Если это он еще «скрывал», то что будет, если перестанет?

Из закусочной выходит группа пожилых мужчин. Лет по семьдесят каждому. Их взгляды сразу падают на Коннора.

— Коннор! Что скажешь по поводу решения «Найтс» обменять Нолана? — спрашивает один.

— К нему относились отвратительно. Переход — лучшее, что с ним могло случиться. Он же пацан, — отвечает Коннор.

— Но команда с ним неплохо играла. У них был шанс попасть в плей-офф, — возражает другой.

Коннор смеется.

— Простите, но «Найтс» никогда не попадут в плей-офф. У них ужасные розыгрыши. Им нужен новый тренер.

Для меня это все звучит как тарабарщина. Даже встречаясь с хоккеистом, я так и не заинтересовалась игрой. Коннор никогда не заставлял меня любить хоккей. Терпеливо объяснял, если я спрашивала, хотя уверена — мои вопросы повторялись.

Хватит. Стоп. Это худший способ держать его на расстоянии. Не поддавайся приятным воспоминаниям.

— Ты сегодня утром выводил Миднайт? Кажется, я видел тебя, — спрашивает еще один старик.

— Да. Ему нравится, когда вокруг тихо и никого нет, — отвечает Коннор.

Я косо смотрю на него, когда понимаю, Миднайт — это конь. Черный конь — по имени. Кажется, сегодня утром как раз соревновалась с черным конем.

— Ладно, хорошей ночи, мужики. Не натворите дел, — говорит Коннор.

Он кладет ладонь мне на спину, мягко направляя вперед. Я машу старикам. Прежде чем я успеваю что-то сказать, он убирает руку.

— Это был ты утром? — спрашиваю я. — Ты был на коне.

Мой голос звучит обвиняюще.

Коннор бросает на меня взгляд из уголка глаза.

— Да.

В подтверждении я и не нуждалась. В глубине души чувствовала, что это был он. Между нами всегда было странное притяжение, будто что-то внутри меня зовет его.

Когда я вижу здание гостиницы, меня охватывает облегчение. Поднимаюсь по ступенькам, открываю дверь, в теплом холле пахнет корицей и елью. За стойкой, как всегда, стоит Марион, напевает под рождественские песни с ее старенького радио. Она поднимает глаза, видит нас и сияет.

— Коннор! А я думала, что тебя так задержало.

Есть ли хоть один человек в этом городе, которого он не знает? В фильмах маленькие городки всегда показывают такими, где все знают всех, но я не думала, что так бывает на самом деле. В наше-то время — кому есть дело до соседей? Но Силверпайн будто сошел с рождественской открытки.

— На Паттис были проблемы, — говорит Коннор.

— А, ты встретил одну из наших гостей, — говорит Марион, улыбаясь мне. — Вы позже придете вниз, как и остальная ваша семья?

— Позже? — переспрашиваю.

— У нас киносеанс, — объясняет Марион.

Она кивает на столовую — мебель передвинули, расставив диваны и стулья рядами перед большим телевизором.

— Каждый вечер декабря смотрим рождественские фильмы. Коннор все настраивает. Я в технике ничего не смыслю, — добавляет Марион.

Это явная ложь: утром она печатала сообщения быстрее, чем Сейди, а моя сестра буквально живет с телефоном в руках.

— Звучит мило, — говорю я. Хотя для меня нет ничего хуже вечера в компании незнакомцев. Я люблю рождественские фильмы, но не настолько. Это буквально мой ночной кошмар. — Мне нужно наверх, а то моя семья меня убьет за задержку.

Я протягиваю руку, чтобы Коннор отдал пакет с ужином.

— Я могу помочь поднять, он тяжелый, — говорит он.

— Я не из стекла. — Делаю требовательный жест ладонью.

— Но ты такая же хрупкая.

— И такая же острая, когда разбита.

Я поднимаю бровь. Он ухмыляется и кладет ручку пакета на мою ладонь, позволяя пальцам скользнуть по моей коже. Я сдерживаю дрожь, которая чуть не пробивает меня с головы до ног. Сжав ручку пакета, опускаю руку.

Коннор смотрит мне прямо в глаза.

— Увидимся позже, маленькая.

Я сладко улыбаюсь.

— Только во сне, Конни.

Его глаза опасно прищуриваются, а Марион тихонько смеется, пока я поднимаюсь по лестнице. Мы оба можем играть в эту игру. Если он хочет использовать прозвище, которое я терпеть не могу, то я буду использовать то, что раздражает его.

Так и проведем эти две недели.

Глава 8

Скарлетт

Рождество — любимый праздник моей сестры. Поэтому она и решила выйти замуж за два дня до Рождества, чтобы все слилось в один большой праздник. Главное условие — свадьба должна быть там, где Рождество отмечают по полной.

Именно поэтому я сижу в столовой гостиницы в одинаковой со всей семьей пижаме и собираюсь смотреть фильм «Чудо на Тридцать четвертой улице». Сиенна сидит рядом на диване, перед ней раскрыт свадебный блокнот. У меня уже все организовано, и мне остается встретиться с подрядчиками, чтобы убедиться, что в день свадьбы все пройдет гладко.

— При таких размерах большого бального зала мы могли пригласить больше гостей, — говорит Сиенна.

— Согласна, — отвечает мама с другой стороны. — Нам придется все подправить, иначе зал будет казаться пустым.

— Как мы могли пригласить больше гостей, если вся эта история — ошибка? — спрашиваю я.

Сиенна и мама смотрят на меня, глаза смеются.

— Это была ошибка? — невозмутимо спрашивает Сиенна.

Одновременно они поворачиваются в сторону Коннора, который болтает с Марион и еще одной гостьей. Им кажется, что эту «ошибку» устроил Коннор. Возможно, они правы. А может, и нет. Откуда бы Коннор узнал, что моя сестра забронировала банкет в семейной гостинице его семьи?

— Хотя мы понятия не имеем, что он за человек, ведь прежде мы его не встречали, — многозначительно добавляет мама.

Я вздыхаю и оседаю глубже в диван.

Стоило занести ужин, как они набросились с расспросами о нас с Коннором. Главный вопрос — почему я умолчала о нашем романе, хотя мы встречались полгода.

— Потому что я не знала, как представить человека своим парнем, — ответила я. — Это ведь не как с Люком, который пришел к нам в девятом классе делать проект и так у нас и осел.

— Что сложного в фразе: «Это Коннор, мой парень»? — спросила Сейди. — Я так говорила много раз.

— Не знаю, — пробормотала я, поерзав, и обернулась за поддержкой к папе — он единственный, кто меня понимает. Мои сестры пошли в маму — обе общительные и легкие на подъем. А я такая же, как папа: если есть возможность не выходить из дома и ни с кем не общаться — я ею воспользуюсь.

— Мы же договорились, что не обсуждаем это до свадьбы, — сказал папа.

Сиенна замерла над тарелкой с салатом.

— Но мне нужна любовная сплетня. Разве вас не задевает, что Скарлетт ничего нам не сказала?

— Скарлетт не похожа на тебя и твою сестру, Принцесса, — сказал папа. — Ей нужно время, чтобы открыться.

— У нее было почти два года, — заметила мама. — Этот мужчина явно разбил ей сердце, а мы даже не подозревали. По-моему, это тревожно.

Понимаю, почему мама так думает, но это лишнее. Я люблю свою семью. И это не значит, что я не способна говорить о чувствах. Я просто сдержаннее.

— Когда созреет — сама расскажет, — сказал папа. На этом тему закрыли.

Я знаю, что папа тоже расстроен из-за моего молчания, но невозможно объяснить, насколько неуютно мне становится при мысли привести домой человека и представить его семье. Не потому, что мои близкие непредсказуемые или шумные. И уж точно не потому, что я их стыжусь. Просто сама ситуация кажется мне чудовищно неловкой. Вроде: «Привет, семья, вот человек, с которым я сейчас сплю».

Не зря родители отправили меня к психологу.

— Знаю, тебе это неприятно слышать, — говорит сейчас Сиенна, — но он правда постоянно смотрит в твою сторону.

Я даже не поднимаю взгляд от книжного ридера, и так чувствую. Взгляд Коннора тяжелеет, стоит ему задержаться на мне, будто тысяча бабочек разом опускаются мне на кожу.

— Хочу понять, стоит ли его подталкивать, — говорит мама.

— Ма, — стону я, убирая ридер. — Просто оставь все как есть.

— Хорошо, хорошо, — мама поднимает руки. Я знаю, так легко она не сдастся, но тут папа и Сейди приносят нам горячий шоколад, и это ее отвлекает.