Лицо Валентины изменилось. На мгновение оно превратилось в музейную восковую маску, взгляд увлажнился и остекленел – Аделии даже стало страшно за соседку, не заболела ли. Но та встрепенулась, сбросив с плеч оцепенение, вымученно улыбнулась:

– На яхте катается… С друзьями махнула в Новороссийск.

– На яхте? – Аделия не поверила своим ушам – такие прогулки были не из числа дешевых и доступных развлечений, а соседка вроде бы говорила, что стеснена в средствах.

Валентина же отмахнулась:

– Да, пригласил наш общий знакомый, владелец крупной строительной компании, очень хороший человек, надежный… Мы у него квартиру покупали, с тех пор дружим. Знаете, я иногда поражаюсь, насколько случайные знакомства оказываются долговечными: Илья Аркадьевич даже не забывает поздравить меня с днем рождения, всегда из поездок во Францию привозит мне марципаны из определенной кондитерской на окраине Парижа, там их готовят исключительно вкусно…

Валентина оседлала свой привычный «конек» – принялась рассказывать о себе, любимой. Как она ездила двенадцать лет назад во Францию, в Париж. Как Нелличка купила себе брендовую сумочку, которая стоила целое состояние, а она, Валентина, – марципаны. Они заблудились с Нелличкой, пошел дождь. А хозяин кондитерской уж закрывал, но увидел их и не смог пройти мимо, напоил горячим шоколадом, настоящим, а не каким-то там какао, угостил марципанами. Тончайший миндальный вкус, нежнейшая консистенция до такой степени врезались в память Валентине, что по возвращении в Москву она искала людей, вылетающих в Париж, и каждого просила заглянуть «к Жану» и приобрести для «русской Моны Лизы», как кондитер назвал Нелличку, коробочку с лакомством. Аделия, слушая рассказ пожилой дамы, не могла не отметить, что двенадцать лет назад с дочерью у той были более доверительные отношения.

Аделии в который раз стало жаль одинокую женщину – в который раз она содрогнулась от мысли, что ее тоже может поджидать вот такая же старость, с вечным ожиданием, что твой ребенок вспомнит о тебе, позвонит, уделит твоим заботам минутку, позволит тебе побеспокоиться о нем, принимая, но не отдавая ласку и родительское тепло.

– Вам стоило поехать кататься вместе с ними, – отозвалась она, встрев в короткую паузу в рассказе. – Вы тут скучаете, прогулка пошла бы вам на пользу.

Валентина рассмеялась:

– Да ну что мне там делать, у меня давление, меня укачивает. Так ехать – прогулку испортить. – Она взяла в руки бумажную салфетку и принялась делать из нее цветочек. – Быть обузой я не хочу, это самое неприятное, что может случиться в старости.

Аделия заупрямилась:

– Не соглашусь.

– Ой, не рассказывайте только о пресловутом стакане воды, который некому будет подать в старости, – Валентина взмахнула рукой, запустила получившийся вместо цветка самолетик в урну и поставила локти на стол. – Мне думается, значение этого стакана сильно преувеличено.

– Ну, это образ, – тихо проговорила Аделия, прислушиваясь к изменившимся, нервным интонациям соседки.

Та фыркнула:

– Какой такой образ? Образ зависимости? «Мой дядя самых честных правил» в современном варианте? – Она тряхнула головой. – Нет, стакан воды я и сама себе подам, а ребенок мой должен быть счастлив!

Аделия улыбнулась:

– А разве это не часть счастья – быть рядом с теми, кто дорог? Тем более, когда они нуждаются в опеке и защите, как когда-то наши дети нуждались в нашей с вами опеке и защите… По-моему, этот стакан воды – скорее символ сопричастности, а не зависимости. Мне нравится думать, что я этой сопричастности научу свою дочь, а она – своих детей. Круговорот счастья…

Валентина покраснела, этот разговор ей был неприятен, это очевидно, но Аделия специально не уходила от него, понимая, что за железной броней доводов прячется простое – она воспитала Нелличку так, что той и в голову не может прийти подать тот пресловутый стакан с водой! Признаться в правоте Аделии – это признаться в эгоизме своего ребенка, в его неблагодарности и порочности, равнодушии. А для последнего Валентина слишком обожала свою дочь.

Но продолжала она этот разговор не для того, чтобы что-то доказать Валентине, она хотела подобрать ключик к будущему разговору с Нелли, а в том, что он состоится, она не сомневалась дочь Валентины не может вечно гулять и развлекаться, когда-то она явится в отель, чтобы переодеться, отоспаться или перехватить какое-то количество денег – веселая жизнь обходится недешево.

По ее расчетам, Нелли было не больше двадцати пяти лет, а значит, ее поведение еще можно направить в русло заботы о матери. Нужно только понимать триггеры в этой паре женщин.

И Аделия их искала.

Впрочем, Валентина оказалась не настроена продолжать разговор. Она улыбнулась и поднялась из-за стола. Аделия впервые почувствовала на дне ее глаз ледяную злость. Стало не по себе.

– Голова разболелась, – процедила пожилая дама. – Поднимусь в номер, приму лекарство…

И, коротко кивнув, она удалилась.

Аделия проводила взглядом ее грузную фигуру, не в силах побороть собственное удивление. Она подозвала к себе официантку:

– Скажите, Лиза, – она прочитала имя миловидной девушки на бейджике, – а дама, которая со мной сейчас сидела, вы ее часто видите в кафе?

– Да, конечно.

– К ней заезжала девушка, примерно моего возраста, брюнетка. Как часто она здесь бывает?

Официантка задумалась, ответила с озабоченностью в голосе:

– Признаться, ничем не смогу вам помочь. Вероятно, она приходила не в мою смену. Никого, кроме вас и вашей дочки, я в обществе вашей знакомой не видела. Хотя иногда ваша знакомая заказывает ужин на две персоны, но, очевидно, съедает все сама… – Она улыбнулась и сделала шаг назад. – Прошу меня простить.

Она предложила Аделии коктейль. Та согласилась и попросила подогреть бульон для Насти. Подозвала дочь к себе и добилась, чтобы та пообедала. А, проходя мимо стойки регистратора, решилась на неслыханное: она попросила позвонить ей в любое время дня и ночи, когда к гостье из тысяча двадцатого номера приедет дочь. Аделия чувствовала, что ей необходимо поговорить с этой девушкой, и она уже придумала, как построить разговор, чтобы не испортить отношения матери и дочери еще больше.

Вечером Валентина постучала в номер.

– Вы ужинали?

Аделия и Настя уже поужинали. Уставшая и еще не окрепшая дочь крепко спала в кроватке. В номере был выключен верхний свет, торшеры оставляли уютные желтые круги на паркете и диванных подушках. На столике лежала раскрытая на самой интересной сцене книга, которую Аделия взяла почитать у администратора.

Валентина смутилась:

– Не буду вам мешать.

Она собралась уходить, но что-то изменилось в ее облике. Он стал нервным. Взгляд блуждал, улыбка казалась вымученной и неживой.

– У вас все в порядке? Что-то с дочерью?

Валентина окаменела. Вздохнув, она заставила себя кивнуть:

– Да. Она должна была позвонить сегодня, но не позвонила. Я все-таки волнуюсь…

– Может, стоит связаться со своим знакомым? С кем она катается на яхте?

Валентина покачала головой:

– Не хотелось бы его беспокоить по пустякам.

– Мне кажется, по пустякам вы бы не стали беспокоиться, – отметила Аделия. – Если есть основания, чем быстрее вы подключите специалистов, тем больше шансов найти пострадавших живыми и здоровыми, уж я-то это знаю не понаслышке.

Валентина нахмурилась, отвела взгляд:

– Вы намекаете на полицию?.. Нет, думаю, пока это преждевременно.

И поторопилась уйти.

Оставшись в одиночестве, Аделия приняла ванну. Через приоткрытую дверь она наблюдала, как спит дочь, но мысли то и дело возвращались к Валентине: что чувствует она, когда дочь раз за разом демонстрирует равнодушие? Что, собственно, за ним стоит, какие жуткие истории, конфликты, а, возможно, – и преступления скрывает эта семья?

Безусловно, и Аделия прекрасно отдавала себе в этом отчет, Нелли могла вырасти избалованным и эгоистичным ребенком, привыкшим, что мир крутится вокруг нее. Девушка может не предполагать, что мать ждет ее внимания, заботы, да хотя бы просто – общения. Патологический нарциссизм вкупе с эгоизмом – и вот получится «Нелличка».