— Помните, мы как-то говорили о «stella maris». Вы сказали «звездное море», а я — «морская звезда». Может быть, правы были вы, — сказала она, подавая руку.

— Может быть, — поднял голову Клав. — Может быть, но мне нежна была морская звезда.

Она ушла. Больше не надо было скрывать, не надо было притворяться.

Небо заволокло тучами, и Клаву на руку упали первые капли дождя. А может быть, ему это показалось. Только что он держал руку Бируты, а теперь его руки пустые. Пустые, как сердце.

Где-то совсем близко переговаривались два мальчика.

— Такие дни надолго остаются в памяти, — сказал один.

— Да, они не забываются. — согласился другой.

Клав матча свернул с дорожки и пошел по траве. Молодая. только что пробившаяся из земли зелень! Хорошо бы разуться и шагать по такой травке. Долго идти, идти, пока голова не станет ясной, а сердце спокойным.

Но… зачем? Если больно, то пускай переболит до конца! Зачем уклоняться и принимать свое горе по частям?

За рекой, как обычно, мерцали городские огни, только звезды погасли.

1

Клав шел медленно. Дома его никто не ждал. Ночь была темная, безветренная, но в воздухе плыл запах сосен и весенних цветов На реке квакали лягушки, а когда их тревожные, взволнованные голоса замолкали, слышно было, как часы на руке отсчитывают секунды.

Где-то в Ростове-на-Дону боролась теперь сборная баскетбольная команда, об этом ежедневно писали в газетах и говорили по радио. Там побеждали, терпели поражения. но Клава там не было.

В Риге скоро зацветет сирень, еще один курс окончит институт, ребята разойдутся в разные стороны и унесут с собой много хорошего: они горячо возьмутся за работу, будут мечтать о будущем, и только он. Клав Калнынь, за один год уже успел разочароваться в своих мечтах. Своих воспитанников он учил побеждать, а самому пришлось потерпеть поражение. И так быстро.

Поражение? Но разве он по-настоящему боролся за свою любовь?

Клав остановился.

Может быть, вернуться и сейчас же поговорить с Биpутой? Но с каждым мгновением Клав все острее и неотвратимее понимал, что это будет напрасная, ненужная борьба — девушка с темно-русыми косами никогда не откажется от своего слова, никогда не нарушит обещания.

«Ладно!» Клав вздрогнул и пошел дальше.

«Жизнь надо принимать такой, какая она есть», — говорил обычно дядя. Он переболеет своей юношеской любовью, и все пройдет, словно ничего и не было.

Пройдет?

Нет, может быть, затихнет и на короткое время забудется, но когда-нибудь ночью он опять услышит знакомый голос, который будет рассказывать о морской звезде…

В садоводстве все уже спали. Клав открыл калитку и присел на скамью у забора.

Странно, почему сегодня такая тихая ночь? Почему не свистят паровозы и не гудят машины? И даже не слышно кузнечиков?

Должно быть, уже очень поздно. Машины в такое время не ездят А кузнечики — кузнечики ранней весной не стрекочут…

«Надо дождаться утра, — сказал Клав самому себе. — Надо дождаться утра, тогда все будет хорошо».

Медленно, бесконечно медленно тянулись минуты. Клав слышал, как где-то рядом, в садоводстве, пропел петух и за рекой в городке ему откликнулся другой. Залаяла собака, за воротами по мостовой прогромыхала первая повозка. На востоке розовело. Coлнцe еще не взошло, а городок уже просыпался.

— Ты так и не ложился? — спросил старый Мейран, спустившись с крыльца.

— Да, не ложился, — сказал Клав и поднял голову.

_ Думал о победе, а?

— О победе.

— А теперь сердце болит? — Садовник уселся рядом с Клавом.

Клав хотел что-то возразить, но, посмотрев на старого Мейрана, промолчал. Старые глаза часто видят лучше и дальше молодых.

— Ничего, пройдет, — попытался улыбнуться Клав и встал. — Надо лечь поспать.

Садовник достал трубку и полез в карман за кисетом:

— Знаешь, ты лучше спать не ложись. Вон удочки, возьми их и ступай на реку.

— Какой из меня рыбак?

— Может, рыбак из тебя и не получится, а все-таки попробуй. Иди к омуту и смотри на поплавок. Иногда помогает.

— Мне не поможет.

— Тогда скинь рубашку и пустись вплавь. Вода — лучшее лекарство.

Клав не ответил. Садовод откуда-то достал коробку с червяками и пододвинул ее Клаву.

Клав посмотрел. Неужели, когда человеку трудно, он должен накалывать на крючок червяка? Нет, тогда уж лучше уйти с головой в работу, трудиться без устали, отдавая всего себя, и это, возможно, поможет лучше удочки.

Он взглянул на часы: половина седьмого. В девять — урок гимнастики в десятом классе. И Клав пошел к реке умыться.

2

В школе он встретил Бируту. Она шла по коридору и сказала «доброе утро». Она как будто немного смутилась и хотела остановиться, но прошла мимо. Дробный стук ее каблучков затих в другом конце коридора. Клав прислушался к этому стуку, с минуту подождал.

И так это будет повторяться каждое утро, изо дня в день. Она будет приходить и уходить, но уже никогда не остановятся и не заговорит с ним так просто, как в ту новогоднюю ночь.

Нет. Он тут же решился. Никто на свете не вправе требовать, чтобы Клав Калнынь остался здесь и смотрел на Бируту. Это выше его сил, и директор поймет его. Разве мало городов, где нужен преподаватель физкультуры?

— Ну, что? Здорово ведь получилось, ничего не скажешь! — заговорил в учительской Петер Суна, увидев Клава.

— Ты о вчерашнем?

— А как же! В ваших играх я мало смыслю, но мне понравилось, как этот в белых штанах метался на площадке, словно ошпаренный.

— Его ребята не тренировались.

— Это меня не интересует. Зато его самого так натренировали. что он уехал домой один. Ребята повесив нос пришли просить механизаторов, чтобы их подбросили на машине в район.

— Я этого и не заметил, — признался Клав.

— Как же ты мог заметить? У тебя ведь были свои дела, — начал Суна, но, поймав на себе сердитый взгляд Клава, сразу осекся.

Было без нескольких минут девять.

Клав глубоко вздохнул и пошел к директору. Когда он был уже у порога, дверь открылась, и Калван вошел в учительскую.

— Вы ко мне? — Директор подал Клаву руку. — Вы, наверно, по поводу поездки на первенство в Ригу? — начал Калван и жестом пригласил к себе в кабинет. — Прошу.

Степные часы пробили девять, и раздался звонок.

— Что вы хотели? — спокойно спросил Калван.

— Я хотел уехать.

— В Ригу?

— Нет, там мне делать больше нечего.

— Куда же?

— Все равно куда, я еще сам не знаю.

Калван достал из портсигара папиросу и закурил.

— Почему? — спросил он чуть погодя.

— Личные обстоятельства.

Опять наступила тишина.

— Неужели у вас такие важные обстоятельства? — Калван положил руку Калпыню на плечо.

— Очень важные! — почти сердито воскликнул Клав. — Вы ведь освободите меня?

Калван потушил папиросу. Он тепло, даже с грустью посмотрел на преподавателя физкультуры.

— Если вам захочется уйти, я вас держать не стану, только такие вещи не решаются в один день.

3

Шли дни. Почти каждое утро Клав встречал Бируту, и эти встречи каждый раз бередили его рану. «Мне надо уехать отсюда», — думал он.

На берегу реки уже давно расцвел орешник, заблагоухали белые сугробы черемухи, и веселые молодые голоса перекликались по вечерам с голосами птиц — весна и юность немыслимы без песен.

Клав сторонился людей. Занятия на стадионе были прерваны, все готовились к экзаменам. У преподавателя физкультуры теперь стало больше свободного времени, и он беспрерывно думал о вещах, о которых лучше не думать…