Сперва я пытался активно швыряться пустотными иглами, но, к сожалению, они хреново брали панголинов. Видимо, толщина панциря у них была ого-го, если она кратно снижала коэффициент смертельности моих игл. Зато отлично работали циркулярные, считай что пилы, которые я расшвыривал во все стороны, пытаясь перерезать пуповины между Климом Волошиным и генералами.

Разорвав их, я упростил задачу Войду, ведь те начали стремительно слабеть без постоянной подпитки. Я даже вмешался и прикончил одного генерала для того, чтобы горг спокойно смог закончить с остальными. У меня же была другая приоритетная задача: я разглядывал сам прорыв ткани реальности. От Клима к разрыву шла даже не пуповина — целая паутина из разного размера энергетических каналов, через которые разрыв ткани реальности присосался к магу. Выглядело это жутко, как будто действительно паук тянет все соки из своей жертвы.

Сам Клим уже больше напоминал мумию — худой, иссохший, с пергаментной кожей, обтягивающей кости, хотя предполагалось, что выглядеть он должен был едва ли не моим ровесником, судя по имевшимся у него способностям.

Попытавшись отсечь пустотным скальпелем энергетические каналы между Климом и разрывом ткани реальности, я заметил, что сам Волошин не в состоянии перекрыть подачу энергии. То есть, обрезая канал, энергия из него продолжала не просто течь — она хлестала с такой скорость, с которой покидала бы Клима кровь, если бы я перерезал ему артерию.

«И что мне мать вашу прикажете с этим делать?» — выругался я. В мои планы не входило угробить сына Агоя. Иначе можно было и не браться. Пустотными гранатами забросали бы.

Внезапно голову пронзила боль, будто в основание темени вогнали раскалённую спицу, а после провернули несколько раз.

«Закрыть прореху в свой мир может любой, обладающий первородными силами. Нужны знания и решимость нести ответственность за свои поступки, — услышал я тихий вкрадчивый голос. — Если не отступишь, то со знаниями я помогу».

«А куда я нахер денусь⁈ — в сердцах выругался я. — Я уже здесь. Делать что надо?»

Перед глазами, словно наяву, стала абсолютно незнакомая и непонятная мне картина: другой юноша, такой же темноволосый, как и я, стоял на коленях посреди болота и расчерчивал некие руны собственной кровью, позволяя ей свободно течь и напитывать конструкт. Площадь прорехи там была не чета нашей червоточине. Но неизвестный, хоть и шатаясь былинкой на ветру, всё же справился.

Судя по тому, что показывало видение, кровь стягивала края ткани реальности не хуже самой настоящей нити. И когда на месте прорыва появился пусть и грубый, но шов, парень потерял сознание.

«Охренеть, подсказочка. Я же ни разу не маг крови, чтобы такими вещами заниматься», — выругался я про себя.

С другой стороны, по крови я — хаосит. Хаос всё-таки одна из первостихий, если за ними охотились даже орденцы. Кроме того, я стал пустотником, носителем ещё одной первостихии. Если не мне попробовать повторить подобное и запечатать собственный мир, то кому?

Я вскрыл себе запястье и принялся по памяти вычерчивать когтями в воздухе, по краям разрыва руны, увиденные в видении. Выходило откровенно паршиво. Я не припомню, чтобы я был этаким талантливейшим рунологом-артефактором, но шансов всё равно не было. Экспромт — наше всё! А еще слабоумие и отвага!

Откуда-то же взялись у меня воспоминания подобного толка? Значит, кто-то и когда-то подобное делал. Если у кого-то получилось, почему у меня не может получиться?

К тому моменту, так и бурча себе под нос, отбиваясь, периодически отфутболивая атакующих меня мелких панголинов, я услышал за спиной согласный рык Войда. Тот выглядел, конечно, паршиво: местами чешуя была ободрана, и даже кровоточили некоторые раны. А ещё я увидел несколько отравленных стрел-игл, воткнутых в морду моего товарища. Вырвав их и отбросив в сторону, я вновь вернулся к завершению неизвестного конструкта.

Прикинув, что когтями я рисую преступно хреново, я взял одну из игл панголинов, выброшенных ранее под ноги, и принялся её обмакивать в кровь из ладони и наносить руны. Дело пошло быстрее, а сходство между рунами в видении и начерченными стало достаточно явным, не то что, когда я чертил своими огромными когтями.

Стоило нанести последнюю руну на разрыве ткани миров, как кровь тут же засияла серебром и принялась стягивать в единую точку весь разрыв. Края, до того висевшие лохмотьями, выпрямились и натянулись. Прорыв стягивался, и спустя несколько секунд и вовсе зарос. Лишь серебристый оттенок шрама, указывавший на моё вмешательство, медленно истаивал в воздухе.

Вместе с тем я заметил, что закрытый прорыв перестал тянуть из Клинм энергию. А где-то вдалеке и вовсе послышались радостные крики Волошиных — видимо, они всё-таки отбились.

Я же подумал о том, что не смогу объяснить всплывающие в памяти знания. Откуда они? Кто их показывает? Лучше уж сказать, что я всё-таки резонанс использовал, чем объяснять, что мне пришло видение с неким кровавым конструктом, позволяющим запечатывать миры. За это меня точно по головке не погладят. Как там говорил Бьерн Утгард: «К пустотникам, хаоситам или тенемантам относятся хуже, чем к владеющим резонансом». И я склонен был с ним согласиться.

Наша помощь Волошиным отбилась многократно. И дело было не в финансовых приобретениях, а в репутационных. Пусть никто не видел, каким образом я вытащил Клима из смертельной ловушки, но результат был налицо. Клим, кстати, своей самоубийственной попыткой девятый ранг взял, но до десятого не дотянулся. Умения не хватило, как пояснила мне бабушка. Ведь ранг — это не только объем резерва, но и точность и выверенность манипуляций с даром. А этого у Клима не хватало.

— Сила есть, ума не надо, — хлёстко охарактеризовала способности отпрыска боевого товарища княгиня Угарова. — До Агоя ему ещё расти и расти. Тот не просто так выбрал один конкретный план бытия. Каждый призыватель под себя ищет ареал и с ним работает. Панголины Климушке подходят, но подчинять их у него пока кишка тонка.

Зато мы получили прекрасный репутационный бонус. Во-первых, слухи о пробуждении у меня дара резонанса только укрепились. А, во-вторых, неожиданно себя проявила Эльза. Сестра смогла выходить практически все почерневшие волошинские человеческие «консервы». Причина оказалась в третьем даре лекарки. Оказывается, она была резистентна к ядам. Но дело касалось лишь органических соединений, то есть ту же дрянь на принце на основе магии крови Эльза не потянула бы, но самые обычные и необычные животные, растительные и алхимические яды на основе натуральных компонентов могла поглощать, вытягивая заразу из пациентов.

Волошины оправлялись от удара. Большая половина бойцов, участвовавших в обороне резиденции, отлёживалась у нас в больнице. А у меня тем временем на руках лежал незаполненный договор, скреплённый кровной клятвой.

Обсуждать его условия со мной прибыли корифеи клана из Карелии. Это были древние мужчина и две женщины. Выглядели они весьма специфично: в кожаных полу-доспехах с обилием всевозможной вышивки и инкрустации полудрагоценными камнями. Их седые волосы были заплетены в косы и спускались чуть ли не до самой земли, причём как у женщин, так и у мужчины; при этом у старейшины клана, в такую же косу была сплетена и борода. Уши у него были проколоты в нескольких местах и сияли всевозможными серьгами с драгоценными камнями. Подозреваю, что эта троица была увешана артефактами не хуже новогодних ёлок, но, стоит отдать должное, смотрели на меня они спокойно и даже пытливо, будто бы оценивая, с кем придётся вести переговоры. И хоть мы спасли почти всю столичную часть их клана, они сейчас находились не в самом дееспособном состоянии, чтобы обсуждать условия договора.

С нашей стороны на переговорах присутствовали мы с Елизаветой Ольгердовной, а гостей принимали в нашем столичном особняке. Это для меня были абсолютно три незнакомые личности, а вот для бабушки, судя по всему, кто-то из присутствующих был знаком, — судя по тому, как расширились её зрачки при виде этой троицы.