Музыку в салоне «Ровера» перебивает звонок с незнакомого номера.

Я хмурюсь. Кто может звонить мне на личный в девять вечера в пятницу?

Все рабочие вопросы я перенаправил Алёне, дав четкие инструкции — меня не кантовать до понедельника, даже если на нас будет лететь метеорит.

Нажимаю «принять», выводя звук на громкую связь.

— Слушаю.

— Авдеев Вадим Александрович? — Голос на том конце связи казенный, лишенный эмоций.

— Да. Кто это?

— Старший лейтенант полиции Ковалев. Кем вам приходится гражданка Таранова Кристина Сергеевна?

Мир за лобовым стеклом дергается и замирает.

Звук мотора сначала становится тише, а потом совсем исчезает.

Остается только этот голос и стук моей крови в висках.

Полиция. Кристина. В голове мгновенно вспыхивают самые страшные сценарии.

— Она моя жена, — говорю, не задумываясь. Это проще и быстрее. — Что случилось?

— Ваша супруга попала в ДТП. На развязке у поселка «Сосновый бор».

— Она… в порядке? — Язык деревенеет, голос становится металлическим.

— Жива. Но состояние… Машина всмятку, сработали подушки. Там еще ребенок был. Девочка.

— Стася… — выдыхаю как будто все, что есть в легких.

— Да, Станислава Вадимовна. Обе живы, «скорая» на месте. Но вам лучше подъехать. Ситуация… непростая.

Я больше ничего не спрашиваю.

Педаль газа уходит в пол. Двигатель с ревом бросает машину вперед.

Вместо дороги только красная пелена перед глазами.

Крис. Стася. Авария. Как? Почему?

Кристина все-таки решила погонять на той красной консервной банке?

Но она бы никогда в жизни не взяла с собой Стаську — исключено, она трясется над безопасностью наших детей так же фанатично, как я сам.

Что, блять, произошло?!

Десять минут до поселка — самые длинные десять минут в моей жизни.

Я лечу, подрезая попутки, игнорируя камеры.

Внутри просто ледяной ад.

А еще молюсь всем богам, в которых не верю, чтобы за это время больше ничего не случилось. Чтобы я успел.

Проблесковые маячки замечаю издалека — синие и красные красные вспышки разрезают темноту и легкий вечерний туман.

Скорая. Две полицейских машины. Эвакуатор.

Я влетаю в этот хаос и резко торможу, оставляя черные следы на асфальте.

Выскакиваю из машины, даже не заглушив мотор.

Первым в глаза бросается «Бентли». Сейчас моя машина похожа на скомканную пивную банку, которую со всей дури швырнули в бетонный столб: морды нет, лобовое стекло в паутине, бок вмят так, что дверь оказалась в салоне.

Если бы удар пришелся на полметра левее…

Впервые за много лет меня мутит до тошноты.

Насрать на железо.

Сука, где мои девчонки?!

Вокруг суетятся люди. Врачи, полицейские, зеваки.

— Где они?! — рявкаю я, хватая за плечо первого попавшегося мента. — Где моя жена и дочь?!

— Тише, гражданин, тише… Вон там, на обочине. Врачи осматривают.

Я поворачиваюсь. На грязном бордюре, в свете мигалок, сидит Кристина.

Прижимает к себе Стасю — одной рукой крепко, а вторая болтается вдоль тела словно плеть. И Стаська вцепилась в Крис намертво — как клещ. Я уже видел ее такой испуганной. Несколько лет назад, и человека, который такое с ней сделал, я сжил со свету. Теперь жалею, что не буквально.

Делаю пару шагов.

Останавливаюсь, чтобы выдохнуть — желание сгрести их обеих в охапку настолько сильное, что с моими габаритами может аукнуться хуй знает какими последствиями.

Моя маленькая Барби, которую я точно оставлял улыбчивой и счастливой, сейчас бледнее мела. У нее кровь на лбу, огромный синяк на скуле, уже превратившийся в отек. Джинсы на одной ноге разодраны в клочья и пропитаны кровью.

Но она не ноет и не плачет. Просто крепко держит Стаську одной рукой и раскачивается, как маятник, видимо инстинктивно вот так успокаивая. А еще — трет ее макушку подбородком, пока медики быстро оценивают состояние ее рук и ног.

Живы.

Блять.

Я делаю вдох — первый настоящий вдох за последние двадцать минут.

Иду к ним, но наперерез моему прущему как танк телу, вылетает какой-то мужик — морда красная, вонь от перегара плотная, как в дешевой наливайке.

— Слышь, это твоя истеричка там? — орет мне в лицо, бесконтрольно и слишком близко размахивая руками. — Ты видел, что эта сука сделала с моей тачкой?! Она навстречку вылетела! Я вас, ёбаный в рот, засужу понял?! Я тебя…

Останавливаюсь. Медленно опускаю взгляд вниз — эта бухая тварь раза в два меньше меня. Смотрю на него, потом — на стоящий поперек дороги «Лексус».

Значит, вот этот штопаный гандон чуть не угробил моих девочек.

Сознание затапливает холодная и бесцветная ярость.

Тело работает на рефлексе: «Моих. Трогать. Нельзя».

Кулак врезается точно ему в висок — без жалости, без предохранителей, так, что гниду раскручивает как юлу.

Он падает на асфальт на спину, как жук.

Начинает пьяный визг, но тут же осекается, когда склоняюсь над ним и смотрю четко глаза в глаза. Боковым зрением фиксирую возню, которую успокаивает мой очень вовремя подъехавший «безопасник». Еще мне не хватало с ментами разбираться из-за того, что я реализую свое законное право отпиздить ёбаную тварь.

Для начала.

— Ты, — говорю тихо. Очень тихо. — Ты сейчас заткнешься. Сядешь в патрульную машину. И будешь, сука, писать завещание и молиться, чтобы с ними все было в порядке. Потому что если с моей жены и дочери упал хоть волос, я тебя уничтожу. Сотру твои кости в ёбаный порошок, а ты будешь скулить и жалеть, что не сдох в этой аварии.

Он бледнеет. Пытается что-то вякнуть, но слова булькают в кровавой каше, которой стало его лицо.

Я дергаю головой в сторону «безопасника».

— Саш, — собственный голос сейчас звучит как лязг затвора, — этого — оформить по полной. Алкоголь, превышение, покушение. Юристам фас. Выясни, кто эта сука. Хочу знать о нем все. Через час.

Я ему кадык зубами выгрызу, блять.

— Понял, Вадим Александрович.

Забываю о нем. Он больше не существует. Он — труп, просто еще не знает об этом.

Иду к своим.

Кристина поднимает голову. Ее судорожный всхлип слышу даже с расстояния.

Но в зеленых глазах почему-то не радость и не облегчение.

Там мечется паника, подстрекаемая начавшей резко дрожать нижней губой.

Смотрит на меня, потом мечет взгляд в сторону разбитого «Бентли», потом снова на меня.

Сжимается, как улитка без панциря.

— Вадим… — еле слышу ее слова, когда нас разделяет всего пара шагов. Начинает тараторить быстро и сбивчиво. — Прости… Я… я взяла машину… без разрешения… Я все… всегда… порчу…

Она плачет — беззвучно и как-то обреченно.

Слезы текут по щекам, размазывая грязь и кровь.

Ты серьезно из-за машины так убиваешься, коза? Сидишь тут, истекая кровью, едва живая, явно спасшая мою дочь, и думаешь, что я буду орать из-за куска железа?

Я опускаюсь перед ней на колени, прямо в грязь и мазут, в осколки стекла.

— Тише… — Мой голос голос тоже хрипнет.

— Я была… осторожной… клянусь! — лепечет Барби — и начинает трястись с новой силой. — Я знаю, как ты… любишь эту… машину… Прости, пожалуйста… пожалуйста, пожалуйста…

— Барби… помолчи, — шепчу я, запускаю пальцы ей в волосы и прижимаю лицом к своему плечу, лишая ее возможности в принципе открывать рот.

— Папа, это не она! Не ругай ее! — Стаська, наконец, выпадает из ступора, отлипает от Кристины и бросается мне на шею, рыдая в голос. — Она нас спасла! Там была собака… огромная… она хотела нас съесть… Кристина ее била… зонтом… а потом Зевс…

Слушаю ее сбивчивый пересказ — и волосы на затылке становятся дыбом.

Перевариваю, пока Стаська выпускает пар словами через рот, а Барби — молча всхлипывая мне в плечо.

Связываю, что сначала на мою жену и детей напала ёбаная дикая скотина, потом эта же скотина отправила в реанимацию моего добродушного пса, а в завершение…