– За что-о?!

Макс стащил его с ленты и опрокинул на пол и перевернул на живот. Прижав незадачливому бегуну коленом поясницу, протянул за свою спину руку – Глеб вложил в нее наручники.

– А нефиг бегать…

Макс поднялся сам на ноги и встряхнул парня, поставил его перед собой. Отряхнул спецовку, развернул за плечи лицом к себе. Тот сморщился:

– Это не я, отпусти-те…

И заныл таким тонким и противным голосом, что Макс даже отшатнулся и недоверчиво присмотрелся к парню – это точно выплескивалось из его глотки? Оказалось, точно – и звук. И сопли, и слюни, стекавшие на покрасневший при падении подбородок, были собственностью Василия Нелейко, продолжавшего голосить:

– Это не я, меня Соро́в попросил.

Вокруг них начала собираться толпа. Лента встала; кто-то из сотрудников попытался вернуть на место сорвавшиеся с нее чемоданы, но махнул рукой – в зале сейчас происходили дела поинтереснее. А перепутанные вещи еще актировать придется.

Макс подбоченился – в пылу погони он сам не заметил, как запыхался, и теперь, осознав это, мучался от удушья и миллиона уколов в правом боку. Чуть скрутил корпус и шумно выдохнул:

– Соров? Кто такой?

– Гриша Соров, мой сосед по общаге… Он мне и сунул этот чёртов пакет, – пацан продолжал хныкать. – Вызвал по мобиле в начале смены, сунул в руки… А я че? Мне что с этим делать?

– В полицию, например, отнести. – Это хмуро предложил капитан Федорченко.

Нелейко прекратил выть, вылупил глаза:

– Я че, стукач по-твоему?! Гриха дружбан мой! Он бы мне такую подставу не сделал!

Макс покачал головой:

– Он тебе другую подставу организовал, покруче: объяснять, откуда у тебя окровавленные вещи, теперь придется тебе, прикинь?

Парень побледнел:

– Окровавленные? Я думал… – он растерянно потупил взгляд.

– То есть ты в пакет заглянул, увидел, что там окровавленные вещи и подкинул их в чужой чемодан.

Студент взвился:

– Откуда я знал, что они окровавленные?! – У него от усилия выглядеть правдоподобным покраснели уши. – Ну, что эти пятна – кровь?! Откуда я мог знать…

– Потому что они пахнут как кровь?

Пацан покрылся пунцовыми пятнами:

– Ничем они не пахли! И вообще… У меня насморк! Аллергический! – он гордо вскинул голову. – Не мог я ничего по запаху понять.

– Допустим. А зачем в чемодан подбросил? – повторно спросил Глеб заданный Максом вопрос.

– А что мне еще с ними делать? – повторно ответил то же самое Василий.

Макс, наконец, отдышался и смог медленно выпрямиться. Он какое-то время прислушивался к себе, ожидая, что остролапая сколопендра снова оживет в его боку и примется за старое, но та, кажется, успокоилась.

– Почему просто не выбросить вещи? – спросил он.

Парень указал подбородком куда-то в потолок.

– Так это… Проверять же станут, а кругом камеры. Вычислят вмиг. Оно мне надо?

– И ты решил воспользоваться единственным помещением, не оборудованным камерами видеонаблюдения? – догадался Макс.

Парень кивнул и тут же пожал плечами, затянул уже знакомое:

– Ну а что мне еще было делать…

Макс с Глебом переглянулись: разговор заходил в тупик.

– Как тебе удалось?

Нелейко фыркнул:

– Да что там делать? Ибрагимов свои контейнеры на питерский рейс собрал и отправился сопровождать погрузку. Толян в туалет отлучился, я остался ждать диспетчера. Этот ваш чемодан в особой секции был как потеряшка. Отогнул край пленки, разрезал ножом со стороны молний да пристроил пакет… Делов-то.

Макс прищурился:

– Врёшь, не так было.

Нелейко уставился на него с долей неприязни, покраснел:

– ОК, признаюсь, сначала косметичку вытащил, на её место впихнул… Вот люди, до отказа чемоданы набивают, замок едва застегнулся…

Макс припечатал его взглядом:

– Это я у тебя ещё и прощения просить должен?

– Подавись ты своим прощением, – парень стушевался.

Макс прикрикнул:

– Куда косметику дел?

Нелейко поморщился:

– Да выбросил я её, конечно, зачем мне девчоночьи штучки?..

В кармане Макса зазвонил мобильный.

– Да! – он сверлил взглядом Нелейко.

– С Настюшей всё в порядке, съездил – проверил, всё в ажуре…

Сердце, только что тяжело бившееся в груди, скрипнуло и остановилось на миг.

– Что?

Бочкин повторил. Макс тряхнул головой.

– Тимур, что с Настей?

– Вот черт… а ты не в курсе? – голос Бочкина стал тонким и виноватым.

– Нет.

– А… Ну…

– Тимур? Что с Настей, блин?

Бочкин заторопился:

– Да нормально все, в больницу положили, температурка-рвота-понос, всё в ажуре!

Сердце с грохотом запустилось, в ушах Макса звякнуло, стало больно под ребрами. Бочкин лепетал:

– Врач у нее мировой, я познакомился, заверил, что пара-тройка дней. И Настюша твоя новенькой уже будет! Всё под контролем, Макс, ну правда… Не молчи, а? Я ж не знал, что жена тебе ничего не сказала, спецом позвонил, чтобы ты не думал, что я своего слова не держу… Ты ж меня знаешь, Макс, знаешь ведь? Макс?..

Капитан Александров отмер, выдохнул:

– Точно все нормально там у них?

Бочкин оживился:

– Железобетонно! Все под контролем. Парни уже съездили, бульончик привезли, куриный, как доктор прописал, с сухариками…

– Бульончик с сухариками? Откуда?

– Так в столовке Мария Кузьминична наша наварила-насушила! Сердобольная женщина, говорю ж, под контролем у меня все…

Макс выдохнул с облегчением: надо не забыть поругать Аделию, что не сказала про болезнь дочери. А пока он вернулся к Нелейко, попрощался с Тимуром, который до самого отбоя рассыпался в заверениях, что не бросит в беде и одиночестве беззащитную женщину с малолетним больным «дитём» на руках посреди чужого города.

– Болтун, – проворчал Макс и отключился. Спрятал мобильный и подбоченился. Посмотрел на Нелейко: – Так теперь ты…

Макс подхватил его под локоть, потащил из сортировочной зоны; парень не упирался.

– Слышал? У меня дочь в больнице, а я тут с тобой по складам гоняюсь… А мне домой до зарезу надо, понял?! Рассказывай, как твоего Сорова найти.

Уже утром следующего дня после госпитализации Настя закатила скандал, что ее не ведут на море. Ревела так, что снова поднялась температура и открылась рвота.

– Солнышко, хочешь на море – давай не реветь, а лечиться, – предложила Аделия всхлипывающей дочери. Та обиженно отвернулась к стене.

Аделия положила прохладную руку на лоб, поцокала языком.

Дверь скрипнула, приоткрываясь – в образовавшуюся щель показалась курчавая голова Бочкина.

– Все, успокоилась? – спросил он, кивнув на спящую Настю. – Я вот все удивляюсь, откуда в таких маленьких тельцах, столько крика? Это ж взрослый не всегда так сможет, без особой подготовки-то…

Он осторожно просочился в палату.

– А вы откуда знаете, что она плакала…

Бочкин покосился на нее:

– То, что я слышал с первого этажа, деликатно «плачем» никак не назвать, – пробормотал он. Но спохватился, напоровшись на взгляд Аделии. – Да, я неважный отец, супруга мне об этом не раз говорила… Но я принес вам детское питание, которое вы просили, памперсы и перекус.

Он потряс пакетом-майкой, пристроил его на угол кровати.

Аделия поблагодарила, поднялась и направилась в коридор, поманив за собой Бочкина. Притворила аккуратно дверь, оставив узкую щель в палату.

– Что от Макса слышно?

– Работает, – с готовностью отозвался Бочкин и усердно закивал.

– Это я сама знаю. Когда освободится?

Бочкин посмотрел на нее с опаской и жалобно.

– Он старается, правда… Но там такая чехарда, в этом Челябинске: девушку вот только все видели, а потом вдруг резко перестали… Мистика какая-то.

– Никакой мистики нет, – отрезала Аделия.

Да, она гадала и держала салон магии, а еще она называла себя провидицей в пятом поколении Аделией Мило, в рекламных целях, естественно. И все это скорее подтверждало, что никаких сверхъестественных сил не существует. Есть сверхъестественная жадность, сверхъестественная доверчивость, а еще – сверхъестественная глупость. Но никакого отношения ни одна из них не имели к Божественному провидению. Это не отменяло убежденность, что жизнь во многом предписана и предопределена – нашим рождением, характером, воспитанием и устремлениями – и вот их-то Аделия и пыталась считать по картам. Для их чтения она и применяла два своих высших образования.