— Как сестра твоя поживает в извергах? — спросил я, когда мы отъехали на полсотни шагов.

Переставший быть агрессивным, натянувший на своё лицо озабоченно-задумчивое выражение парень не сразу ответил.

— Знаю только, что она жива, а больше мне знать нельзя. Не сестра она мне, — противоречил сам себе бывший брат бывшей сестры. — И есть то, что и тебе не положено знать.

А ведь когда он летел на коне с ножом, то выкрикивал именно «сестра». Могу предположить, что вопреки закону, род полностью не порвал отношения с этой женщиной.

На самом деле, насколько я знал, прелюбодеяние не таким уж и страшным грехом является среди славян. Да, порицается, но вполне решаемо. Можно вызвать на Суд Божий обидчика, то есть просто побить друг другу морды с разъярённым рогоносцем.

А бывают такие моменты, что обманутый муж требует жену того, кто его супружницу «отсупружил». Чтобы сделать тоже самое. Конечно, для меня такие отношения были чужды, потому что мало укладывались в голове человека будущего, если только этот человек не страдает определёнными формами извращений.

Однако в целом именно у склавинов отношение к сексу вполне лояльное. Например, никто не возьмёт девушку в жёны, если она ещё до этого не была с мужчиной. Конечно, она могла быть до того только со своим мужчиной, за которого и выходила замуж, но ни о какой обязательной девственности речи не шло.

Если ты всё ещё девушка, значит, с тобой что-то не так и тебя не хотят мужчины. А вот Даная говорила, что у антов, напротив, всё строго: невеста обязана быть чистой и телесно, и духовно. Потому она в итоге и забоялась возвращаться домой. Закидают еще камнями.

Мы въезжали в поселение, и я сразу же заметил, что внутри собрались многие люди, и, скорее всего, именно по мою душу. Заметил, что нас увидели раньше, вели до самого поселения, но быстро собрать людей для моей встречи вряд ли было возможно. А не заговаривал ли мне зубы этот… брат своей сестры, моей… Любовницы. Время выгадывал, чтобы община собралась.

Мне уже понятно, что являюсь представителем знатного рода, людей, которые этим поселением управляют. Отсюда и такой интерес людей.

— Как посмел ты заявиться сюда⁈ — с таким криком, пробираясь через толпу людей, ко мне выходил рослый мужик.

Он не был пожившим мужем, скорее всё-таки молод; на вид постарше меня, может, года на два. А ещё, если я смог в достаточной мере разглядеть своё изображение в имеющемся среди моих трофеев бронзовом зеркале, а также в воде, то этот молодой муж имел много схожих черт лица со мной.

Братец? Тот самый, жену которого пользовал мой реципиент, когда братишка уснул, перебравши мёда с пивом, оставив без внимания свою молодую жену. Так нечего спать в первую брачную ночь! От хорошего мужа жена не побежит на лево.

— Отчего мне не вернуться в свой отчий дом? Разве я изверг? Разве же права не имею? И я рад видеть тебя, брат, — отыгрывал я, стараясь не показывать волнения.

И… Удивительно, но я искренне был рад видеть этого мужика. Я заметил, как внутри меня иногда просыпаются не свойственные мне эмоции. И даже, когда я подходил к этим местам, чувство, что я иду по родным землям, могло быть связано с тем, что внутри меня какие-то остатки сознания реципиента всё-таки блуждают.

Безусловно, это хорошо, что у меня нет раздвоения личности, и что я в своей голове не слышу голосов. Это же можно было бы сойти с ума. Или нет? Для кого как. Голоса в голове — это же, наверное, подарок для тихого алкоголика: есть собеседник, и уже можно достать бутылку, пить её самостоятельно, но при этом иметь удовольствие общаться. Уже и не алкаш, вроде бы как. Не в одно горло заливается водка. Несомненная выгода. Наверное, в будущем различные искусственные интеллекты будут справляться с этой проблемой. Нужна нейросетка для алкашей! Это же такой стартап!

— Тебе здесь не рады, — грубым басовитым голосом сказал седовласый мужик.

Несмотря на то, что погода стояла тёплая, пусть до азиатской жары и далеко, мужик был облачён в накидку из шкуры медведя. И голова этого хищника, само собой без внутренностей, служила чем-то вроде капюшона. Мужик был с посохом, резным, с замысловатыми узорами и даже с некоторыми, выкрашенными в ярко-красный цвет, полосами.

Понятно, что это вождь. Причем в своем «вождинском мундире».

— Отец, позволь мне вызвать на суд перед богами этого предателя! — мой братец взмолился к мужику в медвежьей шкуре.

Получается, что и я тоже сын вождя, только младший. Еще вышла женщина, которая стояла неподалёку от отца и у которой наворачивались слёзы. Она смотрела на меня, казалось, не моргая, смотрела с тоской, и я почувствовал, как внутри меня словно бы что-то постучалось, пытаясь проломить стену моего сознания. Я выдержал напор. Но теплота и очарование от далеко не молодой женщины, появились.

Это моя мама… Подумав об этом, я ощутил теплую волну мягких, радостных, эмоций. Мой реципиент любил мать больше всего. За этой женщиной стояла ещё молодая девушка и уж совсем юный мальчишка лет восьми или девяти. А девушка была такая, что, наверное, скоро и замуж будут отдавать. Даже не включая логику, я тут же понял, что это мои брат и сестра. Ещё одни.

— Отчего же мне не вернуться? — продолжил я. — Если ты не признаёшь меня своим сыном, то хотя бы воспринимай как торгового человека. Я предлагаю заключить наряд. Разве же поселению этому не нужно немного оружия? Или серебра?

Старался, чтобы мои слова звучали как обвинение, как обида. Нужно было у этих людей обязательно вызвать какую-то эмоцию. Если они начнут сомневаться в том, что меня нужно прогнать или даже убить, то пройдёт время, и я смогу с ними договариваться и даже считать их родственниками. И нет, жить в этом поселении я не буду. Да и скорее всего, не буду. Быть вторым? Нет, третьим?

Во-первых, неизбежен будет мой конфликт со старшим братом, его придётся убивать, а я хотел бы избежать крови. Во-вторых, если я приведу тех своих людей, что останутся со мной, в это поселение, то им придётся подчиняться уже не мне, а моему отцу. И всё: больше я не военный вождь, больше не имею права принимать судьбоносные решения.

— С тобой, торговый человек, мы договоримся, — решительно говорил вождь. — С бывшим сыном моим нет. А вот оружие нужно нам. Если оно такое, как у тебя, то говори, чем отплатить могу.

А вот глаза его выдавали: в них была печаль. Почему, если такие грустные глаза, если он больше всего сейчас хочет меня обнять, сказать, что рад видеть вернувшегося сына, почему не смеет этого делать? Вождь… Скорее, вожди здесь — слуги общины, а не те, кто диктует общинникам, как жить.

— Тогда лучше я пришлю своего человека, и он обо всём договорится с вами, и о цене тоже, — сказал я. — С чего мне, военному вождю, торг вести?

Сказал и развернул своего коня, направляя на выход из поселения.

— Андрей, вернись! — услышал я истерический голос женщины.

Словно бы стрела пронзила сердце. Я развернул коня, но посмотрел не на мать, а на отца. Тот стоял непреклонным, а старший братец, обняв маму, увёл её в дом. Я вновь развернулся и направился прочь. Что ж, получается, что родственники-то у меня есть, а рода своего я не имею. Стоит ли по этому поводу отчаиваться? Отнюдь.

Во всём и всегда нужно стараться искать что-то хорошее и выгодное. Если бы я вернулся к своим родственникам, то либо нужно было совершать… Как это назвать, если не государственный переворот? Родовой переворот? То есть нужно было сместить своего отца, не дать брату занять его место. Обязательно нашёлся бы кто-нибудь из общинников, кто встрял бы в этот вопрос, и могла бы пролиться кровь. А так?

— Ты знаешь, скажи, где находится община извергов, — сказал я тому самому парню, который первый увидел меня и кинулся сначала с ножом.

Он же и провожал меня обратно, словно бы контролировал, чтобы я точно ушёл подальше от поселения.

— Туда тебе и дорога. Так что я скажу тебе, где можно искать извергнутых и умерших, — сказал парень.

И вроде бы слова должны были прозвучать грозно и угрожающе, но нет, мне даже показалось, что он рад тому, что я пойду искать извергов. И последующие слова меня в этом только убедили.