— Отец-одиночка для публики всегда герой, а если он спасет своего ребенка от матери, ведущей, скажем так, не самый правильный образ жизни… — подливает масла в огонь Астахов. — Но решать тебе.

— Мы будем жить в одном доме? — шепчу и понимаю, что плачу.

Дима тут же протягивает мне платок, но я до него даже не дотрагиваюсь.

— Временами. Я поселю вас за городом.

— Ты же сам меня бросил, — всхлипываю, — почему мучаешь сейчас? Мы спокойно жили, я никогда бы не стала тебя шантажировать, я…

— Ты. Скрыла. От. Меня. Сына.

— Но он был тебе не нужен!

— А это решать не тебе. Ставь подпись и заканчивай этот цирк.

— Я не сделала ничего плохого, — начинаю паниковать. Меня затягивает отчаяние, а слезы только усугубляют ситуацию. — Ты меня даже слушать не захотел, когда я приходила, подослал своего Журавлева и…

— Закрой рот, пожалуйста. У меня нет времени слушать твои бредни. Просто подпиши бумаги, и уже завтра будешь жить, ни в чем себе не отказывая.

Сжимаю в пальцах ручку и тихонько всхлипываю.

— Ты всегда можешь выбрать второй вариант, — Дима откидывается на спинку стула. — Я не настаиваю, но ребенка заберу в любом случае. Знаю, что юристы, к которым ты обращалась, говорили тебе другое. Но суд — дело такое… непредсказуемое, Карина.

Стискиваю зубы и, зло зыркнув на Астахова, ставлю свою подпись.

Я в ловушке. Растеряна и не знаю, как поступить правильно, и уж точно, не знаю, что делать в такой ситуации!

Я не юрист. Ни разу не сталкивалась с подобным. На консультации мне говорили одно, а Астахов с железобетонной уверенностью утверждает другое.

Кому верить?

А если он прав? Что я смогу? Как буду защищаться? Как ему противостоять, если все обернется против меня?

Я потеряю сына…

Мы все будем облиты грязью.

А потом, когда Илья вырастет, он обязательно обо всем узнает. Будет думать, что его мать — какая-то…

Накрываю лицо ладонями и крепко зажмуриваюсь.

Это все дурной сон. Ловушка.

Страшная. Беспощадная…

Как только моя подпись оказывается на всех документах, Дима захлопывает папку и придвигает ее к себе.

— Отлично. Завтра пришлю за вами машину. Вещи можешь не собирать, купишь все, что нужно. Потому что в этом, — окидывает мой пиджак брезгливым взглядом, — моя жена ходить не может. Пока.

Астахов поднимается и уходит таким же широким шагом, как и пришел.

Я же остаюсь сидеть одна, вдавливая в палец холодное кольцо и ненавидя себя за трусость.

Я слабачка. Нужно было бороться. Но разве есть смысл бороться с ветряными мельницами?

Дорога домой сливается в одно слепое пятно. Не помню, как вышла из кафе, как села в автобус, как оказалась в своем подъезде, а потом и в квартире.

Поэтому сейчас, стоя в прихожей и прислонившись виском к косяку, пытаюсь понять, сколько времени прошло с нашей встречи.

Вдыхаю и чувствую запах маминых щей. Она уже пришла с работы. А судя по футболу по телевизору, отец уже тоже дома.

Заторможенно вынимаю из сумки телефон. Четыре часа дня.

Боже, у меня настоящий провал в памяти!

Из последних сил стягиваю пальто, обувь, убираю все в шкаф и так же медленно бреду в зал.

Родители сидят на диване. Мама вяжет, папа смотрит матч. Маринка с Илюшей устроились в кресле и играют в ладушки.

Смотрю на них, и на душе теплеет. Правда, вот они, увидев меня, меняются в лицах.

Я словно в замедленной съемке вижу, как тает мамина улыбка, и невольно всхлипываю.

— Карина, что случилось? — первым нарушает тишину папа, приглушая звук телевизора.

Мама в это время уже поднимается с дивана и бежит ко мне.

— Доченька, что с тобой? Ты вся белая!

— Я… — хмурюсь, абсолютно не зная, с чего начать.

Мама сжимает мои ладони и замечает кольцо.

— Что это? — спрашивает, ошарашенно разглядывая золотой ободок. — Откуда?

Аккуратно высвобождаю руки из маминого захвата и на негнущихся ногах иду к дивану, чтобы присесть.

Разговор будет непростым и долгим.

Кажется, я сделала только хуже…

— Откуда кольцо, Карина? — не унимается мама.

— Мама, папа… — шепчу, глядя на Илью, — мне нужно вам кое-что рассказать…

Родители тут же впиваются в меня взглядами, под гнетом которых становится максимально дискомфортно.

Они у меня хорошие. Любящие. Когда все случилось с Димой, они сразу сказали: «Воспитаем ребенка без него», — и навсегда закрыли эту тему. Словно Астахова и не было.

А теперь вот…

Как им сказать?

Они с ума сойдут…

Начинать этот разговор невероятно трудно. Я зажимаю ладони между коленями и, прокрутив в голове все, что произошло за последние дни, начинаю свой рассказ. По порядку.

Про выборы. Про Диму, который в курсе, что Илья — его сын. Про угрозы. Про брак.

Точнее, про то, что теперь я его жена…

Единственное, о чем умалчиваю, — это Вадим. Решаю, что расскажу это лично Маринке. Это же ее муж. Мама с папой не поймут, а жить с ним все же ей…

Слова повисают в воздухе тяжелым грузом, и первые минуты мы все молчим.

Я чувствую на себе взгляды трех пар глаз и хочу провалиться сквозь землю.

В зале повисает мертвая тишина. Слышно даже, как за стенкой у соседей работает телевизор. Наш уже минут двадцать показывает картинку без звука.

Мама отходит первой: вздрагивает и издает протяжный звук, переходящий в плач.

Папа же медленно поднимается с кресла, и его зачастую суровое лицо вытягивается. Он в шоке.

— Повтори, чья ты теперь жена? — спрашивает он, глядя мне в глаза.

— Он… он сказал, что заберет Илью, если я не соглашусь. Сказал, что уничтожит нас. У него есть деньги, связи… Я просто не знала, что мне делать!

— Ты отдала моего внука этому стервятнику? — всхлипывает мама. Ее голос срывается, и я отчетливо слышу в нем весь ужас происходящего. — Ради его карьеры?! Карина, доченька, как ты могла?!

— Я не отдавала! Я пытаюсь защитить своего ребенка! Себя! Вас! Он заберет его силой! Вы просто не понимаете, с кем имеете дело!

— Я покажу ему, с кем он имеет дело! — рычит папа, и в его глазах загорается знакомая ярость.

Он делает шаг в прихожую, будто прямо сейчас пойдет разбираться с Астаховым.

— Пап! — вскакиваю и хватаю его за руку. — У него адвокаты, журналисты, охрана. Он перевернет все с ног на голову, и сделает так, что мы будем выглядеть настоящим злом. Понимаешь?

Марина, глядя на все это, прикрывает глаза и, подняв Илью на руки, уносит в комнату. Я очень хочу уйти за ней следом, но пока не могу.

Мне нужно хоть как-то успокоить родителей.

— Мы можем бороться! — рявкает отец. — Должны! Я этому засранцу голову сверну. Голыми руками!

— Нам нужен юрист, — тут же включается мама. — Хороший. Деньги найдем. Любые деньги.

— Я уже была у юриста! — перебиваю ее, чувствуя, как меня снова накрывает волна отчаяния. — Она сказала, что шансы есть, но в той ситуации, которую хочет разыграть Дима, я уверена они минимальны. А я не могу так рисковать. Не сыном. Нет! — трясу головой, чувствуя, что силы на исходе.

Родители переглядываются, а потом смотрят на меня с укором.

А я в этот миг понимаю, что своим рассказом обрекла их на ту же беспомощность, что испытываю сама.

Они такого не заслужили…

— Так, — рассекает воздух рукой отец. — Иди отдохни. Тебе нужно поспать. А потом мы что-нибудь придумаем.

Часто киваю и иду в нашу с Илюшей комнату, слыша, как отец говорит маме, что позвонит какому-то своему знакомому генералу.

Только я уже знаю, что ничем он нам не поможет…

В спальне крепко прижимаю к себе сына и укладываюсь с ним на кровать.

Марина сидит рядом и гладит меня по голове, нашёптывая, что все будет хорошо и мы со всем справимся.

— Марин, — смотрю на нее и понимаю, что должна сказать.