Вместо пафосного попугаистого нечто Энкратос надел свой мундир. Старый, ещё тех времён, когда он находился на службе. Он ведь не утратил права его носить, и протокол этим не нарушает. А пустить пыль в глаза столичного общества можно фамильным клинком. Не слишком уважительно по отношению к клинку, но лучше уж так. Эта шпага — бесценна и всё равно затмевает собой любые возможные изыски современной моды.

Через два часа Энкратос стоял в приёмной, с некоторым недоумением разглядывая других ожидающих встречи с императором. Ни одной знакомой рожи, и это очень необычно. Всего двадцать пять лет прошло — как всё могло столь быстро измениться? И да, тот наряд, что остался в гостинице, по сравнению с этим великолепием смотрелся ещё скромно.

«Бездна, что случилось с империей? Мы что, решили перещеголять эльфов? Или у нас теперь тоже мода на всякое… нетрадиционное⁈» — Последнее слово Энкратос даже мысленно произнёс, будто выплюнул. — «Как там говорили земляне? Рыба гниёт с головы? Что-то мне не нравится эта тенденция».

Земной фольклор вообще довольно богат на интересные пословицы и поговорки. Уж насколько Энкратос мало общался с коренным населением острова, пока ждал Каси, и то успел нахвататься всякого.

«Свежая струя… Может быть, Каси права, что так с ними возится, и не только из-за гелиотропа. Судя по тому, что я вижу, нам оч-чень не хватает новых мыслей и идей. Правильно мне показалась столица — болото какое-то!»

Он приготовился к долгому ожиданию — судя по количеству околачивающихся в приёмной, очередь должна подойти нескоро. И ошибся — всего через несколько минут секретарь пригласил его пройти, чем вызвал просто шквал недовольных взглядов. На необычно одетого демона и так-то поглядывали недовольно, с недоумением. Теперь и вовсе были возмущены.

Не скорчить презрительную мину было сложно. Идиоты! Как будто не догадываются, что его не для награждения вызвали. Наверняка слухи о том, что Энкратос Розмор проштрафился, уже гуляют по всей столице. Недаром ни один из старых родов не озаботился приглашением хотя бы на короткую встречу. Опасаются, что тень недовольства императора коснётся и их. Ждут результатов аудиенции. Не хотят бросать на себя тень общением с опальным демоном.

Император, в отличие от его окружения, ничуть не изменился. Как и его кабинет. Огромное, под стать хозяину помещение, очень скудно украшенное. Только портрет за спиной хозяина кабинета — чтобы не отвлекал. Кто изображён на этом портрете Энкратос не знал. И подозревал, что никто кроме императора не знает. Император сидит за гигантским столом, покрытым следами тысячелетий. Этот стол всегда стоял в кабинете главы государства. Ещё с тех времён, когда этот кабинет находился на Земле. Как и кресло со спинкой, в которой сделаны вырезы для крыльев. Менять мебель на новую государь неизменно отказывается. Он вообще не любит менять привычек. Всё, как раньше, и даже костюм, кажется, не изменился. Да, император очень древний. Он принадлежит ещё к старому поколению демонов. Он крылат и высок — если встанет, то будет возвышаться над Энкратосом на две головы. Демоны здорово измельчали с тех пор, как провалились в бездну. И утратили крылья — издержки частого скрещивания с другими видами. Даже в жилах Энкратоса течёт разбавленная кровь.

Демон прошёл по длинной ковровой дорожке, до самого её края. Опустился на одно колено, придержав шпагу, чтобы не уперлась острием в пол, склонил голову.

— Приветствую, мой повелитель! Ты звал меня, и я явился на твой зов.

— Не слышу почтения, — буркнул император. — И не так уж ты торопился. Давай, поднимайся, брюки на коленях протрёшь. И мне нет никакого интереса любоваться твоей макушкой, чтоб она облысела. Как будешь оправдываться, Энкратос?

Он поднялся на ноги. Несмотря на демонстративную неприязнь, приветствие звучало обнадёживающе. По крайней мере, не было похоже, что император сошёл с ума.

— Объясни, повелитель, чем я перед тобой провинился, и я дам тебе любые объяснения своих действий! — Энкратос подпустил в голос немного горячности, чтобы показать, как ему неприятно быть виновным в чём-то в глазах императора. Но, кажется, переборщил — вышло слишком наигранно. И император это заметил:

— Ты нашёл неудачное время для шутовства! — Прогремел голос самодержца. Похоже, в самом деле разозлился — Энкратос почувствовал, что пространство вокруг плывёт, колеблется. И сам он тоже — плывёт и колеблется, а мысли становятся будто ватными и одновременно отрывистыми. Как если бы он неожиданно влил в себя стакан крепчайшего дистиллята. Крайне неприятное ощущение.

— Я призвал тебя для того, чтобы решить, как с тобой поступить. — Чуть сбавил тон древний демон. — И пока ты делаешь всё для того, чтобы моё решение тебе не понравилось. Ты что же, Энкратос, решил, что можешь втягивать империю в войну? Посчитал, что ты можешь наплевать на моё право? Смотрю, горе от потери супруги слишком сильно ударило по твоему здравомыслию, Энкратос. Так я тебе напомню. Если не прекратишь изображать из себя шута, я тебя просто сотру. Присоединишься к своей супруге в посмертии, раз уж так по ней соскучился.

Несмотря на грозные слова, в тоне императора не было настоящего гнева. Энкратосу и раньше доводилось испытывать на себе недовольство государя. Он достаточно хорошо знал повелителя, и сейчас с облегчением понимал — государь не гневается. Он, скорее, недоумевает. Не понимает, с чего его бывший сановник пустился во все тяжкие. Но он на грани. Тот, первый окрик ясно показал, что государь сдерживается с трудом. И лучше его не злить.

— Государь, я, конечно, догадываюсь, для чего ты меня призвал, — Начал объяснять Энкратос. — Но не знаю деталей. Не знаю, что именно до тебя донесли. Прости мне мою дерзость, но не скажешь ли мне, как ты видишь мою вину, чтобы я мог оправдаться?

— Хитрить вздумал? — Хмыкнул император. Энкратос почувствовал, как несмотря на лёгкий тон, на плечи начинает давить императорское раздражение. Мысли ещё не путались, но держать контроль стало сложнее. Император явно недоволен. — Слишком мал ещё, чтобы передо мной хитрить. Рассказывай, как сам понимаешь. А уж я потом скажу, если твои объяснения не совпадут с моими знаниями.

«Не прокатило», — подумал Энкратос словами землян. — «Придётся действительно говорить, как есть. Ну, почти».

И он рассказал. Начать пришлось издалека — о том, что дочь нашла недавно провалившийся остров. О том, что некоторые земляне с этого острова оказались достаточно храбры и деятельны, чтобы не дать сбросить пиратам светлорождённых твердь в бездну. Упомянул, хотя изначально и не хотел, о том, что один из землян смог найти простой и дешёвый способ добывать гелиотроп, и о том, что эльфы пожелали перенять этот способ себе, для чего похитили этого землянина.

— Моя дочь имеет обязательства перед ним, и, конечно, отправилась на помощь, — Подытожил Энкратос. — Мне неизвестно доподлинно, что произошло в Кузне бездны, однако я знаю, что землянину удалось вырваться с помощью моей дочери. Кроме того, мне известно, что землянин не выдал секрета добычи гелиотропа… правда, я не могу поклясться в этом душой. Твой вызов, государь, застал меня, когда я только увидел возвращающиеся корабли, но даже встретиться и поговорить с дочерью я уже не успел.

— Только не надо лукавить, — коротко бросил император. — Чтобы ты — и не знал, как твоя дочурка накуролесила в кузне? Отвечай, знаешь ли ты, что они устроили бунт? Знаешь ли, что похитили высокородную светлорождённую?

— Знаю, государь, — кивнул Энкратос. — Однако не могу объяснить, для чего это было сделано, потому что сам не знаю причин. Однако уверен, без большой необходимости, они не стали бы поступать столь… опрометчиво.

— Плохо же ты воспитываешь свою дочь, Энкратос, если она позволяет себе такое! — Недовольно процедил император. — Абсолютно наплевательское отношение к законам империи! Она что, считает себя вправе наплевать на своего императора? Считает, что может устраивать пиратские налёты на государство, с которым мы находимся в мире, убивать и похищать его граждан? Может, она и к гражданам империи так относится? Пиратка какая-то!