Они обошли весь базар и присели у хауза с зеленоватой застоявшейся водой.

— Амен, у тебя трезвый ум, острый язык, ястребиные глаза,— сказал лекарь,— Ты не должен служить добровольно в стране бесправия. Уходи!

— Куда?

— Туда! — коричневый палец Маджида указал в сторону границы.— В советский Туркестан.

— А ты?

— Я тоже иду туда! — открылся Маджид.

Амен усмехнулся.

— Тогда ты заблудился, дорогой. В той стороне находится Бухара.

— У русских есть хорошая пословица: язык до Киева доведет! — уклончиво ответил Маджид.

— Ну, если так, то я могу сказать: за джигитом долг не пропадет. За Жунуса я тебя отблагодарю.

И Амен крепко пожал руку лекарю.

' Путь из Ташкента в Бухару был длинным и рискованным. Смерть грозила Маджиду на каждом шагу. Повесить подозрительного человека в эмирате было легче всего. Всякий незнакомец в кишлаке считался если не большевиком, то джадидом. Достаточно было простого подозрения, чтобы накинуть ему петлю на шею.

По дороге в Каган Маджид встретил двух декхай. Они ехали на низкорослом ушастом ишаке, запряженном в небольшую двухколесную арбу. Верхом на ишаке сидел рослый узбек с окладистой бородой. Ноги его волочились по земле, поднимая столб пыли. Сзади на арбе примостился тощий его спутник.

— Куда вы держите путь, правоверные? — спросил Маджид, поравнявшись с арбой.

— В Бухару!

— Помолиться?

— Да, хорошо было бы сейчас сходить в мечеть. А тут, говорят, надо воевать.

— О аллах, заступись за своих рабов! — Маджид, держа руки горстью, провел ими по лицу.— Какая там, еще война!

— С неверными. Недавно по нашему кишлаку прошли афганцы на слонах из Кабула. Они будут освобождать Ташкент от кафиров! — разъяснил бородатый узбек.

— Неужели поедете в Ташкент?

— Ташкент нам нужен, как конокрадам лунная ночь!

— Пусть воюют афганцы!..

Рано утром Маджид достиг предместья Кагана. Он шел бодро: легкая котомка не резала плечи, суковатая палка облегчала шаг.

Город только что просыпался. Пронзительно и коротко свистели паровозы на станции. Знакомые гудки— Маджид за последние десять лет, как приехал из Кокан- да, работал в паровозном депо в Кагане. Здесь он и приобрел опыт подпольной работы.

Не успел лекарь умыться с дороги, как к нему на квартиру . прибегал Шо-мирзо — стройный сильный юноша с бронзовым лицом. Большие карие глаза его смотрели строго и внимательно. Маджид по-отечески обнял гостя.

— Спасибо, что пришел,— сказал Шо-мирзо.— Привет тебе от Мамура. Ты слыхал, что случилось с ним?

— Нет.

— На него было покушение. Шпионы эмира хотели его убить, но не удалось. Мамур отделался легким ранением. Его спасла железная пуговица на френче. Удар ножа пришелся по ней.

Маджид закурил сам и предложил табак Шо-мирзо. Таджик вежливо отказался.

— Вот что...— лекарь прищурил глаза, припоминая.— Ты, кажется, из кишлака Бахчи-Калям?

— Да. Из Бахчи-Калям, близ города Хатырги, на бухарской стороне.

Маджиду показалось, что он напал на верный след. — Расскажи, как ты ушел из кишлака.

Шо-мирзо ответил:

— Год тому назад я удрал из дома мираба и очутился в Бухаре. Чтобы не попасть в рекхану, стал нищим и жил около мечети Худжа. Там однажды я услышал, что беглецы из Бухары собираются в советском Қагане и хотят установить свою власть. Тогда я направился в Каган.

Выслушав рассказ Шо-мирзо, Маджид сказал:

— Я был у тебя в кишлаке и узнал неприятную новость. Палачи эмира замучили твоего отца.

Шо-мирзо побледнел.

— Я говорю правду!

У Шо-мирзо навернулись слезы, губы задрожали.

— Не время плакать. Не один твой отец погиб от руки эмира. Хочешь, я тебе расскажу, кто такой эмир?

— Хочу! — ответил Шо-мирзо.

— Сеид-Алим-хан — страшный деспот. Он закончил пажеский корпус в Петербурге и далеко превзошел русского царя в жестокости и коварстве. Начиная от первого визира и кончая амальдером — чиновником, все дрожат перед ним. Он может без шума убрать любого своего придворного. В рекхане совершаются убийства без крови и без шума, и оттуда никому нет возврата. У купца Сулеймана сын Хусаин-бек учился в Петербурге в одно время с Сеид-Алим-ханом, только не в паж- ском корпусе, а в университете. После вступления на престол Сеид-Алима, он стал его советчиком. Хусаин-бек был его умнее и вскоре приобрел известность во всей Бухаре. Его богатство росло, как и слава. Подхалимы эмира донесли: «В устах народа только Хусаин-бек, а о вас, тахсир, забыли». Этого было достаточно. Хусаин- бек исчез, и никто не знает, где он, что с ним.

Маджид помолчал немного и продолжал:

— А вот как эмир поступил со своим первым визирем Насруллою. Тот всегда выступал защитником трона и натравливал эмира на младобухарцев. Эмир приказал бросить их в рекхану. Насрулла посадил всех, кто не успел бежать в Ташкент. Когда визирь смел с лица

земли всех младобухарцев, эмир тогда расправился и с ним.

Маджид рассказывал и курил. Шо-мирзо молча слушал.

— Эмир — самый богатый человек в Средней Азии. У него дворец в Бухаре, второй в Ширбудуне, третий в Крыму, двести шестьдесят жен и миллионы золотом в русских, парижских и лондонских банках. Вот кто такой эмир Сеид-Алим-хан! Теперь ты знаешь.

...Через несколько дней Маджид отправил Шо-мирзо в старую Бухару для работы среди солдат эмира. Прощаясь, он сказал:

— Увидишь Жунуса из Джетысу, передай привет от Маджида-лекаря. В добрый путь!

Шо-мирзо, переодетый нищим, в этот же вечер направился в старую Бухару. Там он нашел приют у сторожа мечети. Куда деваться нищему — ведь он тоже раб божий!

Однажды сторож услышал, как имам мавзолея Ходжа-Ахмеда Яссави сказал имаму мечети:

— Туркестан — проклятая богом земля! Слезы и кровь мусульман льются здесь рекой. Недавно опять устроили резню неверные. Хальфе прислал письмо: «Русские сожгли все аулы дотла. Погибло очень много казахов. По слухам, резня перекинулась в город. Мусульмане спасаются бегством».

Каменный поток, прошедший по долине Айна-Куль, разрушил у беженцев надежду на близкую лучшую жизнь. Беда шла за бедой: погиб почти весь скот, пригнанный из Китая.

Узнав об этом несчастье, Сагатов выехал с Глафирой Алексеевной в Талгар. Здесь, в довершение ко всем бедам, от загрязненной воды вспыхнул брюшной тиф.

Обкомовская пара гнедых рысцой бежала по ухабистой дороге. По обочинам ее высились стройные тянь- шаньские ели и карагачи. Из травы то и дело поднимались дикие голуби. Где-то близко выщелкивал волшебные трели соловей, а на берегу горной речки застыла, навострив уши, дикая коза. Почуяв опасность, она скрылась в ущелье.

Но любоваться природой Сагатову мешали думы о тяжелой судьбе беженцев и всех людей, пострадавших от наводнения.

За поворотом дороги, на крутом склоне, словно птичье гнездо, прилепилась мазанка. Рядом другая, третья. Горный аул.

Обычно подъезжая к этому аулу, Саха видел мирную картину. На окраине паслось стадо. На пригорке стоял пастух, опершись на посох. Навстречу с лаем выбегали собаки. Возле дома, в тени, беседовали старики, а дети играли в асыки. Сегодня селение выглядело мертвым. Каменный поток разрушил дома, затопил скот в долине, смел огороды.

Оставшиеся в живых уйгуры, узбеки, казахи ушли в уцелевший аул Алма-Сай. Там они нашли укрытие под скалами, в шалашах, в тени деревьев.

Старик, встретивший Саху и Глафиру за аулом, предупредил, что начальство волости еще вчера уехало в Талгар.

Каменный поток прошел очень близко к станице, на сама станица уцелела. Талгарские кулаки подсмеивались над казахами: православный бог оказался лучше мусульманского аллаха. -

Сагатов велел кучеру остановиться возле станичного совета. В накуренной канцелярии толпился народ. Сага- това узнали. Председатель уступил ему свое место за столом. Глафире освободили табуретку. Деловой разговор начался сразу же.