Я такая дура!

Зря подписала те бумаги.

Зря!

— Так, выдыхаем и рассказываем все с самого начала, — говорит Лариса Петровна.

Я снова киваю и, стараясь не сбиваться и не переходить на шепот, начинаю с самого начала. С нашего с Димой знакомства. Фамилию Астахова намеренно опускаю, называя его «влиятельным человеком».

Лариса Петровна слушает мой рассказ, не перебивая, пару раз поправляя очки с ярко-красной оправой. Она выглядит как с картинки: строгий костюм, тугой пучок, идеальный макияж. Она жгучая брюнетка. И, если честно, я абсолютно не понимаю, сколько ей лет. Примерно от сорока до пятидесяти пяти.

— Так, — произносит Лариса Петровна, когда я замолкаю. — Если биологический отец установит отцовство через суд, он будет иметь право требовать общения с ребенком. Вплоть до определения порядка встреч.

Я сглатываю и, посмотрев на висящие на стене часы, спрашиваю:

— А… а если он захочет отобрать его? Получить опеку? Он… сможет?

Лариса Петровна расправляет плечи, глядя мне в глаза.

— Лишить мать родительских прав очень сложно, Карина. Для этого нужно доказать, что мать представляет для ребенка опасность: алкоголизм, наркомания, жестокое обращение, асоциальный образ жизни.

— Я не делаю ничего из перечисленного…

— У вас есть жилье? Ребенок накормлен, одет, здоров?

— Да.

— Вы официально трудоустроены?

— С сегодняшнего дня — да.

— Суд всегда исходит из интересов ребенка. Если вы — добросовестная мать, у вас стабильный, пусть и скромный, доход, ребенок привязан к вам, а отец — человек с непредсказуемым графиком и, например, скандальной репутацией… Шансы у него невелики. Он может создать вам массу проблем, изматывать судами, но отобрать сына — вряд ли.

— Хорошо, — тихо произношу я и понимаю, что улыбаюсь. — И что мне сейчас делать?

— Собрать все доказательства вашего добросовестного материнства: чеки на покупку детских вещей, распечатки из детской поликлиники о прививках и осмотрах, характеристики с места работы. Вы должны быть готовы к любым провокациям. Но если он проявит агрессию, немедленно обращайтесь в полицию и органы опеки с заявлением о давлении. Так вы окажетесь в более выигрышной позиции.

К концу консультации Лариса Петровна дает мне список документов, которые нужно собрать, и желает удачи.

Попрощавшись, я покидаю ее кабинет в приподнятом настроении. Даже скорая встреча с Димой не омрачает моего состояния.

Охваченная уверенностью, что все будет хорошо, я прихожу в кафе первой и успеваю выпить чашку кофе в тишине.

Астахов приезжает минута в минуту. Взбешенный.

Он проходит мимо столиков, резко дергает на себя стул и садится напротив, даже не сняв пальто.

Мои пальцы снова начинают дрожать, но этого не видно — я держу их под столом.

Дима прищуренно рассматривает мое лицо, а потом произносит:

— Подписывай.

Он швыряет на стол папку.

— Что? — моргаю, абсолютно не понимая, что происходит.

Дима тем временем хватает меня за предплечье и вытягивает руку из-под стола.

— С новым статусом, — надевает на мой безымянный палец кольцо. — Подписывай, живо!

Я смотрю на свою руку и начинаю мелко дрожать.

Что все это значит?

Астахов тем временем подзывает официанта и заказывает себе кофе, осматривая зал кафе брезгливым взглядом.

Опомнившись и немного выйдя из ступора, я стягиваю кольцо с пальца и кладу его на стол.

— Я больше ничего не подпишу, — шепчу, сжимая пальцы в кулаки.

— Подпишешь. Я тут узнал, что Илья — мой сын, Карина. Как же так получилось?

— Что? — учащенно моргаю, ловя ртом воздух и снова не могу пошевелиться. Как он узнал? Когда? Откуда?

— Ты, наверное, хочешь спросить, откуда я знаю? Сделал тест.

— Это незаконно, — бормочу, потому что буквально вчера читала об установлении отцовства — его нельзя сделать без согласия матери. Наверное…

Эти мысли мелькают в голове, но ненадолго, потому что на повестке остается главный вопрос: откуда Астахов взял биоматериал Ильи?

— Подписывай, — пододвигает ко мне папку.

— Ты видел Илью? — смотрю на него, не дыша и выжидаю ответ.

— Видел, — кивает Дима.

Я сглатываю, и меня охватывает паника. Как? Когда? Я всегда рядом с сыном…

Стиснув зубы, лезу в сумку за телефоном и звоню сестре. Она берет трубку не сразу, и это настораживает.

— Марин, Илья с тобой? — спрашиваю, не сводя глаз с Астахова.

— Со мной. Представляешь, моего, оказывается, неделю назад уволили. Мы с Илюшей гуляли, а Вадья сидел в кафе через два дома от нашего. Спалили. Вот он и признался, что уже неделю тут околачивается и не знает, как мне сказать. Мы ж на квартиру копим.

— Понятно… но Илья с тобой?

— Конечно. Ты чего? У тебя голос странный.

— Все нормально, — натягиваю улыбку, — просто устала. Поцелуй за меня Илюшу, я скоро приеду. — Кладу телефон на стол. — Материал тебе предоставил муж моей сестры? — спрашиваю, впиваясь в Диму взглядом.

— Догадливая. И звонил в мой офис тоже он. Не сам, а через двоюродную сестру.

— Его уволили с работы, — бормочу. — Он хотел заработать…

— Именно. В ваших семейных разборках я участвовать не намерен, поэтому вернемся к нашим баранам. Подписывай и надевай кольцо. Оформим все задним числом. Считай, как два года уже будем женаты.

— Я не буду, — трясу головой. — Я не…

Дима прищуривается и, наклонившись вперед, шепчет:

— Ты скрыла от меня ребенка и думала, это сойдет тебе с рук? Не в этот раз.

— Я не хочу замуж. Не выйду за тебя. Ни за что…

— Выйдешь. Через месяц выборы. У избирателей не должно быть ни единого вопроса к моему имиджу. Никаких внебрачных детей, Карина.

Что он говорит? Как можно так поступать? Захотел — выбросил, захотел — подобрал? Это бесчеловечно!

Я для него расходный материал, и наш сын тоже…

— Мы не будем частью твоего шоу! Никогда! Я не позволю втянуть в это сына…

— Будешь. И будешь играть свою роль безупречно. Потому что иначе я тебя уничтожу. Ты же маленькая, меркантильная шантажистка, которая годами прятала ребенка от отца. На чью сторону встанет суд и общественность, Карина? Подумай.

Дима берет со стола кольцо и, дернув меня за руку, до боли сжимая запястье, снова надевает его на мой палец.

— Ненавижу тебя, — шепчу, чувствуя, как почва уходит из-под ног.

— Не страшно. Главное — поставь подпись. Вот здесь. — Он хладнокровно раскрывает папку и поворачивает ее ко мне. Его палец упирается в строку для подписи.

Я смотрю на обручальное кольцо, сдавливающее мой палец, и хочу исчезнуть. Оно холодное и тяжелое, как кандалы.

— Зачем ты это делаешь? — голос предательски дрожит. — Ты же не любишь меня. Ты презираешь меня. Зачем все это?

— Потому что у меня не может быть ребенка от какой-то непонятной девки. Он может родиться исключительно в браке. От законной жены, которой ты станешь.

В ужасе перевожу взгляд с кольца на папку, а потом на Диму.

Он чудовище. Самое настоящее.

В голове проносится вихрь образов: Илюша, смеющийся в своей кроватке... моя семья, которую втянут в эту грязь… суд, оставляющий сына с Астаховым…

Я перебираю кадр за кадром и вся дрожу.

Почему он так жесток?

Что плохого я ему сделала?

Почему?

— Что будет после выборов? — спрашиваю, взяв себя в руки минуту спустя. — Ты получишь свой пост, а мы... мы тебе больше не понадобимся?

Дима едва заметно улыбается, но от этой улыбки веет холодом.

— Твоя задача — хорошо отыграть свою роль. Желательно молча. — Протягивает мне ручку. — Если не подпишешь, будет скандал. — Достает из папки несколько листков. — Читай.

— Что это?

— Стратегия. Тут прописан наш дальнейший план в случае твоего отказа.

Быстро скольжу взглядом по листку, и волосы на голове встают дыбом.

Они раздуют скандал. Сделают из меня горе-мамашу. Лишат родительских прав. Запретят видеться с сыном. И все это, почти в прямом эфире.