— Если ты все еще голодна, то должна поесть. Еще не так поздно, и ты, скорее всего, пойдешь домой и наешься нездоровой пищи.

— У нас нет нездоровой пищи.

Конечно, нет.

— Ты поняла, о чем я. — Ставлю контейнеры обратно на стол и терпеливо жду, пока она решит, хочет ли, чтобы я убрал их в холодильник или открыл, чтобы она могла поесть. Подталкиваю контейнер с соусом вперед. — Это очень вкусно.

— Я люблю спагетти.

— А кто не любит?

— В детстве это был мой любимый школьный обед.

Я смеюсь.

— Моим любимым блюдом были квадратные кусочки пиццы. Я складывал их пополам и макал в соус «Ранч».

Лилли морщит нос.

— Соус «Ранч» — это ужасно.

Я подхожу к шкафу и беру тарелку, начинаю накладывать ей еду, сначала лапшу. Лилли внимательно следит за каждым моим движением, облизывая языком нижнюю губу.

— Никогда больше так не делай, — предупреждаю я ее. — Это было странно.

Она опирается локтями на столешницу и садится на стул, наклоняясь вперед с ухмылкой.

— Тебе все кажется странным.

Это правда.

— Да, но облизывать губы — это очень странно.

— Я голодна! И так показывала свой энтузиазм.

— Да, но не надо так делать. — Найдя половник, я открываю соус и наливаю немного на аппетитную горку лапши. Это мясной соус с рублеными травами и специями, кусочками помидоров и фрикадельками. Они — мои любимые, поэтому мама набила ими контейнер.

— Эм, можно еще соуса, пожалуйста? — Лилли мило краснеет, когда просит, и я наклоняю голову, чтобы она не видела моего румянца.

Боже, какая она милая.

И такая красивая.

Готов поспорить, она могла бы осветить комнату в самый унылый и тоскливый день.

Я наливаю ей на тарелку еще соуса и кладу сбоку кусок сырно-чесночного хлеба.

Она смотрит на него.

— Лучше бы мне это не есть.

— Почему? Потому что в нем углеводы?

— Нет, потому что, когда я ем чеснок или лук, от меня дико воняет. — Лилли закрывает рот рукой и хихикает. — Не могу поверить, что я только что это сказала.

— Да ладно, от меня не воняет, когда я ем чеснок. — Так ведь?

— Да. — Она хлопает в ладоши, когда я пододвигаю к ней тарелку через стол. — Знаешь, у некоторых людей, которые едят спаржу, моча воняет, а у некоторых — нет? Думаю, с чесноком и луком должно быть то же самое. — С этим заявлением она поднимает хлеб и откусывает большой кусок с одного конца.

Стонет.

Между ее ртом и кусочком повисает ниточка сыра, и Лилли стонет еще сильнее.

— Боже мой, как же вкусно.

Я знаю, что пялиться, пока кто-то ест, невежливо, но она делает это так, что я не могу не наблюдать. Невозможно не смотреть, как девушка поглощает спагетти и мясной соус, как разделяет вилкой фрикадельки, словно участвует в гонке со временем и не ела уже несколько дней.

Или как будто участвует в соревновании по поеданию спагетти и должна победить соперника.

Лилли совершенно не стесняется.

Или ей просто наплевать на мое мнение и на то, что я о ней подумаю, потому что не находит меня привлекательным? Не из тех, кто может стать потенциальным бойфрендом? Разве она не стала бы более внимательно следить за своим поведением, если бы считала меня симпатичным? Возможно, она помнит, каким занудой я был, когда учился на первом курсе, и думает, что я такой же придурок и сейчас. Лилли была в моей спальне; она видела все мои ботанские награды, трофеи и ленты.

Неважно, я никогда не стану ее парнем, не говоря уже о свиданиях с ней, так что какое мне дело до того, что она обо мне думает?

Мне достаточно быть ее другом.

Кроме того, она только что рассталась с каким-то придурком-футболистом; очевидно, это ее тип парней.

К тому же, она отказалась от мужчин, и я отношусь к этой категории, не так ли?

Я отворачиваюсь, чтобы дать ей возможность уединения.

— О, боже! — Она стонет, всасывая длинную лапшу в рот. — Должно быть, с плиты это было намного вкуснее.

— Это было потрясающе.

— Нужно было пойти с тобой сегодня. Что у вас будет на следующей неделе? — Она смеется, вытирая уголок рта салфеткой, которую взяла из стоящей рядом подставки.

— Обычно спагетти, если только я не попрошу что-нибудь другое.

Девушка кивает.

— Рай.

Как человек, чья мама была дома большую часть дня после школы и готовила каждые выходные, полагаю, что могу считать само собой разумеющимся тот факт, что мама так хорошо готовит. Я не могу вспомнить, когда в последний раз у нас не было семейного вечера в воскресенье или когда она не готовила что-то домашнее; мне не нужно спрашивать Лилли, чтобы понять, что в ее доме в детстве такого точно не было.

Девушка продолжает есть и в конце концов доедает всю порцию, пока я неловко стою в стороне. Затем она откладывает салфетку, кладет ее на столешницу в знак того, что закончила есть, и улыбается мне.

— Надеюсь, осталось достаточно еды для тебя.

— О, конечно, не беспокойся обо мне. — Я жестом показываю на контейнеры. — Здесь гораздо больше, чем я могу съесть сам, и мне не очень нравится идея есть спагетти с сегодняшнего дня и до следующих выходных.

— Так вы едите одно и то же каждые выходные?

Я убираю ее тарелку, пока она сидит, споласкиваю ее в раковине и аккуратно кладу в посудомоечную машину для следующей загрузки.

— Да, это что-то вроде традиции. Наверное, мне стоит перерезать пуповину, но ведь не так уж и плохо есть домашнюю еду, правда?

— Что значит «перерезать пуповину»? — спрашивает она, пока я вытираю руки о салфетку для посуды и складываю ее на край раковины.

— Просто... — Дайте подумать, как бы это выразить, чтобы не выглядеть слабаком? — Эм. Моя мама...

— Все контролирует?

— Нет. Она просто... — Я машу рукой, подыскивая нужные слова. — Я не знаю, она домохозяйка, и, полагаю, очень привязана к нам с братом. Даже несмотря на то, что тетя Миртл не дает ей покоя и создает проблемы, мама ведет себя так, будто потеряла конечность из-за моего отсутствия. — Я пожимаю плечами. — От меня не убудет, если буду время от времени ездить домой на ужин, понимаешь?

Лилли кивает.

— Звучит неплохо. Не знаю, помнишь ли ты, как я описывала свою маму, но это почти полная противоположность. Если бы я приехала домой, она бы накормила меня морковкой, а на десерт заставила бы делать сальто назад на лужайке. — Она громко вздыхает, постукивая ногтем по стакану с водой. — Наверное, мы не можем выиграть во всем.

Я помню, как она описывала свою маму, хотя прошло уже несколько лет: в основном это мама-менеджер, которая пытается контролировать каждый аспект жизни своей дочери. А также помню, как Лилли рассказывала, что отправилась в колледж так далеко, как только могла, чтобы избежать постоянного вмешательства матери.

У меня тоже есть родственники, которые вмешиваются не в свое дело, но совершенно по-другому.

Девушка отодвигает стул от стойки и встает.

— Может я чем-то могу помочь? Помыть посуду? Мне неловко, что ты накормил меня, обнаружив спящей в своей постели.

Верно, я почти забыл об этом. О том, что она нашла браслет, и о моем смущении по этому поводу.

— Нет. Боже, не беспокойся. Посуда уже в посудомоечной машине, и убирать нечего, так что все в порядке. — Я смотрю через стекло боковой двери в темноту ночи и проверяю время. — Уже далеко за девять... тебе, наверное, пора идти.

— Пытаешься намекнуть, что мне нужно хорошенько выспаться?

— Возможно. Я больше всего люблю поспать.

— А я думала, математика и наука — твои любимые занятия.

— Сон — мой третий фаворит.

Мы оба смеемся, и я провожаю Лилли до входной двери, открываю ее и прислоняюсь к раме.

— Еще раз спасибо. — Девушка смотрит себе под ноги, и если бы я не знал ее лучше, то подумал бы, что она стесняется. В этот момент она чувствует себя так же неловко, как и я, потому что мы как будто на свидании и не знаем, как его закончить.

Что, конечно, нелепо.

— Не беспокойся. — Я вспоминаю причину, по которой она пришла в первую очередь. — Спасибо, что снова собрала Шалтая-Болтая.