Мы уже молчали какое-то время, как вдруг по вагону пошла ритмичная вибрация. Тун-тун-тун… А затем в окне мелькнули светлячки снарядов, улетающие в сторону. Князь вскочил с кресла.

— Монстры? — спросил я, не понимая, чего он так резко реагирует. В глухих местах это не редкость.

— Не знаю… — шепнул он. — Крупный калибр бьёт.

Тун.

Очередной светлячок улетел в лес. А потом потянулись в ту же сторону кривые строчки пулемётных очередей. Вагон завибрировал сильнее — вступили в бой орудия на крыше нашего и соседних вагонов. К слову, их было совсем немного, пять, если не считать локомотив.

— Плохи дела, — вырвалось у меня.

Потому что увидел, как пулемёт стреляет в лес прямо рядом с вагоном. А лес… шевелится! Будто сотни серых тварей бежали между стволами деревьев, огибали и обтекали их, точно поток, и не очень-то от нас отставали при этом!

Хорошо, что Альфачик и Гоша не где-то там, а на моём дирижабле вместе с Верещагиным и Никоном во главе моей дружины. Вот только летят они напрямик в столицу.

В следующий миг страшный удар сотряс поезд, и он опасно накренился.

Китежград

Несколько часов назад

Цесаревич Алексей стоял перед большим двухметровым зеркалом и внимательно разглядывал своё отражение. Оно ему нравилось.

— Просто идеально, — сказал он, а его губы растянулись в улыбке.

И стоило этому произойти, как один волос его жиденьких усиков выбился в сторону на миллиметр. Обладай этот волосок разумом и инстинктом самосохранения, он бы под кожу обратно врос, чтобы выжить. Но он этими качествами не обладал, поэтому был немедленно вырван щипчиками.

Цесаревич, высокий и статный, с зализанными назад светлыми волосами, провёл по ним расчёской. Он был одет в отороченный светлым мехом плащ, перетянутый у шеи золотой цепью, и в белый мундир с кучей орденов на груди. Большинство орденов носили шутливый характер: «За взятие буфета», «За сотый сломанный учебный меч», «За трёхдневную осаду клозета» и так далее. Когда мать царевичей ещё была жива, их отец был куда более весёлым человеком и любил таким образом подшутить. Но ордена хоть и были шутливыми, всё равно состояли из чистого золота высшей пробы.

Да и кто будет разбираться, за что они даны? Главное, что треть груди занимают!

Ниже мундира шли такие же белоснежные брюки с золотой строчкой. Такой же, как и на мундире. Белый и золотой — основные цвета Ройссийской Империи. И ещё чёрный. Из чёрного на цесаревиче были сапоги, ремень из выделанной кожи Амазонской пантеры и внешняя сторона плаща.

— Одеяние, достойное самого Императора! — воскликнул Алексей, чрезвычайно довольный собой, и захохотал.

Привратник за дверью, услышав смех, призадумался, не слишком ли часто у Его Высочества фляга стала свистеть? Пришёл к выводу, что да, слишком часто. И хорошо бы ему найти способ убраться с этой работы подальше. А то, чего доброго, ещё погибнет ни за грош. Хоть тем же золотарём — клозеты чистить.

Но в этот миг цесаревич позвал его из-за двери:

— Аркаша!

Привратник Аркадий вздохнул, закатив глаза, подумал: «Да блях-мух…», — и вошёл.

— Да, Ваше Высочество?

— Аркаша, скажи, как тебе сей наряд? Достоин того, чтобы явиться в нём на церемонию бракосочетания моего отца?

«Да чтоб тебя в нём похоронили…» — подумал Аркаша, а вслух произнёс:

— Безусловно, Ваше Высочество! Ваш вкус идеален, а мундир хорошо подогнан к вашей фигуре и подчёркивает её достоинства. Это одеяние, достойное самого Императора!

— Ха! — расплылся в довольной улыбке Алексей. — И я так сказал!

«Ага, а я прекрасно это слышал, позёр хренов», — подумал Аркадий.

Внезапно солнце, светившее через окно, словно потускнело. Или на стекло наложили плёнку из пыли и грязи. А в самой комнате пахнуло могильным холодом.

— Ступай, Аркаша. Неси службу дальше, — отослал помрачневший цесаревич слугу, к облегчению того.

Двустворчатая дверь закрылась, и в углу из теней появилась фигура в балахоне.

— Ты как всегда вовремя, Тарантиус, — скривился Алексей.

— Тарантиус никогда не опаздывает, Ваше Высочество, — назидательно отвечала фигура, чьё лицо скрывали тьма и капюшон, — или никогда не спешит. Тарантиус всегда приходит вовремя…

Алексей недовольно взмахнул рукой и отвернулся к зеркалу. Но собственный вид ему больше радости не доставлял.

— Я слышал, Ваше Высочество, вы вступили в финальный бой с османским флотом над крепостью, которую держал Дубов…

— Ага, вступил… Мой братец разнёс этот проклятый флот и чуть наш не погубил. Забрал себе всю славу…

В тишине отчётливо послышался зубовный скрежет.

— Он стал силён, — согласился Тарантиус, — очень силён. Я не зря говорил вам, что начать своё восхождение на трон нужно с его смерти. Но ваши усилия не снискали успеха. Я очень разочарован вами, Ваше Высочество.

— Да плевать мне, чем ты там разочарован, челядь сраная! — мгновенно взорвался цесаревич. Он ненавидел, когда с ним разговаривали снисходительно. — У него Инсект Первого. С такой силой невозможно совладать!

— Так вот почему вы весь день меняете наряды, Ваше Высочество? Словно девка на выданье. Поняли, что ваши шансы занять трон теперь малы, и предпочли жить в иллюзии?

— Заткнись, или клянусь, я испепелю тебя… — зарычал цесаревич, резко обернувшись к Тарантиусу.

Зеркало от резкой жары пошло трещинами, и отражение Алексея сломалось. Во всех осколках вдруг отразилась бледная усмешка под капюшоном.

Тарантиус поднял руку, призывая к молчанию, и цесаревич заткнулся.

— Не всё потеряно, Ваше Высочество. Вы обладаете большой силой, но вместе с даром, который я могу вам дать, вы сможете… — гость помолчал немного, а затем широко улыбнулся, сделав рукой приглашающий жест, словно повар к главному блюду, — погасить само солнце. Солнце Империи или небесное — это уже ваш выбор…

Алексей напряг челюсти и подошёл к окну. Солнце выглядело как никогда тусклым. Невольно казалось, что вот-вот наступит вечный холод. Так слабо оно светилось.

Цесаревич всю жизнь хотел снискать уважение своего отца. Стать для него самым главным, лучшим и прекрасным сыном. Занять трон. Но Император уважал только силу. Что ж, если так…

— Что взамен? — спросил Алексей, не оборачиваясь.

— Сущая мелочь. Когда начнёте претворять ваш план в жизнь, постарайтесь отыскать одну девушку и доставить её ко мне живой. Если получится, разумеется. Она называет себя Мита Зубова.

Алексей не хотел быть на побегушках Тарантиуса. Но, похоже, выбора не было. С новой силой, если обещания не врут, он легко одолеет братьев и проклятого Дубова, который тоже стал очень силён. А потом настанет черёд его отца.

Что ж, если для того, чтобы добиться любви и уважения Императора, нужно его… Впрочем, об этом Алексей пока думать не хотел. Слишком яркой и желанной была мысль.

Не отворачиваясь от окна, цесаревич произнёс:

— Хорошо, Тарантиус, я согласен.

Где-то в центральных губерниях

Сейчас

Николай

Поезд как накренился, так и откренился. В смысле, обратно встал приподнятой стороной на рельсы. С визгом металлических колёс и таким снопом искр, что они в окне мелькнули. Не так-то просто сбить бронепоезд с рельсов… Кстати, он назывался «Лютый». Я успел прочитать название на небольшой табличке под потолком, когда пытался удержаться на месте.

Сумрак вагона взорвал красный мигающий свет. Завыла сирена. Голос в динамиках оповестил:

— ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ! ПОЕЗД «ЛЮТЫЙ» АТАКОВАН ОТРЯДАМИ САРАНЧИ! ВСЕМ СОХРАНЯТЬ СПОКОЙСТВИЕ! ТЕ, КТО СПОСОБЕН ДЕРЖАТЬ ОРУЖИЕ, ПРОЙДИТЕ ВО ВТОРОЙ ВАГОН В ОРУЖЕЙНУЮ! ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ! ПОЕЗД «ЛЮТЫЙ»…

— Саранча? — не стал дальше слушать я. — Откуда она здесь?

— Потом, барон, всё потом! — отмахнулся князь, глядя в окно. — Я всё объясню, если переживём атаку, обещаю!

Он скинул с себя пиджак. Под ним оказались две кобуры с новенькими полуавтоматическими пистолетами, а за спиной появились ножны с двумя клинками.