Метает, конечно, мой телохранитель, как не человек, а мифический великан. Делает это так, что сулица сбивает одного гунна, подбрасывает его в воздух, тот налетает на двоих соплеменников — и вся троица дружно скатывается вниз. Ну, кроме того, в чьём теле торчит древко. Мощно. Все бы так, и мы уже погнали бы врага.

Но этого не хватало. Я понимал, что мы задерживаем врага, но пока что лишь отсрочиваем неминуемое. Неужели я в этом времени, чтобы вот тут погибнуть? Тело всё тряслось, в голове роились мысли, не складываясь воедино. Похожие эмоции, как и в бою будущего. Но явно тут красок в переживаниях больше. Все же рукопашный ближний бой более эмоционально нагруженный, чем стрелять с дистанции.

— Собраться! — командовал я сам себе.

И приказы собственные исполнял. Неимоверно как, но получалось унять тремор, отогнать лишние эмоции и тогда открывалось больше видения происходящего.

Заработали наши сложносоставные луки, бьющие навесом. Я уже перезарядил арбалет. Слишком долго перезаряжать. Каждый выстрел начинаешь ценить.

— Ну? Кто тут в дорогих мехах и бронях? — бормочу себе под нос, всматриваясь через щель в тех гуннов, что карабкались по склону.

— Бдын — глухо щёлкнула тетива.

Болт ушёл в одного из командиров.

— Есть — радуюсь я, понимая, что попал.

Но не любуюсь, как враг падает, сбивая следом идущих. Некогда.

Выстрел. Ещё один. Я уже чувствовал попадания — и не тянуло смотреть на результат. Только целясь в очередного всадника, по вспышкам движения улавливал, как падают кони вместе со всадниками, а тех, кто уцелел, давят собственные соплеменники.

Мудр Доброслов командует лучниками — их слаженный залп берёт кровавую жатву: не меньше десятка гуннов выбиты стрелами. Но этого мало.

— Бери! — слышу сбоку.

Поворачиваюсь — и не удивляюсь. Некогда. Даная стоит пригнувшись, в каждой руке — взведённый арбалет. Оба заряжены. Осталось только вставить болты и стрелять.

— Перезаряжай! — приказываю я, в этот момент совершенно забыв, что она беременна, что её нужно беречь.

— Бдын — делаю следующий выстрел.

Целюсь новым арбалетом. Но не стреляю. Приходит понимание — пора… Гунны уже почти на вершине. Если не сейчас, то никогда.

— Бревна! — кричу я на разрыв голосовых связок, и мой приказ тут же дублируется.

Вижу, как к склону подскакивает ещё около сотни гуннских конных стрелков. Сотня вражеских стрел взметнулась в небо.

— Щиты! Укрыться за телегами! — прокричал я, но этот приказ был почти что противоречием предыдущего.

Поздно. Для немалого числа воинов… Поздно… Сложно сидеть в укрытии и наблюдать, как твоих бойцов пронзают стрелы. А было бы ещё хуже — не будь у склавинов трофейных доспехов.

Гунны, выпустившие стрелы, стали спешиваться. И… их настигла кара. Четыре десятка славянских лучников пустили ответку навесом. И словно бы сами боги направили стрелы — враг умывается кровью. Их потери явно больше, чем наши.

Конные перестали прорываться сбоку. Там стоял уже и Пирогост, хватало воинов с сулицами. На этом участке отбились. А вот по фронту давление усиливалось.

И тут во врага начали сбрасывать большие обтёсанные брёвна. Они скидывались с крыш повозок, порой и ценой жизни воинов, которых тут же срезала гуннская стрела, как только склавин появлялся в поле зрения врага. Потом бревна ударялись о склон, взмывали ввысь и устремлялись с холма, погребая под собой гуннов. Страшное оружие. Сотню настырных врагов, почти достигших вершины, сметало вниз. Туда же полетели камни, собранные заранее.

— На, песий сын! — зазвучал тонкий голос Славмира.

Он уже воевал пращой, и управлялся с ней удивительно ловко. Сейчас камень попал одному гунну точно в шлем — помял, оглушил, сбил с ног. А дальше — враг скатился. И этого хватило — этот гунн уже не боец. С новой силой и злобой склавины метали сулицы. Лучники стреляли навесом — не прицельно, но метко. Врагу доставалось.

Гунны откатились, собирались с силами. Я огляделся.

— Раненых в укрытие — крикнул я.

— Гунны колом бить будут — выкрикнул Доброслов.

Колом? Колесом? Вспомнилось — тактика конных стрелков, называемая «круговорот», или как-то так.

Выучка противника поражала. Часть наступающих всадников остановилась, пропустила вперёд остальных — и стала разворачиваться в круг. По очереди, с седла, они начали стрелять. Впереди скакали два десятка воинов с двумя саблями в руках. Эти — опасны. Степные берсерки? Да ладно, но ведь открыты для сулиц.

И я прав. Дротики полетели в этих отважных гуннов. Некоторые падают, другие же настырно продолжают наступать. Настроены враги решительно. Вот они уже у левого склона холма, вновь на той пологой дороге.

Немыслимо!.. Прыжок с опорой на седло и спину коня — и степняки внутри вагенбурга. Падают на ноги, кувыркаются, встают и бегут к центру. Наверняка — чтобы внести сумятицу, открыть путь соплеменникам на холм.

И вот уже больше трех десятков гуннов внутри укрепления. Они наведут шороху, способны ценой своих жизней расстроить нашу оборону. Пятеро так и в мою сторону бегут. Увидели, что я в добрых доспехах? Значит, предводитель? Или в лицо знают? Нет, я же в шлеме.

— Это мои! — прокричал я.

— Бдын! — разряжаю арбалет в ближайшего.

Болт впивается в грудь. Гунн падает.

Остальные продолжают бег, зло нечленораздельно кричат и заносят над головой кривые сабли.

— Вжух! — стрела впивается в шею одного из них.

Кто же такой меткий у нас в отряде. Времени узнать это нет. Я бегу навстречу оставшимся троим. Если они подойдут — Даная погибнет. Её, беззащитную, убьют первой. Почему возле меня нет других воинов? Или… А другие-то заняты не менее важным делом. Остатки обезумевших гуннов вновь перли на вершину холма, переступали через убитых и покалеченных соплеменников, но шли. И приходилось вновь бросать камни, метать последние остатки дротиков, стрелять из арбалетов.

Тем временем я рядом со своими личными противниками. Ближайший гунн заносит саблю над головой. Ухожу резко в сторону. Второй — уже рядом.

— Дзынь! — принимаю удар саблёй на меч.

Успеваю заметить зазубрины на клинке.

Третий гунн бросился сбоку — я едва успел откатиться. Его сабля просвистела в волосах. Хлавудий, увидев опасность, ринулся ко мне — но запнулся о телегу, с грохотом, перекрывающим звуки боя, великан завалился. Как же не ловкий!

— Я здесь, вождь! Я помогу! — прокричал с боку Славмир.

А потом я увидел летящий камень. Снаряд, пущенный из пращи Славмиром угодил в глаз одному из врагов. Тот взвыл, закрутился, сбивая с ритма остальных.

— Держись! — крикнул Хлавудий, поднимаясь.

Я вскочил, рубанул по ноге ближайшего. Клинок скользнул по поножам. У этого они есть! Богатый! Меч разрезает кожаный ремень на поножах — гунн захромал. Второй уже совсем рядом. Один из моих бойцов бежит на подмогу. Гунн отвлекается на него, рубит сверху. Сабля застревает в ключице моего бойца, враг не успевает выдернуть свой клинок.

Выставляю свой меч для укола. Неожиданно, так, что я на миг опешил, гунн мощно бьет мне по запястью, в котором я держу клинок. Меч отлетает в сторону.

Удар мне в корпус. Блокирую. Ответный в плечо. Гунн вскрикнул, но не отступил.

Даная, не дожидаясь приказа, вложила болт в арбалет и выстрелила. Болт впился в бедро гунна. Ранение пришлось на опорную ногу врага, он заваливается, но тут же пополз в мою сторону, хрипя, рыча, как зверь.

Удар. Со всей мощи бью ногой в голову гунна. Он замирает. Тут же подымаю свой меч и, держа двумя руками клинок, вонзаю его в спину врага.

Я оглядел поле. Телеги в крови. Мёртвые гунны. Мёртвые склавины. Сулицы, застрявшие в телах, оперения стрел и болтов, торчащие из тел врагов и, что должно было удручать, моих соплеменников. Времени для душевных терзаний не было.

— Вождь я с тобой! — выкрикнул Славмир, оказавшийся рядом.

Парень размахивал пращой, крутя головой и выискивая очередного врага, чтобы пусть в него свой снаряд. И как мне относиться теперь в этому рыжему подростку? Его эффективность в бою была необычайно велика. Тут и язык не повернется подтрунивать.