Клим провалился в сон, и я решил последовать его примеру. Прикрыв глаза, я обратился к Кродхану:

— Ну что, друг мой демонический? Показывай, что ты там ребёнку за сны навеял. Теперь уж мне искренне интересно.

Кродхан только хмыкнул, и я провалился в удивительно красочный сон.

Потоки воздуха омывали меня. Брызгами восторга в лицо бил ветер. Взгляд терялся в бездонной синеве неба, когда я широкими взмахами взмывал ввысь. Где-то рядом слышался заливистый смех, прерываемый визгами восторга.

Я чувствовал силу, я чувствовал мощь внутри себя — огромную, скрытую, которая требовала и просила выпустить её на свободу. Но я всегда знал, что мне стоит сдерживаться. Так нужно. Должен, должен, всем должен. Должен вести себя как подобает, должен присматривать за младшими, должен показывать пример, должен соответствовать отцу. Но в такие моменты, когда я срывался с неба и камнем падал вниз, я чувствовал свободу, я чувствовал, как пузырится во мне чувство, требующее выпустить его на волю.

Но долг кандалами прибивал меня к земле. Лишь краткие мгновения я мог позволить себе быть свободным.

Я летел над горами, над пустыней, над цветущими оазисами, над восточными городами, укрытыми магическими защитными куполами. Я видел под собой удивительные замки, похожие на корону с дюжиной зубцов, вокруг которых словно мотыльки вокруг пламени свечи летали маленькие дракончики. А ещё я замечал почтение, с которым люди склоняли головы, видя мою тень. На земле кто-то с почтением, а кто-то с радостью, как дети, махал ладошками и приветствовал меня криками. Невозможная, искренняя, детская радость отдавалась в сердце волной тепла. Меня любили, мне радовались, меня ждали.

Сделав круг, я возвращался куда-то, пока практически не упёрся в стену купола, чем-то напоминающую ту, которую в своё время поставила Эола над магической аномалией. Защитная стена тоже была пластичной, и она не выпускала меня наружу. Сколько бы я ни летел вверх, сколько бы я ни стремился ввысь, стена не заканчивалась, лишь насмешливо серебрилась всполохами. Прозрачная с моей стороны, она явно была не такой с другой — как я это знал? Потому что с обратной стороны кружили драконы и они меня не видели.

Их было много, что-то около десятка, возможно, чуть больше. Они пытались проникнуть сквозь пелену, но у них ничего не выходило. Они не сдавались: раз за разом они пикировали в купол, поднимались выше и снова пикировали, будто бы стремились навстречу мне. Я видел их цвета: чёрный, красный, серебристый, зеленоватые оттенки. Они были красивы и мощны. А ещё я со стороны видел мутное отражение себя, но не мог разглядеть черт.

Силы заканчивались, а я всё также взмывал ввысь, стараясь достигнуть предела купола, пока не упёрся в потолок. Уже давным-давно над головой было бездонное небо с мириадами душ, следующих на перерождение в Реке Времени. Я стремился туда: если я не мог покинуть ловушку в виде купола, то можно было умереть и отправиться на перерождение, хотя бы так сбежав.

Но купол не пропустил меня и туда. И тогда я сложил крылья и ринулся вниз.

— Да какого демона⁈ — распалялся в своём кабинете один из сильнейших существ во Вселенной, исполняющий вот уже пять тысяч лет обязанности Творца техномагической фракции. — Что значит «они всего лишь выполнили волю мальчика», пусть и таким хаотичным способом? Кто им это позволил? Кто позволил им вмешиваться в мою семью?

Высокий стройный мужчина с алыми глазами и седыми висками, хоть и выглядящий молодо — не старше тридцати лет, — остановился. Он чувствовал, как его сознание затапливает искренняя, всепоглощающая злость, переходящая в боевую ярость. И чем медленнее он оборачивался к своим собеседникам, тем явственнее понимал, что ничем хорошим этот разговор не закончится.

— Это всего лишь цифровая копия. Считай, всё равно что фото скопировали на флешку и переместили в другое место. Я не понимаю, чего ты так завёлся?

Напротив владельца кабинета сидела хрупкая девушка с закинутой на ногу ногой в серебристом обтягивающем комбинезоне и пила маргариту.

— Всего лишь копия с цифрового слепка, даже не оригинал.

— Копия⁈ — зарычал хозяин кабинета. — Копия⁈ Это копия души моего сына! Эти небожители решили использовать моего сына в своих играх. Не меня, к этому я уже давным-давно привык. А мою семью! Этого я не прощу. Давайте теперь думайте, как его отыскать.

— А как ты его отыщешь? — спокойно заговорило серебристое пятно металла, постоянно находящееся в движении последние пять тысячелетий. — По крови ты смог бы его отыскать, а так ты же сам проходил процесс перемещения души. Отыскать его практически нереально в новом теле по этому признаку.

— Тогда ищи по душе. Его душа напитана адамантием под завязку. Ищи, Адик. Ищи. Кто мне хвастался, что он всегда сможет отыскать свои части? Так приступай! Иначе я разнесу эту чёртову Вселенную на кирпичики, на атомы и на ионы! Я устрою здесь такое светопредставление, что переродившееся Безумие станет моим братом и лучшим боевым товарищем. Адик, отыщи душу моего сына!

— Я не могу.

Всего три слова упали словно камни, раскрошив хрупкое стекло доверия между коллегами и, казалось, друзьями, пережившими очень многое, в том числе игры Вселенной и Первородных.

— Что значит «не могу»? Куда они его отправили?

Двое собеседников между собой переглянулись, и девушка всё же ответила:

— В отстойник.

— Что ещё, к чёртовой матери, за отстойник? Почему я о нём слышу только сейчас? —ярился хозяин кабинета.

— Некоторые души, прежде чем получают шанс вновь вернуться в обитаемую ветку Вселенной, должны пройти определённый путь — так называемый отстойник, — принялась пояснять девица в футуристическом комбинезоне. — В одном из миров его даже называли чистилищем. Но суть не в этом. Суть в том, что отстойник могут покинуть лишь те, кто раскрывает максимальный потенциал своей души. Только так, а не иначе. Попасть в него извне ни я, ни ты, никто не сможет. Там только перерождаются. Вряд ли ты захочешь самоубиться, к тому же свой максимальный потенциал ты уже достиг. В отстойник ты не попадёшь ни при каких обстоятельствах.

— Ни при каких? — переспросил он. — Ни при каких, говорите?.. Это мы ещё посмотрим.

По прибытии в столицу у меня состоялся ещё один разговор с Ясеневым.

— Юрий Викторович, вы всё же подумайте о постоянной службе в нашем ведомстве. Чин надворного советника я вам не обещаю, всё же вы у нас ещё не служили в армии, а вот коллежского асессора вполне могу выбить, с учётом того, что вы уже служили при Его Императорском Высочестве камер-юнкером, а это в целом соответствовало титулярному советнику. Я же могу вам присвоить чин на одну ступеньку выше в связи с редкостью вашего дара.

— Василий Николаевич, — возразил я, — поймите, если бы не возглавление рода в столь юном возрасте, я, скорее всего, продолжил бы службу при Его Императорском Высочестве камер-юнкером, ну а поскольку уж получил вынужденную отставку во дворце… Мне бы не хотелось обижать Его Императорское Высочество выходом на постоянную службу в вашем ведомстве. Мне кажется, выглядеть это будет умалением чести быть непосредственно его придворным.

Ясенев задумался.

— Простите, не рассматривал ситуацию с такой стороны, — кивнул тот. — В таком разрезе привлечение вас в качестве консультанта выглядит гораздо более приемлемым вариантом.

Да уж, не хотел бы я оказаться сейчас на месте Ясенева. По сути, он своим предложением поставил нужды собственной структуры выше нужд Его Императорского Высочества. А уж выше нужд принца и будущего императора, который в целом печётся о нуждах страны, ставить чьи-либо нужды вообще было рискованно.

— Что ж, князь, тогда подскажите, есть ли у вас действительный счёт в «Империале»?

«Империал» был главным имперским банком, через который проходило большинство государственных платежей, и практически все аристократы должны были иметь там личные и родовые счета. Таким нехитрым образом империя присматривала за резким ростом благосостояния некоторых своих подданных и могла отыскать причины оного, ежели они были не на поверхности. В конце концов, охранка тоже не зря свой хлеб ела.