— Единственная моя ошибка — это ты! — шиплю, и в голосе слышна агрессия. — И сейчас я ни за что не позволю тебе диктовать, как мне жить. Как нам с сыном жить!

— Позволишь, — его голос внезапно теряет всю притворную мягкость и становится стальным. — Потому что альтернатива тебе не понравится. Ты думаешь, юрист тебе поможет? Не смеши, пожалуйста.

— Я…

— Они все вежливо тебе откажут, — продолжает он, абсолютно меня не слушая. — Я тебе это обещаю. Ты согласишься на все мои условия. И если хоть одна душа узнает о ребенке до того, как я решу, что с вами делать…

Во рту тут же пересыхает. Я чувствую, как почва уходит из-под ног, а картинка перед глазами размывается.

— Ты чудовище.

— Ты сама искала со мной встречи.

— Это не твой ребенок. И это не я звонила в ваш дурацкий офис. Не я! Я просто… просто хотела сказать тебе это лично!

— Возможно, я бы тебе и поверил, но теперь это не имеет значения.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что твоя подпись была бы самым простым и безболезненным решением для всех нас. Особенно для тебя. Но ты выбрала сложный путь. А на сложных путях случаются неприятности, — Дима делает паузу, давая словам просочиться в мое сознание, как яд.

— Что это значит?

— А вот об этом мы с тобой поговорим уже лично. Я у твоего подъезда. Спускайся.

— Сейчас?

— Либо ты спускаешься, либо я поднимаюсь к вам. Познакомлюсь с сыном, с твоими родителями, — усмехается. — Думаю, будет интересно.

— Даже не думай! Не приближайся к моей семье, я…

— Десять минут. Я жду ровно десять минут и поднимаюсь.

Десять минут? Он серьезно?

Хочу возразить, но Астахов не дает мне такой возможности — он просто сбрасывает звонок.

Прикладываю ладонь к груди и чувствую, как бешено бьется сердце. Он не посмеет подняться, правда?

Нет... Он не приемлет правил. Ему плевать, что уже поздний вечер, что ребенок спит, а родители отдыхают после тяжелого рабочего дня. Ему на всех плевать.

Втянув побольше воздуха, я крепко сжимаю в руке телефон и выхожу с балкона. Как жаль, что окна нашей квартиры выходят не во двор. То единственное окно, откуда просматривается подъездная территория, находится в родительской спальне, куда я сейчас точно не пойду.

На выдохе бросаю взгляд на спящего сына и вышмыгиваю из комнаты. На кухне прошу Марину, смотрящую сериал, присмотреть за Ильей, пока я сбегаю в магазин — мол, у нас закончились бананы, которые мне к утру кровь из носу понадобятся.

Маринка, не почуяв подвоха, обещает не спускать с Илюши глаз. Успокоив свое материнское сердце, я натягиваю ботинки. Куртку напяливаю уже в подъезде, почти бегом несясь по ступеням.

Перед дверью замедляюсь и, нажав на кнопку, выхожу на улицу с таким видом, будто и не бежала сюда как угорелая минуту назад.

Едва я оказываюсь на улице, машина, стоящая напротив подъезда, мигает фарами. Это он?

Затаив дыхание, делаю шаг и, оглянувшись на родительское окно, юркаю в теплый кожаный салон.

Я не видела Диму два года, но запах его туалетной воды помню до сих пор. Именно он заставляет отмотать назад время, и перед глазами встают картинки нашей первой встречи.

Я была студенткой. Третий курс. Разгар весны, такой, когда можно уже ходить без колготок под платьем.

Нас собрали в конференц-зале, где предприниматель Астахов должен был читать лекцию как человек, ставший «открытием года». Его бизнес тогда выстрелил, набрав невероятную скорость...

Именно тогда, как я теперь понимаю, он стал медийным. Его везде приглашали, с ним хотели познакомиться. Он был нарасхват.

Я сидела с глупой улыбкой, слушая его взахлеб. Говорил он так, что тебе самой хотелось крушить горы и взбираться на свою вершину успеха. Пылко, горячо, завораживающе.

Ему верили!

Мы переглядывались все время его выступления, потому что я сидела в первом ряду. А когда все закончилось, он подмигнул мне и ушел.

Это было забавно, но самое интересное началось после пар.

Он поймал меня у университета и предложил пообедать. Вот так просто...

Взрослый, красивый, успешный. Разве я могла отказаться?

Я смотрела на него как на бога. Ему было тридцать два, мне — двадцать.

Если честно, до него я встречалась только с ровесниками. Наверное, поэтому меня так тянуло к нему. Он будто понимал меня без слов. Во всем.

— Ну, привет, — прерывает молчание Дима, вырывая меня из воспоминаний.

Поворачиваю голову, глядя на него во все глаза, и чувствую, как в носу щиплет от того самого запаха. Он не сменил туалетную воду. Все тот же древесный, теплый аромат.

— Привет, — киваю, зажимая ладони между коленей.

— Прокатимся?

— У меня ребенок дома спит, поэтому поговорим здесь, — отрезаю, не оставляя права на возражения. Судя по лицу Димы, он такого от меня не ожидал.

— Ла-адно, — произносит, растягивая звук и впиваясь в мое лицо еще более цепким взглядом.

— Я повторю еще раз: я никуда не звонила, никому не угрожала и никого не шантажировала. Понимаешь?

— Тогда кто-то из твоих родственников, — не задумываясь ни на секунду, парирует Астахов.

— Кто? — усмехаюсь. — Ты в своем…

Замираю. Днем меня действительно посещала мысль, что это могла быть Марина. Но…

— Ну вот видишь, мы уже нашли, на кого свалить твою вину, — ухмыляется он. — Тебе этого хочется, как и любой мелкой лгунье, желающей пристроить свой… — Астахов осекается и замолкает. — В общем, мне плевать, кто из вас это сделал. Мне нужна твоя подпись, которая возложит на тебя и твою семью ответственность за распространение слухов.

— Это не твой ребенок! Какая тебе разница? Слухи так слухи.

— Не в моем положении. Просто подпиши бумагу, и я исчезну из твоей жизни.

Дима тянется на заднее сиденье, берет оттуда папку, раскрывает ее и протягивает мне вместе с ручкой.

— Подпиши, и больше никогда не увидишь ни меня, ни кого-то из моей команды, ни моего близкого круга.

— Никогда? — прищуриваюсь, наконец понимая: он и правда не верит, что Илья его сын.

Что ж, мне же лучше!

— Никогда.

— Ладно, — сжимаю ручку в пальцах и ставлю свою подпись.

— Отлично, Карина. Так бы сразу, — он улыбается. — А, — снова тянется на заднее сиденье, — это тебе. — Протягивает мне коробку. — Точнее, твоему сыну.

— Зачем?

— Я и правда собирался к вам зайти, если бы ты оказалась несговорчивой. А без подарков в гости не ходят.

Дима

— Нам не нужны твои подарки, — бормочет Веселова, даже не глядя на коробку.

— Выбросишь по дороге, — кладу ей на колени и, обхватив руль пальцами, снова изучаю ее лицо.

Карина за эти два года ни капли не изменилась. Вообще.

Ощущение, будто мы только вчера прощались в аэропорту, а теперь у нее есть ребенок, за счет которого она решила полегкому срубить с меня бабла, устроив публичный скандал.

Электорат очень щепетильно относится к теме семьи и детей. Поэтому все поползновения Веселовой нужно было обрубить на корню.

Людям плевать, что я к этому мальчишке не имею никакого отношения. Никто не будет вникать и читать опровержения.

Глупо с ее стороны было звонить в мой офис. Глупо!

Карина клянется, что этого не делала, но я не склонен повторять свои ошибки. В прошлом вера в нее мне слишком дорого обошлась.

Журавлев сразу предупреждал: отношения со студенткой, которая буквально заглядывала мне в кошелек закончатся плохо. В принципе, так и вышло.

Пока я был в командировке в Китае, моя божественная Карина с ангельским взглядом приперлась на квартиру к моему лучшему другу с бутылкой вина и предложением стать чуть ближе…

Девочка, которую я считал той самой, просто позарилась на бабло и оказалась легкодоступной.

Витька позвонил мне в тот же вечер и все рассказал.

Я злился. Очень. Но выяснять отношения, устраивать разборки в тот момент означало опуститься до ее уровня.