— И что? У тебя нет ничего такого, чего бы я не видел раньше, — авторитетно заявляет он. — И не похоже, что ты здесь дрочишь.

— Что, черт возьми, ты вообще знаешь об этом?

Мы с Алексом никогда раньше не обсуждали секс, и от того, что он заговорил о мастурбации, как будто в этом нет ничего особенного, у меня глаза практически вылезли из черепа. С каких пор мой младший брат повзрослел?

Господи, я даже думать не хочу о том, что он дрочит, не говоря уже о том, чтобы обсуждать это с ним, пока он лежит на моей кровати.

Но опять же, ему двенадцать лет, и, возможно, у него под кроватью припрятаны коробки с салфетками и бумажными полотенцами, как и у меня, когда у меня впервые началась случайная эрекция в неподходящее время.

Алекс определенно намного круче меня. Нет сомнений, что он принадлежит к популярной группе — той, к которой я никогда не принадлежал, пока рос. Он играет в футбол и лакросс, а на учебу ему наплевать, так что я в шоке от того, что он использует любую комнату для занятий и выполнения домашних заданий, не говоря уже о моей комнате.

Если подумать, он наверняка играет здесь в видеоигры на телевизоре с плоским экраном, который висит на стене напротив моей кровати. Его подарила мне бабушка на четырнадцатилетие, и он гораздо лучше того, что стоит в гостиной внизу.

Не хочу хвастаться, но я всегда был любимцем бабушки.

— Знаешь, Алекс, что бы я оценил? Я был бы рад, если бы ты убрался из моей спальни.

— С каких это пор ты стал таким мудаком?

Он не делает никаких попыток сдвинуться и дать мне возможность уединиться, и я вижу, что он удивлен моим отношением. Обычно я не выгонял его, наверное, потому что обычно он нечасто сюда заходил. Но теперь, когда использует мое пространство в своих целях, мне нужно установить границы и обозначить свою территорию.

Я смотрю на него через плечо и открываю коробку.

— Тебе, наверное, стоит следить за своим языком. Мама знает, что ты так ругаешься?

Я замечаю, как мой младший брат закатывает на меня глаза.

— Чувак, мне двенадцать, я не ребенок.

Я вижу, что он не ребенок. Сейчас он выглядит как подросток, подросший на несколько сантиметров за то короткое время, что я учился в Англии.

Алекс почти с меня ростом, и ему еще есть куда расти.

— Я не говорил, что ты ребенок, я спросил, слышала ли мама, что ты так ругаешься.

— Ну да, конечно, — насмехается он. — Она бы рассердилась, потом вмешалась бы тетя Миртл, и вскоре все бы на меня кричали. Нет уж, спасибо.

Он прав: с тех пор как тетя Миртл переехала к нам, она очень любит ввязываться в семейные драмы, в том числе создавать их там, где их и могло не быть.

Видимо, ей чертовски скучно, и нечем занять свое время, кроме нас.

— Это как жить с хранителем склепа, — продолжает Алекс.

— Эй, не будь злым.

— Я не злой! Ей сто лет. Ты знаешь, как это не круто — жить со старым человеком?

Я поворачиваюсь и встречаюсь с ним взглядом.

— Ты бы сказал ей это в лицо?

— Нет.

— Тогда тебе, наверное, не стоит говорить это здесь. — Я поворачиваюсь обратно к своей коробке. — Кроме того, она наверняка подслушивает, прижав ухо к стене.

Это смешит моего брата.

— Возможно.

Я снова поворачиваюсь к нему лицом.

— Ты уходишь или как?

— Нет, — говорит он со смехом, от которого мне хочется его ударить.

— Разве тебе нечем заняться? И почему ты вообще дома? Сейчас середина дня.

— У нас сегодня было полдня. Учителя повышают квалификацию или что-то в этом роде.

— Кто привез тебя домой?

— Мама Брэндона.

Брэндон — лучший друг моего брата с тех пор, как они ходили в детский сад.

— Нужно было сказать мне. Я отвозил тетю Миртл на физиотерапию и мог бы захватить тебя по дороге домой.

— Думаю, мама забыла, поэтому я просто поехал с Брэндоном.

Это похоже на нашу маму: она очень забывчива и часто поступала также со мной, когда я рос. Очень часто мои родители оставляли меня в церкви после того, как отвозили в воскресную школу. Даже не спрашивайте меня, как это происходило — слава богу, у нас есть мобильные телефоны.

— Что в этой коробке? — интересуется брат.

— Учебники и прочее.

— А разве учебники сейчас не цифровые?

— Может быть. Но не в Кембридже.

Я учился там на стипендию, за которую боролся с самого первого класса школы, надрывая задницу ради хороших оценок и вступая в любой клуб, который мог принести пользу в учебе, а также занимаясь теннисом.

Теннис. Кто вообще в него играет?

— Познакомился с какой-нибудь цыпочкой, пока был там? — спрашивает брат, возясь с пультом от телевизора. Уверен, что он намерен остаться на некоторое время и посмотреть одну из своих любимых программ, что, вероятно, делает каждый день с того дня, как я уехал.

— Нет. — Я складываю футболку, которая лежит на самом верху коробки, и откладываю ее в сторону. — То есть, конечно, я знакомился с девушками, но полагаю, ты имеешь в виду, встречался ли я с ними.

— Ты никогда не встречался с девушками. Ты вообще знаешь, как это делается?

Вот же маленький проныра.

— Что значит, я никогда не встречался с девушками? Я встречался с Бритни Бевинс несколько месяцев на первом курсе.

— Бритни не считается, — с насмешкой сообщает мне Алекс. — Наши родители дружат.

Отчасти это правда, к тому же отношения не были такими уж романтичными. Бритни — такая же ботаничка, как и я, и училась в университете только до тех пор, пока ее не приняли в колледж Лиги плюща, а это произошло на втором курсе. Она собрала вещи и переехала в Калифорнию, чтобы учиться в Стэнфорде и получить докторскую степень, о которой мечтала с самого детства.

Больше я о ней почти ничего не слышал.

Кроме этого, к сожалению, у меня не было никаких других отношений, если не считать семью и друзей. Я имею в виду романтические отношения, да и сексуальные, наверное, тоже. Я бы сказал, что это потому, что я не занимаюсь случайным сексом, но это было бы ложью. Правда в том, что у меня не хватает смелости заняться случайным сексом, даже если бы захотел.

Алекс наблюдает, как я достаю футбольный мяч из картонной коробки и бросаю его на пол.

— Зачем тебе футбольный мяч?

— Я купил его, когда был в Англии. Они там очень любят футбол.

Я купил этот мяч во время одного из плей-офф, когда все магазины в городе продавали сувениры разных команд. Это был хаос, но фантастическое веселье, и мне захотелось оставить что-то на память, поэтому привез домой красно-синий футбольный мяч.

— Ты прям так упаковал футбольный мяч в свой багаж? Почему не сдул его?

В его словах есть резон — было бы разумнее сдуть мяч, если бы я не торопился собрать свои вещи в конце семестра. Собирать вещи было последним, о чем я думал; я был поглощен своими новыми друзьями, тренировками и, конечно же, учебой, и ждал до последнего дня, чтобы упаковать свои коробки, адресовать их и отправить обратно.

По правде говоря, у меня было не так уж много вещей — немного одежды, учебные пособия, учебники, компьютер и другие канцелярские принадлежности, и... вот, собственно, и все. Но кое-что я все же купил, пока был там, например подарки для своей семьи.

Алекс включает телевизор и начинает листать каналы, выкрутив громкость на полную, словно плохо слышит.

— Убавь звук. Перебудишь весь дом.

— Сейчас даже не полдень. Никто не спит.

— Тетя Миртл, возможно, отдыхает. Хочешь, чтобы она пришла сюда?

— Нет. Кроме того, она не стала бы подниматься сюда, а кричала бы на нас через интерком. Она обожает по нему говорить, но не знает, как правильно им пользоваться, поэтому повторяет по десять раз одно и то же и дует в него своим старушечьим дыханием. Фу. Это отвратительно, — ворчит Алекс.

— Сделай потише, Иисус. И убери свои ноги с моей кровати. — Я шлепаю по его ногам.

Он все еще в кроссовках, а я не хочу, чтобы его грязная обувь была на моем покрывале.

Где этот ребенок рос, в сарае? У мамы случился бы сердечный приступ, если бы она узнала, что он ходит по дому в обуви.