываю глаза. Мог бы обойтись без этой приторности.

— Ну что, идем? Не хочется пропустить веселье.

Я подталкиваю всех к двери, и в итоге оказываюсь прямо перед Коннором, когда мы выходим. На нем джинсы, плотный свитер и черная куртка, плюс черные ботинки. Черт, выглядит он… вкусно. Я не переживу ни этот вечер, ни следующую неделю.

Перед тем как мы выходим наружу, он наклоняется ко мне, чтобы прошептать на ухо. Его запах окутывает меня — чистый, свежий воздух с оттенком дыма.

— Ты потрясающая, маленькая, — произносит он хрипловато, и у меня по спине пробегает дрожь. — Это ты для меня так оделась?

— Не смеши меня, Коннор, — отвечаю. — Это я для себя. И для милого парня, которого найду для курортного романа.

Смех Коннора сопровождает меня от дверей гостиницы до самой машины.

Глава 12

Скарлетт

Рождественский рынок оказывается именно таким, каким я его представляла. Очаровательным, будто из сказки. В центре площади стоит огромная, метров шести, ель с кристальной сияющей верхушкой.

Рынок растянулся на несколько кварталов, над палатками гирлянды огней. В воздухе смешиваются запахи мускатного ореха и корицы. И люди. Так много людей, что у меня сразу перехватывает дыхание. Я плохо переношу толпу.

— О, горячий шоколад, — говорит Сейди, показывая на прилавок. — Пошли.

Семья направляется к палатке, а я слегка отстаю. Коннор остается рядом, ладонь лежит у меня на пояснице. Он такой высокий и, если хочет, может выглядеть пугающе, так что к нам даже на пару метров никто не подходит.

— Что будешь, маленькая? — спрашивает он. — Есть предпочтения или хочешь сюрприз?

— На этом отдыхе я уже получила достаточно сюрпризов, — говорю, поднимая на него глаза. — Но горячий шоколад — вряд ли худший вариант. Если только ты его не отравишь.

Коннор улыбается.

— Маленькая, в наших отношениях только один мечтает об убийстве и это не я.

Я не успеваю сказать ему, чтобы не звал меня маленькой и напомнить, что у нас нет никаких отношений, он уже делает заказ. Мама подходит ко мне и обнимает за талию, пока мы наблюдаем, как Коннор заказывает горький шоколад и шоколадно-фисташковые круассаны.

— Он такой милый, — шепчет мама. — Не то чтобы я его поддерживала, это важно. Я на твоей стороне.

— Знаю, мама.

Я никогда не утверждала, что Коннор не милый. Его доброта и щедрость, как раз те качества, которые меня в нем пленили. Он всегда делал для людей больше, чем должен. Я видела это сама.

Он возвращается к нам вместе с моими сестрами, у всех по горячему шоколаду и выпечке. Я беру стакан из его руки, и наши пальцы слегка касаются.

Пробую напиток. В нем вкус фундука и корицы, он идеально горячий и разливает тепло по груди. Коннор смотрит, как я пью, и в его глазах — довольство. Брр. Ненавижу, что он меня так хорошо знает.

— Итак, Коннор, — говорит мама. — Ты скучаешь по хоккею? Ты ведь был звездой.

Мы идем дальше. Папа и мама за руки, Сейди держит под руку Сиенну. Все идут парами, так что рядом со мной остается только Коннор. Я засовываю свободную руку в карман пальто, чтобы случайно не коснуться его руки. Если он не собирается держать дистанцию, сделаю это сама.

— Скучаю, — говорит он. — Но по людям в Нью-Йорке скучаю еще сильнее.

Все смотрят на меня, но я не поднимаю взгляд. Не хочу думать, что он скучает именно по мне.

— У тебя в семье только ты и Марион? — спрашивает мама.

Я бросаю ей взгляд. Допрашивать его ни к чему.

— Не отвечай, — говорю я ему. Наши глаза встречаются, и я вижу, как он благодарен.

— Я не хотела лезть в личное, — говорит мама. — Скарлетт права, тебе необязательно отвечать.

Я вынимаю руку из кармана и едва касаюсь его пальцев.

— Все в порядке, — отвечает он. — Родители умерли, когда я был маленьким. Дед умер два года назад. Он и воспитал меня и моих братьев. Теперь остались только я, Марион и братья.

— А сколько у тебя братьев? — спрашивает Сиенна.

Двое. Уайатт — средний, Финн — младший. Я знаю, он мне рассказывал. Но я никогда их не встречала, только представляла по его рассказам.

— Два, — говорит Коннор. — Я самый старший.

— Быть старшим ребенком нелегко, — соглашается Сиенна. — Особенно если у тебя есть такая сестра, как Скарлетт.

— Я прелесть, — отвечаю. — И ты благодарна, что я у тебя есть.

— Ты точно прелесть, ангел, — говорит папа. — Но ты вечно дралась в школе и никогда не слушала учителей.

— Я дралась с хулиганами. А мисс Картрайт спала с директором, так что слушать ее не хотелось.

Все смеются, и я потягиваю горячий шоколад. Мы с Коннором идем так близко, что руки все время соприкасаются. Кажется, играю с огнем, но не могу остановиться. Когда он цепляет мой мизинец своим, я не отдергиваю руку.

— О, посмотрите, какие милые елочные игрушки, — говорит Сейди.

Мы уже делаем шаг к палатке, когда кто-то окликает Коннора по имени. Мы оборачиваемся. К нам идет женщина средних лет.

— Марион сказала, что ты будешь здесь, — радостно говорит она. — Поможешь мне? Нужно достать кое-что из кладовой, а Майк, как всегда, пропал.

— Конечно, веди. — Он останавливается и поворачивается ко мне. — Я скоро.

Киваю и смотрю, как он идет за женщиной. Его останавливают еще два раза: люди узнают и… тоже что-то от него хотят.

— Я только что поняла, что ты встречалась с популярным спортсменом, — говорит Сиенна. — Но ты же ненавидела спортсменов.

Мы входим в магазин, остальная семья уже растворилась внутри. Мама с Сейди рассматривают игрушки, папа слушает их рассуждения. Мы с Сиенной стоим чуть поодаль.

— Я ненавидела стереотипных спортсменов, — говорю я. — Тупых, самодовольных или слишком умных, чтобы замечать собственные ошибки, если они могут кинуть мяч или ударить по шайбе.

Сиенна смотрит на меня задумчиво.

— Ты его правда любила, да?

— Я его любила, — признаю я. Они и так, наверно, уже догадались. Раз уж сегодня день откровений, почему бы не продолжить.

— Я бы не пережила, если бы Люк вот так пропал, — говорит она, нахмурившись.

Я тоже не могу это представить. Да и не верю, что Люк когда-нибудь уйдет от нее. По тому, как он смотрит на Сиенну, видно, что она для него единственная.

— Он скоро приедет, — говорю я, толкая ее плечом.

Она расплывается в улыбке, ее лицо светится.

— Я не дождусь. Вам с Сейди точно понадобятся наушники с шумоподавлением.

— Фу! — смеюсь и толкаю ее. Она толкает меня в ответ, и я теряю равновесие на своих каблуках, хватаюсь за что-то рядом. Сиенна тянется ко мне, но чья-то теплая мозолистая ладонь перехватывает мою руку, и моя спина сталкивается с тяжёлой твердой грудью.