Понял… Серебряная монета — это очень немало. Скажем так, это неделя относительно шикарной жизни, обрез шелковой ткани, хороший, без укрошательств, кинжал. Это очень важно знать стоимость денег.

— А теперь разделяемся. Даная с Пирогостом, идите в местный дом встреч, — приказывал я, когда всё же удалось немного затеряться в толпе.

Нашей единственной женщине предстояло раздобыть информацию. Я посчитал, что в публичном доме обязательно должны будут знать, какие корабли в Трапезунде стоят, к кому можно обратиться за тем, чтобы переправиться через море.

Там при желании могут узнать всё, что угодно. И если предложить пару серебряных монет, то информация обязательно будет добыта. И уж кому будет проще всего договориться со своими коллегами, пусть бы даже и с приставкой «бывшие», чем не Данае?

Ну а то, что её будет сопровождать исполняющий роль охранника Пирогост, должно защитить нашу единственную даму в отряде от посягательств кого бы то ни было.

Я не мог досконально знать, но был убеждён, что в подобных портовых городах, где немалое количество иноземцев, должна быть определённая правоохранительная система или же правила, продиктованные позицией сильного. Если тебя охраняют — значит, ты важный. Если ты важный, то с тобой не нужно связываться, себе дороже.

Подобные правила на Востоке были и в покинутом мною будущем. Уверен, что они работают для всех времён. Ну и одежда — она маркер достатка, положения в обществе и силы. Одетая в шелка Даная и облачённый в двойной доспех Бессмертного Пирогост неизменно произведут впечатление.

Да? И вот это все сработало, когда меня хотели ограбить? Или подрезать кошель можно и у статусного?

Я, в сопровождении Хлавудия, продолжал прохаживаться по рынку. И не нужно было делать удивлённое лицо, потому как оно и без того было заинтересованным, когда я рассматривал различные товары и людей, которые их продавали.

Нет, абсолютного интернационала на рыночной площади, которая находилась рядом с портом, я не обнаружил. Азиатов не было. Двух чернокожих людей я увидел, они сопровождали, наверное, одного из купцов. Видно было, как двое молодых мужиков несли на плечах карету со своим господином, а тот прятался за шторками. По-моему, в Европе в XVIII веке этот экипаж назывался портшез.

— Сколько это стоит? — изображая ломаную речь на греческом языке, спросил я.

При этом указывал на льняную ткань. Не выдержал, сам поинтересовался. Все же лен… Мои предки его должны производить в товарном количестве. А стоит то…

— Такому важному господину отдам недорого: серебряный кругляш за два обреза.

Я чуть было не поперхнулся. Конечно, ещё не освоился с нынешними товарно-денежными отношениями, что сколько стоит. Но обрез, если я правильно понял, — это около трёх метров, и целая серебряная монета за него — это очень прибыльно сюда приехать со льном.

Можно взять себе на заметку. Если когда-нибудь будет такая возможность, то один раз приплыть и привезти партию льна можно. Но, конечно же, не на постоянной основе, так как цены на товар быстро упадут.

И о чём я только думаю? Ещё не обзавёлся себе углом, где можно будет прилечь и отдохнуть, а уже планирую о каких-то торговых операциях.

В целом на рынке предлагали всё те же товары массового потребления. Было здесь немало металла — не столько оружия, сколько бытового или украшений. С оружием была только одна лавка, и цены, как по мне, там просто зашкаливали.

У нас могло бы быть много оружия для продажи. У тех же гуннов было собрано почти три сотни гнутых сабель. Ещё немало было копий, вместе с нашими, которые склавина имели с самого начала, — теперь их почти четыре сотни.

Но когда я заикнулся, что легче всё-таки переносить серебро в мешках, чем таскать большие объёмы железа, намекнув, что было бы неплохо продать часть оружия, на меня впервые посмотрели, как на слегка не в себе. И я понял, что нет у меня власти заставить воинов продавать хорошее, по их мнению, оружие.

— Где же ты столько железа возьмёшь, когда вернёмся в места наши? — удивлённо спрашивал меня тогда мудр Доброслав.

Ну, имеются у меня мысли, как можно железо производить больше, чем это делают славяне. Чем это делают даже ромеи. Но пока это всё идеи. И, действительно, не стоит лишаться такой возможности, как вооружить людей хоть каким оружием, пусть и не одинаковым, бессистемным.

А вот я предпочёл бы приобрести что-то вроде казацкой шашки образца самого конца XIX века или начала XX века. По мне, то оружие было очень даже подходящим под современные реалии.

Но ничего похожего на продажу не выставляли. И никаких тебе шпаг или рапир, или хотя бы полуторного меча. Силёнок-то у меня хватает, чтобы использовать клинок куда как больший, а не этот на вид несуразный толстыш-гладиус, что был приторочен к поясу.

Зря я всё-таки Пирогоста отправил вместе с Данаей. И обсудить-то увиденное не с кем. Хлавудий, конечно, как мера устрашения всех вокруг подходит куда как больше, но вот с ним не поговорить и не обсудить ничего.

— Купец… Если ты купец… С тобой хотят поговорить, — неожиданно сбоку раздался голос.

Говорили на греческом языке, но я слышал знакомый акцент… Что? Словом владеющий человек? Славянин? Очень интересно.

Трапузунд.

12 августа 530 года

— И что хочет твой господин? — спросил я у отвлекшего меня мужика.

— Он хочет, чтобы ты пришёл к нему для разговора и возможного соглашения, — сказал этот мужик таким тоном, будто он хозяин положения.

— Кому я нужен, тот сам ко мне приходит, — жёстко припечатал я, готовый уже сорваться и даже пересчитать зубы этому наглецу.

Говорил он может и не такие уж обидные слова. Но выглядел… Высокомерный, пытался вести себя со мной, как будто я чуть ли не раб.

— Мой хозяин предполагал, что ты так ответишь. И тогда я должен назвать тебе твоё имя, склавин Андрес, — с вызовом посмотрел на меня мужик.

— Ты… раб! Не оскверняй своим ртом произносимое тобой имя славного воина, коий сражался за императора Юстиниана! — сказал я.

И? Раб? Пусть раб. Как был мой собеседник вида гордеца, таковым и остался. Ну и ладно.

Я же посмотрел, скорее, на охрану проглотившего унижение, чем на него самого. Бойцы, когда я оскорблял мужика было дернулись. Но и Хлавудий тут… Посмотрел на них, как на букашек. А те впялили просящий взгляд на своего охраняемого объекта. Явно не горели желанием драться.

Не пора ли уложить этих наглецов прямо здесь и уходить от Трапеза в сторону Кавказа? Распознали меня. Но так я не набегаюсь. И Кавказские горы, с непонятными дорогами и направлениями, со множеством явно недружелюбных людей, не прельщают как вариант добраться до славянских земель.

— Передай своему господину, что я намерен в ближайшее время харчеваться здесь, в порту. Он может присоединиться ко мне, и мы за обедом обсудим то, что хочет от меня твой хозяин, — сказал я.

Уже через полчаса я наблюдал перед собой невысокого, с проплешиной на голове, явно страдающего ожирением человека. Не пожилого, но явно пожившего на этом белом свете. Передо мной, скорее, купец, чем какой-либо чиновник.

— Чего хочешь ты от меня? — спросил я, когда сидя за столом ел пережаренное мясо и заедал это вполне сносным лавашем.

— Я торговый человек, зовут меня Алексис. Я только сегодня прибыл из Синопа. И туда пришло сообщение, что некий вождь варваров объявлен вне закона. Я направил своих людей посмотреть, что же это за такой отряд охраны остановился рядом с городом. Как сюда занесло аравийского торговца. Понять, что ты именно тот склавин Андрес, не составило никакого труда, — победно произносил купец.

— Если я вне закона, что же мешает мне убить тебя, а также твоих людей? — спокойно, пренебрежительно, с набитым ртом, говорил я.

Заметил, что на лице мужика промелькнул страх. Но он тут же взял себя в руки.

— Если мне выгодно, то у меня нет дела до того, что ты натворил и почему ты вне закона. Ведь уже все знают, что вождь склавинов проявил храбрость в битве при Даре и убил двух «бессмертных». За такие деяния награждать нужно, а не объявлять преступником, — сказал торговец и сделал паузу, видимо, ожидая от меня реакции. — Тут моя совесть будет чиста.