— Эм… — смотрю на себя с ног до головы. — Всё, что на мне, — немного сконфуженно чешу затылок.
— Поняла. Вижу, что вы предпочитаете свободную и удобную одежду. Обувь?
— Кроссовки, ботинки, балетки…
— Поняла.
— Просто с ребенком нужно всё успеть, и когда гуляем, одежда, сковывающая движения… он бегает, и я… — мямлю, словно оправдываясь за свой выбор.
— Это распространенная ситуация. Я тоже на площадку с дочкой на каблуках не хожу, — понимающе улыбается Элла. — Давайте мы с вами соберем базовый гардероб. Для начала сделаем восемь капсул, которые подойдут на все случаи жизни. И Дмитрий просил подобрать несколько вечерних платьев и несколько деловых образов.
— Хорошо, — киваю, не видя смысла спорить.
Раз Дмитрий сказал… Хочется фыркнуть, но вместо этого, пока Элла распаковывает чемоданы (а их не меньше десяти, их сюда охрана вносила), я снова перевожу внимание на Илью. Правда, больше приглядываюсь к няне. Меня не оставляет в покое ее юбка, но Элла перехватывает мой взгляд и, словно читая мысли, поясняет:
— Не волнуйтесь, Кристина — профессионал. Она и на шпагат сядет, и на каблуках зв футбол сыграет. Правда, Крис?
Няня смущенно улыбается, а я невольно расслабляюсь, снова сосредотачиваясь на одежде.
Мы перебираем кучу вещей. Мне кажется, за всю жизнь я не примеряла столько, сколько сейчас. Элла создает образы прямо на глазах. Она предлагает мне примерить кожаные брюки, о которых я всегда была не самого лучшего мнения, но, к моему удивлению, они мне чертовски идут.
— Вот видите! — восклицает Элла. — Вы просто не давали себе шанса раскрыться.
Я смеюсь, впервые по-настоящему за последние недели. Мне нравится. Нравится ткань под пальцами, нравится, как сидит на мне новый свитер, платье, сапоги. Но каждые пятнадцать-двадцать минут я все равно оборачиваюсь к игровому коврику. Вот и сейчас, в очередной раз, спрашиваю:
— У вас все в порядке?
— Абсолютно! — отвечает Кристина и, присев на колени в своей узкой юбке, ловко управляется с кубиками, пока Илья хохочет, пытаясь разрушить ее башню.
Мы все смеемся, а Илья, поймав общий настрой, начинает озоровать еще больше.
— Какой милый мальчик, — умиляется Элла и подает мне вечернее платье.
Как только я надеваю его, внутри все сжимается. Черное, облегающее, безумно элегантное. Оно сидит на мне как вторая кожа и превращает мое отражение в зеркале в какую-то другую Карину.
— Это то, что нам нужно, — подтверждает Элла.
Я же лишь робко улыбаюсь.
Спустя четыре часа девушки покидают дом. Илья спит наверху, а я стою напротив шкафа и перебираю вешалки. Эйфория от пережитого медленно растворяется под гнетом мыслей о Диме, а телефон в руке становится таким тяжелым, что я боюсь его уронить. Радость испаряется, я вспоминаю, что нахожусь здесь в заточении.
Нужно позвонить Астахову. Нужно спросить, могут ли мои родители сюда приезжать… Только вот набраться смелости и сделать этот звонок оказывается непросто. Я долго хожу кругами, и, когда прикладываю телефон к уху, мелькает мысль сбросить звонок. Но даже тут Астахов не дремлет.
Я слышу в трубке его строгий, способный покрыть все вокруг инеем голос:
— Слушаю тебя, Карина.
— Дима, привет, — зачем-то снова здороваюсь, несмотря на то что мы уже виделись утром. — Я по поводу моих родителей. Они хотят навещать Илью. Это… возможно?
Дима, словно специально, делает долгую паузу, прежде чем ответить.
— Могут. Это не тюрьма. Пусть приезжают.
— Правда? — вырывается у меня с какой-то блаженной радостью.
— Но я очень надеюсь, что они не побегут рассказывать никаких слезных историй прессе.
— Ничего подобного не будет, я обещаю.
— Хорошо. Тогда договорились. Кстати, в конце недели у меня будет важное мероприятие, и ты тоже должна там быть в качестве моей жены.
— Ладно, — шепчу и сбрасываю звонок.
Продолжать этот разговор нет никакого смысла, как и говорить о том, что я не хочу никуда идти. Он все равно вынудит, поэтому… Разорвав соединение, я опускаюсь на диван и крепче сжимаю в руке смартфон. Теперь звоню маме.
Как только она берет трубку, сразу же сообщаю:
— Мам, ты можешь приезжать. В любое время.
— Мы приедем завтра. С папой. Я так скучаю по Илье и по тебе. Доченька моя, как ты?
— Все хорошо, мамуль.
— А Дима… он… он тебя не обижает?
— Нет. Все правда хорошо. Не переживай. Пожалуйста, мам.
— Хорошо, моя девочка. Хорошо. А у нас тут еще одна неприятность… — всхлипывает она.
— Что случилось?
— Марина с Владом разводятся.
18
— Я совершенно ничего не понимаю, — вздыхает мама, — они же так хорошо жили. Всегда вместе, всегда такие дружные, а теперь, на тебе, развод, — недоуменно разводит руками.
Мы сидим на кухне, пока папа возится с Ильей. Родители приезжают ко мне третий день подряд, чтобы наиграться с внуком. А мама — чтобы еще и обсудить со мной ситуацию в семье сестры.
Марина запретила говорить о причинах развода, да я и сама не горела желанием. Влад поступил подло, Маринка вряд ли сможет его простить.
— Владик позавчера съехал, — снова вздыхает мама. — Марина его даже слушать не стала. Я у нее спрашиваю: «Изменил?» Она говорит: «Нет». Что тогда? Не понимаю.
— Мам, они сами разберутся, — делаю глоток чая. — Просто дай им время и не дави на Марину, она обязательно тебе все расскажет.
— Тебе уже рассказала?
— Нет же! Мы договорились, что я ничего не спрашиваю, пока она сама не будет готова к диалогу.
Мама качает головой и откусывает кусочек от своего эклера.
— Ладно, может, ты и права. Не буду к ней лезть. А ты как? — оглядывается по сторонам. — Дом, конечно, не чета нашему. Знатно этот Астахов наворовал, а теперь еще и в политику собрался. Мало ему всего!
— У меня все хорошо. Как было вчера и позавчера, — выдаю улыбку, хоть и фальшивую.
На самом деле, за три дня, что я тут, Дима появился лишь единожды, что радует. На этом фоне я даже немного расслабилась.
— Нет, если он тебя обижает, ты не молчи, мы семья, что-нибудь придумаем и…
— Мам, — ловлю ее взгляд, — все хорошо.
Мама поджимает губы, а я понимаю, что не слышала громкого папиного голоса уже минут десять. Обычно, когда они играют с Илюшей, папу слышно на весь дом, а тут он вдруг затих. Это странно.
Отодвинув от себя чашку, поднимаюсь на ноги и иду в гостиную, где сразу же натыкаюсь на картину, от которой по позвоночнику бежит озноб.
Дима сидит на ковре, прижимая к себе Илью, пока тот громко хохочет. Астахов широко улыбается, пока сын мнет ладошками ткань его дорогой рубашки.
Внутри что-то сжимается. Это так странно — наблюдать за всем этим…
Дима приехал внезапно. Без звонка. Без малейшего предупреждения. Да, я понимаю, что это его дом, но он мог поставить меня в известность хотя бы для того, чтобы мой отец сейчас не сидел на диване с перекошенным лицом.
Мама, вышедшая за мной следом, замирает у меня за спиной, и ее лицо искажает гримаса отвращения, которую не скрыть ни одной улыбкой. Папа молчит, упираясь в Диму тяжелым, каменным взглядом, которым с легкостью можно убить.
Воздух в эту же секунду становится густым. Им почти невозможно дышать.
— Здравствуйте, Дмитрий, — цедит мама, сцепляя руки в замок.
Астахов отвлекается от сына и, мазнув по маме взглядом, кивает.
— У вас очень большой и красивый дом, — продолжает мама.
А я вижу, как проступают жилы на папиной шее. Он ждет повода. Ждет, что Астахов скажет хоть что-то не так, даст хотя бы малейший повод.
И повод находится. Мама, вздыхая, опять заводит разговор о сестре.
— Нет, ну я не понимаю, как так можно? Влад, конечно, не идеальный, но вот так рубить с плеча и подавать на развод… У меня сердце за нее разрывается!