— Не по телефону, — отрезает отец. — Жду в своем офисе на Ленинградской. Поезжай туда.
Бросаю телефон на сиденье.
Втапливаю педаль в пол. Ну вот и все. Меня настолько прет, что пришла пора поиграть со смертью. Плевать на все.
Руль в моих руках — это не просто руль. Продолжение злости, животного гнева. Каждый поворот, каждое резкое торможение выплеск клокотания внутри. Несусь по городу, как будто сам черт гонит в спину. Если бы черт, было бы проще.
Еду на красный. Я не хочу ждать. Педаль в пол. Мимо пролетают изумленные лица, чьи-то испуганные глаза врезаются в память. Плевать.
В голове рой мыслей. Они черные, липкие, как смола. Неудачные сделка! Предупреждал же. Все это давит, душит. И единственное, что помогает — скорость. Здесь на дороге контролирую хоть что-то в своей чертовой жизни.
Покоя нет. Душа — выжженная земля. Ведь это так называется? Ее у меня нет и не было. Но что-то же там пылает?
Смутная тревога пульсирует под ребрами, холодная и неприятная. Ненавижу слабость, терпеть не могу. Я знаю, неправильно чувствовать себя слабым. Фу, сука! Даже слово произносить кисло.
Далю еще в пол. Машина ревет на пределе. Знаю, что могу кого-то покалечить, но останавливаться против правил. Вдавил — топи! Сейчас я должен просто ехать. Решать, что делать дальше.
Еще один маневр. Резкий. Опасный. Остро чувствую, как адреналин бьет в виски. Это единственное, что делает меня живым. Живым и одновременно на грани. На грани всего. Иначе зачем тогда жить.
— Добрый вечер, — швыряю ключи в человека у офиса отца.
— Здравствуйте, — опускает подбородок начальник охраны. Цепкий взгляд липко елозит по местности. — Он на месте уже.
— Один?
— Вы все сами увидите.
Поднимаюсь к отцу. По дороге словно отравился и воскрес. Пережег все нервы, теперь почти опустошен. Но у нас правило — не показывать слабость. Так вот и не планировал. Прежде чем постучать во врата, изучаю себя в отражении.
Охуевший немного, но в целом нормально. Пойдет. Нутряк не запалят.
— Отец, — со стуком вхожу в кабинет.
Поднимает ладонь, показывая на телефон. Ясно, есть еще минут пять, прежде чем прыгнуть в бездну. Сажусь напротив, прикрываю глаза. Отец говорит коротко и емко.
Он всегда был воплощением власти, застывшей в возрасте. В своем кабинете, где царит абсолютная власть, сидит, словно хищник в берлоге. Взгляд, неспешная повадка выдает его истинную натуру. Отец зверь в обличье, раздавливающий любое сопротивление.
В нем не было и нет места сантиментам, только холодная, расчетливая бескомпромиссность. Лицо высеченное из камня, отражает жестокость. Идеальная прическа, безупречный костюм — это лишь внешняя оболочка, скрывающая безжалостного дельца, для которого мир лишь сраная шахматная доска, а люди — пешки. Единственная забота собственная выгода, и он идет к ней, не оглядываясь, не щадит никого на своем пути.
Никого, я имею в виду и детей тоже. Детей, которые подобрали каждую каплю его натуры. Ну или почти подобрали.
— Итак.
Откладывает трубку.
— Как дела в Бухаресте? Не пора мне туда?
Отец кривится, будто лимон сожрал.
— Что так? Не справляешься?
Давлю в себе всплеск. Мне впервые в жизни хочется втащить ему за то, что впёр меня в эту игру. Правила изменились. А он терпеть не может менять правила. И ведь знает все сука. Знает зачем я приехал.
— Мне нужен Горский. Вот досье.
Отец берет двумя пальцами тонкую папку. Поправив золотую оправу, вчитывается в содержимое. Я бы и сам мог решить вопрос, но слишком много стоит на кону. Не могу рисковать, поэтому нуждаюсь в одобрении, от которого челюсти сводит.
— Та история пылью покрылась и тем не менее отец Марго не доработал. Я знаю о нем, Влад, — задумчиво трет пальцы. — Надеюсь, Горский не смущает тебя, как препятствие?
Ясно. Одобрение получено. Значит, рыло у недофейса в пушку, и система может его пропустить сквозь пальцы. Тем и хороша власть, что ты можешь узнать все о каждом. Но кто сказал, что сведения могут быть стопроцентно верными? Не поэтому ли внутри копошатся червяки сомнения. Все не так просто, как кажется. Когда путь слишком легкий, то известна одна истина — глубокая яма по кустом самой сочной травы. Все очевидно. Или я слишком не доверяю никому. Даже самому себе.
— Не нагоняй, — успокаивает отец. — Он не такое тяжелое бремя.
Если бы.
— Не нагоняю. Ситуация вышла из-под контроля.
Отец откидывается в кресле и впивается как клещ, ощупывая каждую мою проявленную эмоцию. Встречаюсь с ним взглядом, молчим.
— Каким образом? Ты же вернул жену?
— Да.
— И?
В кабинет входит начальник охраны и склонившись к уху хозяина что-то тихо говорит. Я рад передышке. Это дает возможность еще раз подумать, оценить шансы на выживаемость. Свою собственную выживаемость.
Я всегда был хозяином своей жизни. Каждое решение, каждый шаг, все под контролем. Я строил империи, управлял людьми, никогда не позволял эмоциям взять верх. Холодность мое второе имя, моя броня. Я думал, что знаю себя досконально, что каждая грань моей личности изучена и подчинена. Я ошибался.
Теперь все иначе. Все рушится, как карточный домик, под напором чего-то, что не могу ни понять, ни остановить.
Это она. Женщина, которая не должна была появиться в моей жизни. Но она появилась. Сначала фрагментарно, потом на постоянной основе.
Женщина, к которой не должен был испытывать ничего, кроме делового интереса. Но она словно вирус, проникла в нервную систему, и теперь я схожу с ума. Лишаюсь основы.
Не знаю, как это произошло. Я привык к тому, что люди подчиняются, что их желания — пыль под моими ногами. Но Рита смотрит так, будто видит не мою власть, а что-то другое.
Мои мысли постоянно возвращаются к ней. Ее голос, даже ее молчание все стало для меня наваждением. Я, человек, который никогда не тратил время на пустые размышления, теперь провожу часы, пытаясь разгадать ее. И чем больше я пытаюсь, тем сильнее она меня притягивает.
Это безумие. Я знаю, что это безумие. Я не создан для таких чувств. Моя жизнь — стратегия, расчет, холодная логика. Сейчас все мои расчеты летят прахом. Я чувствую себя уязвимым, как никогда раньше. Это пугает меня до чертиков.
Лучшее, что могу сейчас сделать, уехать в Бухарест. Может там остыну и приду в себя. Моя очередь закончилась. А Марго пусть запрут в доме и не выпускают. Ничего страшного, зато не попадет в руки Романа. Со мной она не может поехать. Не может… Да…
— Пропусти его, — кивает отец. — Влад, в целом я понял. Я не против того, чтобы ты уехал в Румынию. Вадим приехал на смену. Забыл сказать, он прошел терапию и уже успел подчистить наши дела в столице. Он вернулся, — то, что я в шоке не сказать ничего. Меня вообще-то раньше предупреждали. Что в этот раз не так? Бесстрастно смотрю на отца, делая вид, что ничего не случилось. — Ты можешь уехать до следующего раза. Для тебя будет особое задание. Вот сюда смотри, — разворачивает комп, — наш новый компаньон. Господин Урсу. Владелец индустрии, что нас очень интересует. Хочу войти в бизнес, а потом, — задумывается. — Потом как судьба распорядится.
— Сколько вкладывать? — на автомате спрашиваю.
— Не жалей. Сколько попросит. Обещай и давай все. Хоть луну с неба.
Отвлекаемся на грохот. На пороге стоит брат.
Моя копия. Мы очень похожи. Даже теперь не сговариваясь, одеты в одинаковые костюмы. Такая же небритость. Отличие в том, что у Вадима глаза шальные. Он будто под вечным кайфом. А я нет. В моих глазах всегда холод.
— Мэ букур сэ те вэд, — ровно произносит, глядя на меня. — И тебя, отец.
(Я рад тебя видеть — транскрипция румынского)
17. Решение
— Как Бухарест? — пожимаю руку.
— Стоит. Что ему будет, — занимает место рядом с отцом.
Смотрит на меня своими ледяными глазами с напускной уверенностью, которая всегда меня раздражала. Всегда такой после клиники. И самое главное — ненадолго эффект. С годами справляться становится все сложнее. Вся херня в том, что Вадим не пытается. Помимо препаратов ему всегда есть чем закинуться.