— Он ее сломал, — говорит Сейди. — Для нее это слишком много чувств.

Может, Коннор и правда меня сломал, потому что не могу остановить слезы. Я плачу по потерянному времени. Плачу из-за мальчика, чьи мечты никогда не принимали всерьез.

Папа подходит и целует меня в макушку.

— Она просто переполнена, — говорит он.

Отстраняюсь от мамы, вытираю глаза, аккуратно складываю письмо и убираю его в сумку. Наверное, мне придется придется вставить его в рамку или спрятать, чтобы оно не повредилось с годами.

Когда мы подъезжаем к ранчо Сидер Крик на следующее утро, я вдруг понимаю: мне мало того, что вчера Коннор думал обо мне. Мне нужен он сам. Его руки. Его тело.

Поэтому, когда мы выходим из машины и идем к конюшне, я, мягко говоря, возбуждена.

Я вижу его сразу. На нем шляпа — та самая, которую оставила здесь позавчера. Он чистит блестящую черную шерсть Миднайта, что-то тихо ему нашептывая. Я любуюсь его стойкостью. Коннор никогда не хотел жить здесь, но, хочешь, не хочешь, а он сделал это место своим.

— Ого. А кто это? — спрашивает Мия, и я прослеживаю ее взгляд к Оливеру, который работает с другими лошадьми. Управляющий ранчо — мрачный, хмурый, красивый. От него так и веет «не подходи».

— Мия, он намного старше тебя. Он даже старше меня, — говорю я.

Она хлопает на меня своими огромными карими глазами.

— Коннор тоже старше тебя.

— Это другое. Я встретила его, когда мой мозг уже дозрел. И разница между двадцатью семью и тридцатью восьмью — это совсем не то же самое, что между девятнадцатью и… сколько ему, кстати?

Она кривит губы, но продолжает смотреть на Оливера, будто он десерт.

Джулия подходит к сестре, они о чем-то шушукаются, а я направляюсь к Коннору.

— Привет, красавчик, — говорю я.

Коннор оборачивается, глаза у него светятся.

— Это ты мне или Миднайту?

— Ему, разумеется, — парирую я.

Он рычит и целует меня.

— Готова прокатиться?

Я дарю ему самую лучезарную улыбку.

— Всегда готова, ковбой.

Оливер подводит остальных лошадей, и вместе с Коннором они читают нам лекцию о том, как НЕ надо себя вести верхом.

Мы седлаем лошадей, и Коннор помогает мне забраться на Миднайта. Я не фанат высоты, а Миднайт — зверь. Он переступает, и я визжу. Коннор успокаивающе гладит меня по бедру и Миднайта по боку.

— Тихо. Все в порядке.

— Ты с кем разговариваешь?

— С вами обоими.

Он забирается позади меня. Моя попа прижимается к его паху.

— Едем недалеко, — говорит Коннор остальным. — Держитесь рядом со мной или Оливером.

Взяв поводья, он ведет Миднайта рысью. Нас окружают разговоры, смех, слышу голос Сейди про козла в Банфе, вижу сияющие снегом горы. Постепенно я ловлю ритм движения Миднайта и уверенность Коннора за моей спиной.

На ледяном участке Коннор слегка дергает поводья, останавливая лошадь. Я вздрагиваю и хватаюсь за его бедро.

— Все хорошо, маленькая. — Его рука скользит под мою куртку, под свитер, ложится на живот, чуть выше пояса леггинсов. — Просто откинься на меня. Я с тобой.

Я слышу голоса остальных, но они будто далеко. Есть только Коннор — его грудь, его руки, его дыхание у моего уха.

— Коннор, я все думаю: вся эта свадебная суета, особенно в последний момент, наверняка стоит кучу денег. Знаю, я сама сказала, что тебе придется мне помочь, но я смогу отдать всю сум…

Он слегка прикусывает мою челюсть — единственное место, не закрытое одеждой.

— Мои деньги — твои деньги, маленькая. И если бы ты захотела устроить своей сестре свадьбу уровня королевской, я бы сделал это для тебя.

— Мне не нужны твои деньги, — возражаю я.

— Зато они у тебя есть, — упрямо говорит он.

Он заработал миллионы в НХЛ, плюс семейное состояние. Мы уже спорили об этом, когда он подарил мне часы «Картье» через три месяца после начала отношений — тонкие, с инкрустацией бриллиантами. Не те часы, которые надеваешь каждый день.

— Коннор…

Я не успеваю договорить: его рука скользит в мои леггинсы и трусики.

— Ты позволишь мне заботиться о тебе, — шепчет он, водя пальцами. — Не будешь возмущаться, когда я трачу деньги на то, что делает тебя счастливой. На то, что ты хочешь, но никогда не попросишь.

Он вводит пальцы внутрь.

— Я знаю, что тебе это нравится, детка. Ты насквозь мокрая.

Я кусаю губу. Дело не в деньгах, а в его желании заботиться обо мне. В том, что он думает обо мне всегда. И именно это бросает меня в жар.

Одна из моих сестер что-то спрашивает у него, он ровно отвечает, не меняя тона. Словно его пальцы не внутри меня, а его член не упирается мне в задницу. Весь остаток пути он сводит меня с ума, доводя до края, но не позволяя сорваться. Каждый раз, когда его палец случайно задевает мой клитор, я стискиваю губы, чтобы не застонать.

Когда мы возвращаемся на конюшню, Коннор приглашает всех на обед в лодж. Остальные уходят с Оливером, а я остаюсь помочь с лошадьми. Как только они скрываются, я набрасываюсь на него.

— Ты не можешь так дразнить и потом идти на обед, — говорю я, впиваясь в его губы.

Он стонет, хватает меня за голову, наклоняет для поцелуя. Я уже расстегиваю ему ремень.

— Кто-то может вернуться, — говорит он.

— Мне плевать. — Я сгораю по нему с прошлой ночи. — Я прочитала твое письмо.

Он застывает.

— Да?

Я облизываю его нижнюю губу.

— Мне все еще кажется, что ты должен был позвонить. Но я понимаю, почему ты решил так. Понимаю, но не поддерживаю. И если ты сделаешь что-то подобное еще раз, мы закончим.

Его лицо расплывается в широкой, сияющей улыбке.

— Я никогда тебя не отпущу, маленькая.

Он прижимает меня к стене стойла, поднимает, мои ноги обвивают его талию.

— Слишком много одежды, — ворчу я.

— Надо идти в дом.

— Далеко.

Я стягиваю верхнюю одежду. Коннор поворачивает меня, прижимает грудью к стене, сразу чувствую его. Головка члена упирается в мой вход, и он врывается в меня сильным толчком, растягивая своим толстым членом. Я опускаю голову на стену, а Коннор кладет свою мне на плечо.

Он не двигается, и я не тороплю. Мы просто стоим, чувствуя друг друга.

— Ты мне нужна сильнее, чем воздух, — говорит он тихо.

— Я твоя, — шепчу.

Он перехватывает мои запястья, поднимает над головой, другой рукой хватает за бедро и начинает двигаться. Я вздрагиваю под каждым толчком, но он держит меня крепко.

— Ты не понимаешь, насколько я отчаянный, Скарлетт. Без тебя я пустой.

У меня перехватывает дыхание.

— Коннор…

Его имя растворяется в порывах ветра.

Его член погружается в меня снова и снова, наши звуки наполняют конюшню. Единственные звуки, которые я слышу, — это его грязные слова, которые он шепчет мне на ухо, его стоны и удовольствие. Мой клитор пульсирует от желания кончить, но я не трогаю себя. Я хочу продлить этот момент как можно дольше.

Коннор так не считает: его палец находит мой клитор, и я взрываюсь, крича его имя. Он тоже кончает, горячо, мощно, задыхаясь у меня в ухе.

Он снимает футболку, наскоро вытирает меня, пока я краснею от смущения.

Когда мы приводим одежду в порядок, он берет мое лицо в ладони и поднимает.

— Я люблю тебя, Скарлетт.

— Кольцо для меня? — спрашиваю я, внезапно вспомнив и испугавшись, что оно… не для меня.

Коннор моргает.

— Ты его видела?

— Когда искала носки, — киваю.

Он целует меня в висок и крепко прижимает к себе.

— Я купил его за месяц до отъезда.

— Ты собирался сделать предложение, когда мы встречались меньше полугода? — спрашиваю я, ошарашенная.

— Когда знаешь — тогда знаешь, Скарлетт. — Он смотрит на меня сверху вниз. — А я понял с первой секунды, как тебя увидел.

После таких слов невозможно молчать. Я больше не хочу.

— Я тоже тебя люблю.