— Я думаю о звездном морс и морской звезде, — ответил он низким, немного хриплым голосом.
— Вот как? — весело и звонко рассмеялась Валодзе. — Я об этом уже забыла.
— А я нет, — нахмурился Клав.
— Да забудьте же и вы! — Она стала вдруг серьезной… — Латинские окончания и склонения в самом деле ужасная вещь. В школе я часто их путала, и перевод получался до того забавным, что все смеялись.
— А почему вы теперь не смеетесь?
— Не морщите лоб, а то у вас слишком много морщинок. И вы становитесь похожим па старого Суну. Вот-вот влепите двойку!
— По моему предмету двоек обычно не ставят.
— Ну, тогда и нечего лоб морщить. Перестаньте! Понятно?… Вот так. — Она как-то смешно поклонилась и еще раз подала руку. — Теперь Бирута пойдет домой.
Бирута…
Он хотел произнести это имя вслух, по промолчал. Разве делаешь все. что хочется, и говоришь все, что хотелось бы сказать?
Ночь была прохладная и ветреная. Редкие облака мчались по низкому небу, но они не гасили звезд. Там, наверху. было звездное море, а Клав Калнынь думал о морской звезде.
Бирута. Бирута, Бирута…
В ту ночь для него началась весна.
Глава седьмая
Весна идет
1
Река еще покоилась под ледяным покровом, над заснеженными полями еще по-зимнему завывал ветер, поднимая метель. но, когда тучи расступались, па небе показывалась яркая синева и в воздухе улавливалось что-то новое, тревожное, неотвратимое.
Раньше всех это заметил Мейран.
— Весна идет, — сказал он Клаву, и казалось, что с этой минуты походка его стала бодрее, а взгляд — более острым. Потому что весна — это время года, когда у садовода больше всего забот.
«Весна идет». - повторил про себя Клав. Он сплел у себя в комнате и читал «Педагогическую поэму» Макаренко. Но сосредоточиться и вникнуть в прочитанное никак не мог. Что-то будоражило его мысли и чувства, до того будоражило, что ни для чего другого не оставалось места. Может, виною всему песка, а может, и нет, ведь не все вёсны одинаковы.
Иногда они начинаются с капели или бурных метелей, иногда с прикосновения к темно-русым косам, а иногда достаточно покружиться в вальсе па школьном балу. И именно поэтому жизнь кажется такой прекрасной, что она непостижимо многообразна.
Бирута…
Вместе с десятиклассниками она поздравила его с Новым годом. Пройдет немногим больше года, и десятиклассников уже не будет в лидайнской школе. А Бирута-Бирута останется, она еще встретит здесь много новых годов и много весен!
Бирута…
Почему он так много думает об этой девушке?
Клав опять взялся за книгу.
«Глупости!» — успокаивал он себя. Порою он даже сердился на себя за глупые мысли, но волнение все равно не унималось и жгло сердце медленным, злым огнем.
«Наверно, так должно быть», — покорно улыбнулся он, признавая свою слабость, но от этого ему не стало легче.
Каждый день он встречал Бируту Валодзе и каждый день боялся, что сделает что-нибудь неправильное, необдуманное, из-за чего потом придется краснеть. Была минута, когда ему хотелось взять Бируту за узкие плечи и сердито посмотреть в ее зеленые глаза, которые умели быть в одно и то же время и серьезными и веселыми. «Что ты делаешь со мной?» — спросил бы он так сурово, как это только возможно в двадцать пять лет. Однако Клав сдержался и ничего не спросил.
Чуть погодя он прикрыл глаза и стал думать о том, что хорошо было бы достать где-нибудь вороного копя. Непременно вороного, а нс гнедого или сивого. Посадить Бируту в сани и умчаться — все равно куда, только бы мчаться так. чтобы снег взлетал из-под копыт и белый вихрь бросал снежные хлопья на темно-русые косы.
Но и этой причуде не суждено было сбыться. Не суждено потому, что у Клава Калныня не было ни вороного коня, ни саней…
В другой раз ему захотелось весь вечер сидеть напротив Бируты, молча смотреть на нее и глубоко, всем существом, чувствовать бурное волнение в груди. И Клав сидел весь вечер, но… одни.
А потом, когда волнение, которое Клав сначала назвал глупостью, не улеглось, а все росло и росло, он понял, что это любовь. До сих пор Клав еще ни разу по-настояшему не любил, но теперь его чувства были так сильны и неотступны. что уже не было сомнений.
Если человек обречен, он перестает сопротивляться и с гордо поднятой газовой принимает свою судьбу. Так делает большинство людей, и Клав Калнынь не был исключением.
«Раньше ты был спортсменом и борцом, а теперь стал вздыхателем, — смеялся он над собой. — Радуйся, Клав, тебя можно поздравить».
Потом ему стало как-то стыдно, что вот и он такой же, как все. по ничего нельзя было изменить. Протяни черту мизинец, он всю руку отхватит.
И даже если бы Клав мог измелить случившееся, он все-таки отдал бы своему смуглому чертенку не только одну, но и обе руки.
С поднятой газовой и с горячим сердцем Клав Калнынь шел навстречу весне.
2
В лесу крупными, мягкими хлопьями падал снег. Все дороги, все тропинки замело, я большие ели стали похожи на огромные сугробы, лишь кое-где торчала темная зелень хвои.
В такое время ноги путника оставляют на снегу следы. Следы оставляет и хрупкая маленькая девушка, которая то идет шагом, то бежит. ЕЙ некуда спешить, никто не ждет ее в этот вечер, но девушка шагает бодро, движения ее ловки и стремительны.
Уже смеркается, по уходить из лесу не хочется. Еще полчаса, еще двадцать минут — может быть, именно благодаря этим минутам она сбросит очень ценную секунду. Учитель физкультуры ведь сказал:
— Мы победим.
Вера Ирбите начала тренироваться осенью. Раз в неделю, а иногда и два Клав Калнынь вел занятия. Он осторожно указывал на ошибки и убеждал Веру не останавливаться на полпути.
— Мы победим! — сказал он.
Сначала Вера Ирбите и не думала ни о чем таком. Ни бег, ни победы на стадионе ее как будто нс интересовали. Кросс она одолела сравнительно легко, но что тут особенного? Одна девушка бежит быстрее, другая медленнее.
Однако Калнынь был настойчив. Будто невзначай, он все снова и снопа заводил разговор о тренировках, и наконец девочка дала себя уговорить. Как могла маленькая Ирбите сопротивляться большому и серьезному Клаву Калныню, которому стоило только сдвинуть брови — и все девочки десятого класса замолкали и с благоговением смотрели на своего учителя!
— Мы победим! — сказал он Вере.
И девочка уловила ударение на слове «мы».
Разве смеет она обмануть надежды учителя? Что угодно, только не это! Он был такой заботливый, такой добрый!
— Не простудитесь, — часто говорил он девочкам после занятий и следил, чтобы они одевались потеплее.
И тогда случилось нечто совсем неожиданное. Шагая рядом с Верой, Калнынь спросил:
— А по другим предметам у вас все в порядке?
— Да, — ответила Вера и опустила голову. Видимо, вспомнила какую-нибудь отметку.
— Один пятерки к четверки? — Клав посмотрел на девушку.
— Да, — щеки ее залились краской. Лучше все же солгать, чем признаться про тройку по алгебре.
Калнынь поверил ей: с тех пор об отметках он никогда нс спрашивал. Конечно, поверил, да и как не поверить, если она сказала «да»!
А что, если учитель физкультуры когда-нибудь заглянет в журнал?
Теперь ничего нельзя было поправить. Вера солгала, и вот она вспомнила об этом сегодня вечером, в заснеженном лесу.
Время для тренировки, установленное Калнынем, уже давно прошло, но Вера продолжала шагать и бегать.
«Мы победим!» — повторяет она уже в который раз, и усталость исчезает. Может быть, именно эти лишние полчаса помогут ей добиться победы, о которой говорил Калнынь.
