— Вас в десятом классе очень любят, — опять заговорил Клав, когда они уселись в углу, рядом со сценой.
— Возможно, — сказала Бирута, обмахиваясь носовым платком, — но не так, как учителя физкультуры.
Клав сдвинул брови.
— Очень может быть, что нас что-то связывает, — словно нехотя ответил он, — только любовью это назвать трудно. Молодежь любит быстроту, каждый хочет быть впереди. Бороться и побеждать — естественные человеческие стремления, и если эти стремления удовлетворяются спортом, то неудивительно, что мы понимаем друг друга. Вот и все.
— Не совсем. — Валодзе посмотрела на серьезное лицо Клава. — Они вас слушаются, доверяют вам. Пурвинь обещал добиться четверки по алгебре — и добился. Топинь не интересовался литературой, но теперь он все стихи знает наизусть.
— И это известно классной руководительнице? — слегка улыбнулся Клав. — Чей это длинный язычок пересказывает все наши личные разговоры?
— Это не личные разговоры, — уклонилась Валодзе от ответа. — Вы просто у каждого умеете найти нужную струну. Вы знаете своих ребят. Но скажите, известно вам, что Топинь…
— Сегодня праздник, люди веселятся, немного шалят… У Арвида такой характер — любит иногда порисоваться.
— Бррр! — шутливо передернулась Валодзе. — От этих страшных историй по крайней мерс три девочки не смогут сегодня уснуть, а вы говорите — характер.
— Да, Топинь с характером, — настаивал Клав. — Осенью, когда надо было сдавать нормы ГТО, парень никак не мог выполнить упражнение на равновесие. Положишь бум на землю, Топинь пройдет по нему с завязанными глазами, поднимешь балку фута на три, парень теряет равновесие и не может сдвинуться с места. И что же вы думаете? Однажды вечером иду я по Большой улице и вижу — на углу стоит группа мальчиков, и все смеются. Смотрю — па колышки положена пятиметровая балка, а по ней скачет Топинь. Роланд стоит рядом и командует. Временами Аренд теряет равновесие и падает, но тут же снова карабкается на бревно. А теперь он бегает по буму, как белка. Хоть канат протяни от крыши к крыше, все равно пройдет.
— И тут опять-таки ваша заслуга. Авторитет! — полусерьезно, полушутя сказала Валодзе. — У вас замечательная специальность, — продолжала она немного погодя. — но скажите, почему вы избрали именно эту специальность?
— Это трудно объяснить, — Клав пожал плечами. — Выбор я сделал, кажется, еще лет шесть назад, когда случайно услышал репортаж о выступлении советских баскетболистов по Франции. После матча играли наш гимн. Слышно было, как кое-кто из зрителей пытался свистками осквернить торжественность момента. Но звуки гимна нарастали. становились все мощнее и мощнее. А когда гимн отзвучал, по полю пронеслась буря аплодисментов. В тот момент мне хотелось встать. Казалось, нет ничего прекрасней. чем завоевать победу для своей родины. Вот с этого и началось.
— А теперь? — невольно спросила Бирута Валодзе.
— Теперь? В учителя я. может быть, еще гожусь, а для баскетбола — я инвалид.
— Простите. — она слегка дотронулась до его локтя, — я не хотела вас огорчать.
— Ничего. — сказал Клав и посмотрел на свою соседку. — Лучше расскажите что-нибудь о себе.
— О себе я, пожалуй, ничего особенного рассказать не могу. Когда я была еще совсем маленькой девочкой и только научилась читать, в какой-то книжке я натолкнулась па два непонятных, по удивительно мелодичных слова. По крайней мере, так мне тогда казалось.
— А что это были за слова?
— Stella marls, — сказала она, закрыв глаза.
— Звездное море, — перепел Клав.
— Только потом я узнала, что это маленькое симпатичное создание — морская звезда.
Клав Калнынь прикусил язык. Ясно, что stella marls — морская звезда, и какого черта он ляпнул — звездное море?
Валодзе не заметила или притворилась, что не замечает, как Клав покраснел.
— Тогда меня пленила игра звуков, а потом заинтересовала и сама морская звезда. Вот с тех пор я и начала думать о растениях и животных.
Клав не отвечал.
— Почему вы молчите? — Валодзе коснулась его руки.
— Я думаю о том, что этот чудесный вечер уже кончился, — Клав встал — Вот и директор. Он, наверно, сейчас скажет, что пора по домам.
3
Не у одного Калныня новый год начался с неудачи.
Арвид Топинь долго стоял у дверей школы и кого-то поджидал Ожидание это с каждой минутой становилось все более безнадежным.
«Поди разберись во всем этом! То она подносит тебе цветы и лаже краснеет, то разговаривает, как с другом, а то, когда ты сам начинаешь краснеть, вдруг усмехается и ухолит Да к тому же еще сказала, что старая куртка идет ко мне больше, чем новый костюм и охотничьи рассказы»
Да, чудно все это. Прямо-таки нелепо.
Наконец на лестнице послышались чьи-то шаги. Отступив немного в тень, Топинь увидел Валдиса и Роланда.
— Почему вы так долго? — словно удивившись, спросил он и пошел рядом с друзьями.
— Приводили себя в порядок, — Валдис Абелит взял Топиня под руку: — Ты кого-нибудь ждал?
— Нет. Вообще-то я тоже приводил себя в порядок. А теперь можно идти домой.
— А где же Верка? — сказал Роланд, притворившись удивленным.
— А мне какое дело! — махнул Топинь рукой. — Пускай уходит И вообще, у меня в этом году плохое настроение И костюм этот тоже… Все молчат, а он неудачный. Да разве лидайнский портной умеет шить! Придется везти в Ригу переделывать.
Некоторе время друзья шли молча, только снег тихо поскрипывал под ногами. Вдруг Топинь, освободившись от руки Валдиса, толкнул Роланда:
— Послушай, дай-ка сигарету, что-то мне тошно…
— Я больше не курю, — едва заметно улыбнулся Poланд.
— Ты спятил! — Топинь даже оживился. — Когда же ты бросил?
— Уже довольно давно, — уклончиво ответил Роланд. — Я никогда по-настоящему и не курил, только баловался, когда не получалось с алгеброй.
— Вот оно что! — покачал Топинь головой. — А теперь, когда с алгеброй все в порядке, ты курить бросил, а?
— Не совсем так.
— Ну, ну?… — не успокаивался Топинь. — А как же это было?
— Однажды меня поймал Калнынь, — словно нехотя начал рассказывать Роланд. — Думаю, нагорит мне. Скажет классной руководительнице или директору. Комсомолец, мол, а тайком покуривает. Калнынь никому ничего не сказал, только посоветовал перечитать роман Островского «Как закалялась сталь».
— И ты перечитал?
— Перечитал.
— Разве там есть что-нибудь о курении?
— В одном месте есть.
— Постой, — вмешался в разговор Валдис. — Я что-то не понимаю. Ты, Арвид, считаешься специалистом по литературе, а же знаешь Островского?
— Видишь ли, я занимаюсь поэзией в самом узком смысле этого слова. А роман Островского — это вообще-то проза!
— Да, о курении там есть. — Роланд сделал вид, что не заметил этого маленького отступления. — Когда Корчагин говорят комсомольцам о том, что у них слабая воля, кто-то из товарищей сказал, что и сам Павка такой же — он курит. У Павла в эту минуту в руках была папироса, и он бросил ее со словами: больше не курю».
— Вот молодчина!. — Топинь уже забыл о своих собственных невзгодах. — А ты что? — спросил он чуть погодя.
— Когда прочел, сказал, что я тоже больше не курю.
— То же самое надо бы написать о хвастунах. — заметил Валдис. — Как знать, может, кто-нибудь исправился бы!
— Точно, точно, — кивнул головой Топинь.
4
— Спокойной ночи, — сказала Бирута Валодзе, подавая Клаву свою маленькую теплую руку.
Клав подержал ее одну секунду, не больше, и молча наклонился.
— Почему вы стали таким странным? — мягко спросила Валодзе. — Новый год всегда надо начинать радостно, тогда весь год будет счастливым.
— Я и начал радостно…
— А теперь вы насупились. Должно быть, опять о чем-нибудь задумались?